Порою нестерпимо хочется… - Кен Кизи

предупреждали: «Осторожно! Осторожно!», лицо все такое же красное, как рука у старика: «Господи, верни мне мою руку, мою хорошую руку». — «Берегись!» — «Не волнуйся, Хэнкус!» — и падает… «Берегись, Джоби!» — и он катится по склону, вместе со своим домкратом, болтающимся из стороны в сторону, кувыркаясь несется вниз, все еще веря и надеясь, прямо в реку, падая наотмашь, и сверху, поперек обеих ног, останавливается бревно.

Ты идешь по жизни без тревог,

Потому что путь свой выбрать смог…

И снова тишина: только радио, шорох дождя по хвое и плеск реки… Потом в папоротнике что-то начинает шевелиться, и, покачиваясь, Хэнк поднимается на ноги — после удара кружится голова. Он стоит, ожидая нового нападения сзади, но вокруг все тихо, все затаилось — мир, оправленный в мертвую бездну безмолвия, словно жизнь, оправленная в сон. «Ты идешь по жизни без тревог». (Только это не сон. Потому что я не сплю, я настолько не сплю, что мысль моя убежала далеко вперед, оставив позади время. Но сейчас оно снова начнется; сейчас начнется время, через минуту…) Мысль, словно эхо, мягко отдается в голове. «Куда девается дырка, когда съеден пончик?» (Через минуту, через минуту. Я просто спал. А теперь я проснулся, но время еще не началось. Через минуту распрямится ветка, и дикие утки, замершие в воздухе, продолжат свой полет, и у старика Генри хлынет кровь из руки, и я закричу. Через минуту. Только бы мне вырваться из этого, сейчас.) «Джо!» (сейчас) «Джоби! Держись! Я иду!»

Он сбежал по колее, которую, расчистив грязь, оставило за собой бревно, перепрыгнул через заросли виноградника и увидел Джо Бена. Тот сидел по плечи в воде, и вид у него был такой, будто он держит дерево на коленях. Он сидел спиной к вспаханному бревном берегу, глядя через реку на горы, и улыбался. Подбородок он упер в кору — казалось, ему совсем не больно. «Ну и въехало же оно мне, старик, да, старик?» И он тихо и как-то странно спокойно рассмеялся. «Как у меня, — подумал Хэнк, — у него еще не началось время. Он еще не понимает, что с ним произошло…»

— Тебе очень плохо, Джоби?

— Думаю, что нет. Оно придавило мне ноги, но подо мной мягкий ил. По-моему, они не сломаны. Даже приемник цел. — И он покрутил ручку настройки. Над водой понеслось:

Смысл этой истины простой

Выбит буквами в три фута высотой.

Оба замолчали — неловкая, но честная пауза.

Ты идешь по жизни без тревог,

Потому что путь свой выбрать смог…

Потом… Хэнк вдруг резко дернулся.

— Держись. Сейчас я схожу наверх за пилой.

— Как там старик? Я слышал его крик.

— Ему раздавило руку, и он потерял сознание. Сейчас я принесу пилу.

— Пойди к нему, Хэнк. Я держусь. Обо мне можешь не беспокоиться. Знаешь, что я тебе скажу? Мне как-то нагадали, что я доживу до восьмидесяти и у меня будет двадцать пять детей. По дороге за пилой взгляни на старика. И будь осторожен.

«Будь осторожен!» Только послушайте этого сумасшедшего. «У него пятеро детей, и он мне советует быть осторожным. Черт-те что», — сказал я ему и полез по склону. Я едва дышал, когда добрался до Генри. «Ну-ну, совсем обезумел… — попробовал я себя успокоить, — ну, попали в переделку, но мы из нее выберемся. Расслабься и смотри на все спокойно, как Джо». Я приказал своим легким дышать глубоко и медленно и попробовал остановить дрожь в руках. «Ну-ну, Господи ты Боже мой… Спокойнее, спокойнее и медленнее. Ну что так надрываться? Спокойно».

Голова его звенела, сердце выстукивало морзянку, но он, кажется, все еще чего-то ждал, он все еще пытался отмахнуться от навязчивой мысли — это чушь, я просто запаниковал.

Старик лежал на куче грязи и сосновых игл, как подбитая чайка. Я встал на колени и осмотрел сломанную руку. Она, конечно, была в плохом состоянии, но кровоточила не слишком сильно. Я вынул из кармана носовой платок и наложил жгут у подмышки — кровь стала течь слабее. Продержится, пока я не подниму его к пикапу. Тащить его вверх будет, конечно, не так-то легко. Но будем надеяться, что ноги у Джо в порядке, и можно будет смастерить носилки и вдвоем поднять его, как только мне удастся вытащить Джо из-под бревна. «Это бревно». Сейчас я спущусь и посмотрю… «Но это бревно!» Через минуту я… «Это бревно, привалившее Джо… в воде!»

Хэнк вскинул голову. Сердце стучало, как обезумевший телетайп. Теперь он понял, какой текст оно пыталось донести до его сознания: «Вот почему я не могу успокоиться! Я же знал, я чувствовал это еще там, внизу. Я же знал, еще до того как это бревно взвилось в воздух, что будет беда. Я знал еще вчера вечером, что я… О Господи! Это бревно, оно упало…» Он с криком схватил пилу и, спотыкаясь, снова понесся вниз по вспаханной колее, прорываясь через виноградник и заросли папоротника к берегу, где неподвижно сидел Джо Бен…

Теперь, уже начав двигаться, я решил, что дойду до дома пешком, даже если мне придется отшагать все восемь миль. Я даже начал получать удовольствие от этой ходьбы по гравию в сопровождении дождя: мы шли с ним вместе, двигаясь от ресторана в восточном направлении. Ветер бил каплями по шее, и его толчки в спину только усиливали мою решимость. «Я могу, — мрачно повторял я себе, — я сделаю это». Теперь мне уже не нужно было думать о предстоящем испытании, а только о том, как туда добраться. Я шел вперед, к реке, решительно и без остановок, ни разу не подняв руку, чтобы «проголосовать» попутной машине. «Я могу, черт возьми, сам, если не считать дождя, черт возьми…»

Хэнк продрался через прибрежную растительность прямо к бревну; по спине Джо он понял, что вода поднялась уже на несколько дюймов.

— Рад тебя видеть, — произнес Джо. — Что-то тут становится глубже ни с того ни с сего…

— Джо! Я не могу! Это бревно. — Почти на грани безумия я мял и крутил стартер пилы. Руки у меня снова начали дрожать. — То есть, понимаешь, я не могу пилить… видишь, где проходит вода. — Мотор пилы взвыл. Лицо Джо потемнело, когда он понял, что я имею в виду. Бревно настолько осело