Львы города Лемберга - Юрий Валин

- Вы, товарищи девушки, осторожнее темы выбирайте, - негромко предостерег Попов.

- Мы исключительно о театре, - заверила Мезина. - Я с товарищем полковником с довоенных времен знакома, страшно сказать сколько лет. Не поверите, в один театральный кружок ходили. Эх, какие времена были.

- А я сразу понял что вы актриса, - заметил капитан Марчук. - Да, что война с нашими женщинами делает.

- Ничего, мы еще вернемся к мирной жизни и всё наверстаем, - заверила Катрин. - Будем по стране ездить, по театрам ходить. Кстати, как тут во Львове с театром? Ориентир годный?

Разговор вошел в техническую колею и это было правильно. Потом Коваленко приказал отдыхать.

- Надо бы хоть пару часиков вздремнуть, - прошептала Катрин, глядя куда-то вверх. - Что-то я нервничаю. Действительно отвыкла. Нельзя сказать, что у нас сплошь пасторали со свинюшками-пастушками, режемся в меру сил, как же без этого. Но здесь масштабы. Полгоризонта громыхает...

- А я уж как-то не замечаю, - признался Женька. - Слушай, а что у тебя за духи? Что-то столичное, эксклюзивное? Сугубо из практических соображений спрашиваю - Иришке такой букет наверняка понравится.

- Что, еще чувствуются? - слегка смутилась старший сержант. - Это еще тамошние. Вроде бы смывала тщательно.

- Экзотика там у вас... - Земляков пощупал ППС под боком и не заметил как глаза закрылись.

Еще до рассвета механики спецотряда начал заводить двигатели...

Оперативная обстановка:

7 июля "Командующий Львовского округа" полковник Армии Крайовой Филипковский получил из Англии приказ генерала Соснковского начать львовскую часть акции "Буря". Задача: овладеть Львовом и создать польскую администрацию, опережая приход советских войск. Непосредственно в городе у поляков имелось около трех тысяч вооруженных боцов: так называемые "5-я дивизия пехоты", "14-й полк улан" и отряды добровольцев. Подпольные группы и партизаны мобилизованы, но активных действий пока не предпринимают.

Немецкая администрация и большая часть тыловых подразделений вермахта покинула город.

Войска 3-й гвардейской танковой армии 4-й танковой армии подошли к городу и частично обошли его. В руках немцев остается Стрыйское шоссе (юго-западное направление). Штурм начнется в ночь на 22 июля. Первыми в город войдет 63-я гвардейская танковая 10-го гвардейского танкового корпуса. Спецотряд идет следом....

[1] Легкий бронеавтомобиль советского производства на базе легкового автомобили ГАЗ-67. Вооружение - один пулемет ДТ

[2] ЗСУ-М17 американского производства, поставлялась по ленд-лизу. Создана на базе полугусеничного бронетранспортера М2, вооружена счетверенной установкой "Browning" калибра 12,7 мм.

[3] Scout Car M3 - лёгкий бронетранспортёр производства США, штатно вооружался одним 12,7-миллиметровый пулеметом и одним-двумя 7,62-миллиметровыми.

[4] "Север" - советская переносная коротковолновая радиостанция.

4. Пан дезертир и другие

Львов, улица Святого Яцка

17:20

...Опять взялась всхлипывать-давиться. Уймется или нет? Микола осторожно, боясь, что тонкая дужка хрупнет, поставил на блюдце чайную чашечку.

- Вы, пани Олена не сокрушайтесь так. Супруг ваш истинным героем погиб, честью не поступился. До последней возможности прорыв возглавлял, командовал. Смерть истинного лыцаря. Когда ранило, думали, вынесем, эх... У москалей снайперов сотни...

Про лыцаря, кажется, уже говорил. Пани кивает, платок к глазам жмет, опять всхлипы грудяные, словно собака кашляет. Да шо ж в том толку? Все одно не воскресить...

Мучил Грабчака скулеж бабский. Хотелось успокоить, взять двумя пальцами за шейку хрупкую, сдавить, словно ту чашечку с фаянсовыми загогульками, и пани к себе притиснуть. Пусть живого мужчину почувствует. Вон, и диван имеется...

Вообще, пани Тимкевич не только с тылу была гладка. Воспитанная дамочка, с лица приятная, только нервна излишне. В письмецо вцепилась, слезы-всхлипы, то да сё, но без обмороков. Приказать, чтобы переодели, да обед разогрели, не забыла. Девка-прислуга, ахая и слезу пуская, Миколу накормила, дала панские вещи (не обноски, все вполне приличное, хотя и тесноватое). Потом пригласили чай пить и рассказать "о хвылине страшной[1]". Отчего ж не рассказать? Все давно придумано, еще тогда, когда Микола покойницкую записку у дороги перечитывал...

Прислуга, круглолицая, на домашнюю кицьку похожая, сейчас в дверях залы торчала, тоже слезы утирала, носом хлюпала. Вот сволоцюга, мешает ведь. Надо бы дело решать, а тут еще диван на глаза так и лезет - суп горячий, да щедрая стопка настойки, солдатские мыслишки разогрели. Но не время: бабы две, дите в спаленке - запросто расшуметься могут. Тут решать да сбегать нужно, иначе "хвилина страшна" и самому Грабчаку запросто может прийти...

