Порою нестерпимо хочется… - Кен Кизи

в воду, что, не погружая в нее пилы, я не мог его распилить. Потому-то меня и колотило. Я еще раньше знал, еще до того, как спустился, что мне не удастся это сделать. «Подожди, — все-таки сказал я. — Сейчас я посмотрю, что мы…»

Хэнк снова вбил в кору вилку упора, и зубцы вгрызлись в древесину. Щепки и опилки полетели через плечо Джо в виноградник, и он зажмурил глаза. Он чувствовал, как осколки коры впиваются ему в щеку, а потом услышал, как мотор начал чихать, захлебываться и наконец остановился. Снова наступила тишина — только дождь и звуки радио: «Ты идешь по жизни без тревог…» Джо открыл глаза: вдали за рекой в дымке дождя и быстро наступающих сумерек виднелся пик Марии. И все же, и все же. Кто верит… тому не о чем беспокоиться. Хэнк попробовал вытащить пилу, чтобы завести ее снова, но она застряла намертво.

— Все равно ничего не получается.

— Послушай, Хэнкус, все нормально. Я чувствую, все будет о'кей… потому что, смотри: нам надо только подождать. И еще чуть-чуть веры. Потому что, смотри, старик: и без нас есть кому об этом позаботиться. Через пару минут прилив поднимет с меня эту хреновину. Разве нет?

Хэнк поглядел на дерево.

— Не знаю… оно так засело. Вода должна подняться довольно сильно, чтобы оно всплыло.

— Ну что ж, придется нам подождать, — с уверенностью произнес Джо Бен. — Жалко лишь, что я поторопился бросить курить, мог бы подождать один день. Ну ничего.

— Да, — произнес Хэнк.

— Да. Мы просто будем ждать.

И они стали ждать. Небо над рекой набухло от дождя, и лес за их спинами затих, словно прислушиваясь к музыке, доносившейся снизу. Дождь превращал ледяную жижу в водостоки, а водостоки в ручьи, сбегавшие к размытым берегам.

А тем временем у побережья, у Отрога Дьявола, волны поднимались все выше и выше к спасительной двери, захлестывая каменную стену. Гряда облаков, надвигавшаяся с моря, разбивалась о крутые склоны и устремлялась обратно через полосу прибоя.

Вив вылезла из горячей ванны и, что-то напевая себе под нос, вытиралась перед рефлектором в комнате, пахнущей розовым маслом.

Расстояние между домом и моими насквозь вымокшими ботинками все сокращалось, и чем дальше они хлюпали, тем решительнее и непреклоннее становился я: «Восемь миль сквозь этот дождь, восемь несчастных миль… какого черта, если я могу это, я могу все…»

Хэнк попробовал установить домкрат, чтобы поднять дерево, но в такой грязи винты лишь прокручивались.

— Нам нужна лошадь, — осыпая проклятиями домкраты, произнес Хэнк.

— И что тогда? — поинтересовался Джо, которого забавляло, как Хэнк злится на дерево. — Подцепить его и волочь через меня в гору? Нет, нам нужен кит, чтобы он утащил его вон туда по реке. Честное слово. Не знаешь, где можно арендовать хорошего, упитанного кита, привыкшего к упряжи?

— Как ты? Не стало легче?

— Может, немного. Не могу сказать. Я продрог как сукин сын. Насколько поднялось?

— Всего лишь на пару дюймов, — солгал Хэнк и закурил следующую сигарету. Он предложил затянуться Джо, но тот, посмотрев на дым, заявил, что при сложившихся обстоятельствах он предпочитает не нарушать обет, данный Господу. Хэнк молча продолжал курить.

На ветках, свисавших над рекой, церемонно восседали зимородки — они тоже ждали.

Когда вода достигла шеи Джо Бена, Хэнк нырнул, уперся плечом в ствол и попробовал сдвинуть дерево. Но для того чтобы сдвинуть с места такую махину, нужен был, по меньшей мере, дизель в двести лошадиных сил, и он прекрасно знал это. Знал он и то, что часть бревна осталась на берегу, и для того чтобы оно всплыло, вода должна подняться довольно высоко. И даже если оно стронется с места, то, скорее всего, откатится к берегу, еще больше придавливая Джо.

Время от времени какой-нибудь зимородок взлетал, словно намереваясь нырнуть, и, не решившись, снова возвращался на ветку.

Джо выключил приемник, и они немного побеседовали. О старике, который лежал наверху, укрытый паркой Хэнка, о работе и о том, что, как только им удастся добраться до телефона, надо будет сразу позвонить Дж. Дж. Бисмарку, как они его называли, — главе фирмы «Ваконда Пасифик», и договориться о помощи на завтрашний день.

— Может, сам старина Джером Бисмарк заскочит сюда по реке в спасательном жилете — вот будет картиночка что надо. Четыреста фунтов Дж. Дж. Бисмарка, плескающихся в воде. О Господи…

Хэнк рассмеялся:

— Ладно-ладно, остряк, ты лучше вспомни, как сам в первый раз занимался сплавом. Не помнишь? В разгар января, все бревна во льду…

— Ну и что! Ничего я такого не помню. Ничего особенного.

— Да? Ну что ж, тогда мне придется освежить твою память. Ты напялил на себя десяток свитеров, брезентовые штаны, а сверху еще здоровый макинтош…

— Ничего подобного. Это был не я. У меня никогда не было макинтоша. Наверное, это был кто-то другой.

— И при первой же попытке поднять бревно ты свалился в воду и пошел на дно как топор. Бульк — и нету. И половина бригады занималась тем, что выуживала тебя обратно — столько ты весил. Я чуть не умер от смеха.

— Это был кто-то другой. Я всегда одеваюсь легко, чтобы не терять подвижность. Кстати, я тоже кое-что помню: как ты носил шарф, который тебе связала Барбара, и он попал в передачу пилы, — помню, мы еще прикидывали тогда, как ты загнешься — голову тебе снесет или просто задушит! Как насчет этого?

— А помнишь, кстати об одежде, когда наша команда борцов отправилась в Бенд на состязания и старина Брюс Шоу вырядился в смокинг, решив, что это лучшая спортивная форма.

— Да-да, Господи, Брюс Шоу…

— Орясина Брюс — он до сих пор продолжает расти.

— Ну да? Не может быть. Я тебе говорил, что какое-то время он был у нас членом университетского совета? Правда, у него это не слишком получалось. Но подходить к нему близко было опасно; да, потом он стал еще выше.

— Господи, куда уж больше! Он уже тогда весил двести восемьдесят или двести девяносто…

— А потом, после того как он бросил службу, я потерял его из виду. — Что с ним стало, не знаешь?

— Лет семь тому назад он попал в автокатастрофу… Слушай, разве я не говорил тебе? Я с ним столкнулся сразу после этого происшествия в «Музыкальном ранчо». Я заметил Брюса, когда он танцевал,