Кортни. 1-13 (СИ) - Смит Уилбур

Кермит подъехал к туше и спешился. Лицо его горело, глаза блестели.

— Спасибо за помощь, приятель. — Он рассмеялся. — Господи! Вот это да! И как тебе охота в стиле Дикого Запада? Блеск, а?

Ни капли сожаления, ни намека на раскаяние.

Зная, что должен сдержаться, Леон перевел дыхание.

— Да уж, дикости хватало, признаю. Насчет блеска не уверен. — Он вскочил в седло, развернул лошадь. — Потерял где-то шляпу. Поеду поищу.

И что теперь делать? Устроить разборку? Поговорить начистоту? Сказать, чтобы искал себе другого охотника? Увидев лежащую на земле шляпу, Леон подъехал к ней и снова спешился. Поднял, отряхнул. Напялил. Возьми себя в руки, Кортни! Будь благоразумен. Уйдешь — и все кончено. Можно будет возвращаться в Египет и идти работать к отцу.

Он снова сел в седло и вернулся американцу. Кермит стоял около убитого носорога, поглаживая длинный черный рог. Когда Леон спешился, американец поднял голову, задумчиво посмотрел на него и тихо спросил:

— Тебя что-то беспокоит?

— Беспокоит. Как отреагирует президент, когда увидит этот рог. В нем футов пять, не меньше. Надеюсь, не позеленеет от зависти.

Ему даже удалось выдавить из себя улыбку — чем не предложение мира?

Кермит заметно расслабился.

— Зеленый ему к лицу. Жду не дождусь, когда смогу показать.

Леон поднял голову, посмотрел на солнце.

— Уже поздно. К вечеру вернуться в лагерь не успеем. Переночуем здесь.

Ишмаэль следовал за ними на муле, ведя на поводу второго, груженного горшками и прочей кулинарной утварью. Подъехав, он сразу принялся устраивать бивак и успел приготовить ужин еще до наступления сумерек. Седла положили на землю, эмалированные тарелки поставили на колени. Ели желтый рис с тушеным мясом антилопы.

— Ишмаэль — волшебник, — пробормотал Кермит, отправляя в рот очередной кусок. — В нью-йоркских ресторанах так не кормят. Скажи ему.

Ишмаэль принял комплимент с полной серьезностью.

Подчистив тарелку и проглотив последнюю ложку, Леон наклонился, подтянул седельную сумку, вытащил бутылку и показал этикетку американцу.

— Солодовое виски «Буннахабхайн», — довольно заулыбался Кермит. — Где ты его раздобыл?

— Подарок от Перси. Хотя он о такой своей щедрости не догадывается.

— Господи, Кортни, да это ты настоящий волшебник.

Леон разлил понемногу в эмалированные чашки. Пили, постанывая от удовольствия.

— Давай представим на минуту, что я действительно волшебник и могу исполнить любое твое желание. О чем бы ты попросил?

— Кроме красивой и на все согласной девушки?

— Кроме этого.

Посмеялись. Кермит ненадолго задумался.

— На сколько потянули бивни того слона, которого мой отец застрелил несколько дней назад?

— На девяносто четыре и девяносто восемь. До магического числа сто не хватило совсем чуть-чуть.

— Хочу еще больше.

— Ты слишком беспокоишься из-за того, чтобы превзойти его. У вас что-то вроде соревнования?

— Мой отец всегда во всем преуспевал, за что бы ни брался. Герой войны, губернатор штата, охотник, спортсмен — и это все до сорока. Мало? Ладно, он стал еще и самым молодым и самым успешным президентом в истории Соединенных Штатов Америки. Он уважает победителей и презирает неудачников. — Кермит приложился к чашке. — Насколько я понимаю, ситуация у нас тобой похожая, так что ты должен меня понять.

— Думаешь, отец тебя презирает?

— Нет. Он меня любит, но не уважает. Его уважение нужно мне больше всего на свете.

— Твой носорог больше, чем его.

Они посмотрели на лежащую неподалеку громадную тушу с тускло мерцающим в свете костра рогом.

— Неплохо для начала. — Кермит кивнул. — Однако мой отец больше оценил бы слона или льва. Поищешь для меня?

Леон посмотрел на Маниоро, сидевшего по другую сторону костра вместе с Ишмаэлем.

— Подойди ко мне, брат. Нужно обсудить кое-что важное. — Маниоро поднялся и, подойдя ближе, опустился на корточки. — Нам надо найти большого слона для этого бваны.