...Днем в город шутце Грабчак вкатил на удивление легко. Не по шоссе, понятно, а пригородной улочкой, тропкой между заборов, и скоро на знакомой Казневской улице оказался. Патрулей не попадались, бог миловал, но неспокойно в городе: винтовки перестукивали, а то и вовсе граната грохнула. Но то поодаль, а пока, пригнув пониже голову в надежном шлеме, Микола накручивал педали, по булыжной мостовой летел-трясся неутомимой молнией. Город он знал неплохо: и пленных конвоировать сюда приходилось, и когда дивизию доформировывали, бывал. Вывернув на Панэнску, с перепугу чуть не завалился - колонна немецких грузовиков, бронетранспортер с автоматической пушкой. Но приняли за своего, прокричали что-то о партизанах на крышах. Микола ответил "данке, камрад!" и покатил дальше.

Везло Грабчаку: не было партизан, вообще никого не было - улицы будто смертная холера вычистила. По тротуару ветерок волок бумаги, порой покрышка велосипеда оставляла ребристый отпечаток на подвернувшемся исписанном листе. Проезжая мимо полицейского участка с распахнутыми дверьми и окнами, Микола догадался: сбежали и власть львовская, и германцы, не будут осаду держать. А что от них, кобелей трусливых, еще ждать? Бросили фронт, едва припекло, немчура поганая. Чего ж им город оборонять, небось не свое, не жалко.

Вихрем, в шипении шин, Грабчак выскочил за угол к Ризьнецкой - впереди торчала группа каких-то людей, кажется, в немецкой форме. Закричали, что-то приказывая. Нет уж, объясняться да виниться Микола никак не желал. Соскочил, живо развернул машину и обратно, за угол. Вслед вновь заорали, выстрелили - кажется, в воздух, но Грабчак уже укрылся за углом. В седло и ходу. Так-то - нынче шутце сам себе хозяин. Добрался до улицы Святого Яцка, счастливо проскочил мимо пустых казарм, квартиру хорунжего отыскал - боялся, что опоздал. Нет, везло - не додумалась пани Тимкевич вовремя уходить, ждала чего-то...

...Да когда ж она уймется?

...- Пани, видит бог, слезами горю не поможешь. Мне бы связаться с хлопцами из подполья. Приказано, если кто живым прорвется в "Башту"[2] уходить. Долг наш таков...

Утерла глаза, воспитанно высморкалась в кружавчики носовичка:

- Сейчас я вас отведу. С дочерью пока Олена посидит...

- Непременно посижу, - прислуга вновь сунулась в залу. - Только вы послухайте, шо твориться...

Микола прыгнул к окну, осторожно приподнял тяжелую складчатую штору, со второго этажа видно плохо: на улице ругались, кто-то завопил по-польски... Десяток человек с повязками на рукавах... винтовка, вторая... Усач в фуражке размахивал револьвером...

- Поляки! Это к вам?!

- Внизу семья сотника квартирует. Мстить явились, свиньи ляшские, - с ненавистью прошипела пани Тимкевич.

- Уходить нужно!

Микола метнулся на кухню, схватил винтовку, подсумки. Есть две гранаты, пистолет... Сдурел? Бой принимать?! Да не дай бог...

Винтовку и ремни сунул за плиту - может, не найдут. Гранаты в карманы - вроде бы узковатые брюки разом вниз поползли, норовя стреножить. Кобуру к черту - "вальтер" за пояс, второй магазин в карман. Документы и часы хорунжего...

За столом в зале пани Тимкевич что-то торопливо писала.

- Уходить надо! - зашипел Микола, слушай, как орут в подъезде - на первом этаже хрустела выламываемая дверь, зашлась в визге женщина...

- Я вам адрес дам. Уведите Олену и нашу доню. Кныш их спрячет, вам поможет...

Микола схватил записку. Вот же дура, да пусть себе...

Олена волокла перепуганного ребенка, пыталась девчонку в пальтишко втряхнуть...

- До черного ходу...

Микола побежал следом. Застряли у двери, девчонка придушенно заплакала.

- Не возися! - шепотом гаркнул Микола.

- Та ключ... - руки у девки дрожали.

-Та отперла вже. Засов... - Грабчак отстранил неловкую прислугу, отодвинул задвижку. Тяжелая дверь распахнулась, с глубины темного подъезда тут же кто-то закричал. Микола живо захлопнул дверь, лязгнул засовом:

- Сторожат!

- Ох, боженька! По галереи, да на крышу?

Побежали по коридору обратно. Дите ныло и словно нарочно руки растопыривало.

- Та держи ее крепче! - зашипел Микола.

Мелькнула зала: пани Тимкевич так и сидела за столом. Меж игрушечных чашек стояла открытая шкатулка, в ней какие-то письма, ленточки, револьверчик крошечный...