— Мы уже дали ему имя. На суахили его зовут бвана Попу Хима.

Леон рассмеялся.

— Что смешного? — спросил Кермит.

— Тебе оказана великая честь, — объяснил Леон. — По крайней мере уважение Маниоро ты заслужил. Он дал тебе имя на суахили.

— И какое же?

— Бвана Попу Хима.

— Не очень-то благозвучно, — с сомнением заметил Кермит.

— Оно означает «господин Быстрая Пуля».

— Быстрая Пуля? Попу Хима! Эй! Попу Хима! Скажи ему, что мне нравится! — Американец был явно польщен. — Почему они выбрали именно это имя?

— На них произвело сильное впечатление, как ты стреляешь. — Леон повернулся к Маниоро. — Бвана Попу Хима хочет очень большого слона.

— Каждый белый хочет очень большого слона. Нужно идти на гору Лонсоньо, просить совета у нашей матери.

Леон снова повернулся к Кермиту:

— Маниоро говорит, что нам нужно пойти на гору, где живет знаменитая масайская шаманка. Она скажет, где искать твоего слона.

— И ты действительно во все это веришь? — поинтересовался Кермит.

— Я — верю.

— Знаешь, я тоже верю, — с серьезным видом кивнул американец. — В горах к северу от нашего ранчо в Дакоте живет старый индейский шаман. Я никогда не охотился, не повидавшись прежде с ним. Свои маленькие суеверия есть у каждого настоящего охотника, даже у моего отца, хотя более прагматического человека найти трудно. Он всегда, когда отправляется на охоту, берет с собой кроличью лапку.

— Подмигнуть госпоже Удаче никогда не лишне, — согласился Леон. — Леди, о которой я говорю, ее двоюродная сестра. А еще она моя приемная мать.

— В таком случае мы можем ей доверять. Когда пойдем?

— Сейчас мы более чем в двадцати милях от главного лагеря. Если понесем туда голову носорога, потеряем пару дней. Предлагаю спрятать здесь, а потом Маниоро ее заберет. Если согласен, выступим утром.

— Это далеко?

— Поспешим, успеем за два дня.

На следующее утро голову укрыли в развилке высокого красного дерева, где закрепили клиньями. Ни гиены, ни другие стервятники забраться туда не могли. Спрятав трофей, выступили на восток. Шли без остановок; привал устроили, когда совсем стемнело. Леон не хотел рисковать — в темноте лошадь может запросто сломать ногу, угодив в нору муравьеда. Ночью он почему-то проснулся и с минуту лежал, прислушиваясь, стараясь понять, что его разбудило. Одна из лошадей заржала и ударила копытом.

Львы! Пришли за лошадьми. Леон сбросил одеяло, протянул руку за ружьем и сел. А когда присмотрелся, увидел у курящегося пепелища темный незнакомый силуэт человека в охряно-красной шуке.

— Кто здесь?

— Я, Лойкот. Я пришел.

Он поднялся, и Леон сразу его узнал, хотя за те шесть месяцев, что они не виделись, парень вытянулся на несколько дюймов. Голос у него прошел ломку и звучал глуховато, по-мужски.

— Как ты нас нашел?

— Лусима Мама сказала, где вы будете. Отправила меня встретить вас.

Их голоса разбудили Кермита. Американец сел, зевнул и сонно спросил:

— Что происходит? Кто этот парнишка?

— Посланец леди, к которой мы идем. Она выслала его навстречу, чтобы он отвел нас к горе.

— Как она, черт возьми, узнала, что мы идем? Мы сами не знали этого до вчерашнего вечера.

— Очнись, бвана Попу Хима. Подумай. Женщина, о которой я говорю, колдунья. Следит за дорогой и держит ногу на газе. Играть в покер с ней лучше не садиться.

Гору увидели утром, но к ее основанию подошли только после полудня, а когда поднялись на вершину, уже стемнело. Лусима услышала лошадей издалека и стояла, высокая и статная, у входа в хижину. За спиной мерцал очаг. Одежды на ней не было, если не считать таковой нитки с бусами на талии. Намазанная жиром и охрой кожа была натерта до блеска.

Подойдя к ней, Леон опустился на колено.

— Благослови меня, Мама.

— Благословляю, мой сын. — Она положила ладонь ему на голову. — Моя материнская любовь всегда с тобой.