Парашютисты-диверсанты Сталина. Прорыв разведчиков - Максим Бузин

– Хорошо, обер-лейтенант, задам вопрос по-другому: видели ли вы ночью гауптштурмфюрера СС Гельмута Хайнца?

– Нет, господин штандартенфюрер, покойного гауптштурмфюрера Хайнца ночью я не видел. После авианалета лейтенант принес мне документы погибших. Среди них были документы Хайнца.

– То есть о том, что гауптштурмфюрер Хайнц убит, вы узнали из этих документов? – спросил Клотцер, пристально глядя на Отто.

– Так точно!

– Кто-нибудь еще может подтвердить, где вы были минувшей ночью? – Этот вопрос гестаповец задал неожиданно жестким тоном.

– Я уже сообщил вам, где был ночью! В палатке я находился один. Мне, в отличие от некоторых, вооруженная охрана не нужна! – дерзко ответил Отто, глядя Клотцеру в глаза и открыто намекая на оставшихся снаружи автоматчиков. – Мне кажется, что вы меня в чем-то подозреваете!

– Вам правильно кажется! Я вас подозреваю в убийстве гауптштурмфюрера СС Гельмута Хайнца. Около его тела был обнаружен камень со следами крови. Голова покойного разбита, вероятнее всего этим же камнем. Днем ранее между вами произошел конфликт со стрельбой. И я считаю, что оснований для вашего ареста вполне достаточно!

О содержании доноса, написанного Хайнцем на Отто фон Кампа, штандартенфюрер говорить не стал.

– Я не убивал Хайнца, – медленно и с расстановкой произнес Отто, постепенно закипая. – Это он стрелял в меня возле объекта «Икс» при десятке свидетелей. Стрелял в спину. Меня спасло, что в последний момент ему помешал известный вам майор Дамфельд из Абвера. Этот инцидент должен быть отражен в рапорте майора, и если вы направите запрос…

– Довольно, обер-лейтенант! – прервал его Клотцер. – Вы арестованы!

И, повернувшись к входу в палатку, крикнул:

– Шарфюрер, ко мне!

Тотчас же в палатку вошел автоматчик и вытянулся по стойке «смирно».

– Обер-лейтенант фон Камп арестован по моему приказу, – важным тоном изрек Клотцер, – он обвиняется в убийстве офицера СС! Вечером его сопроводят в Берлин. Пока же он будет находиться здесь. Вы головой отвечаете за него! Никого к нему не впускать без моего разрешения, любые разговоры запрещены. Вам все понятно?

– Так точно, господин штандартенфюрер! – Шарфюрер щелкнул каблуками и направил автомат в грудь Отто.

Клотцер посмотрел на фон Кампа. Казалось, он хочет что-то сказать. Но, видимо передумав, гестаповец повернулся и вышел из палатки.

Отто посмотрел на шарфюрера, неподвижно стоявшего перед ним с автоматом наперевес. Затем, по своему обыкновению, слегка пожал плечами, повернулся к охраннику спиной и сел на стул, который где-то раздобыл адъютант генерала Штернхоффа для своего шефа.

«Вот это я влип, – подумал он, разглядывая земляной пол. – За этого гнилого эсэсовца меня могут запросто расстрелять. Майор Дамфельд говорил, что Хайнц – родственник Гиммлера. Никто и не будет разбираться в обстоятельствах его смерти, когда рядом есть подозреваемый номер один, то есть я. Что же делать?»

Отто обхватил голову руками, словно хотел собрать все мысли воедино. Но в голове была пустота, мозги отказывались работать. По телу свинцовой тяжестью разлилась усталость. Возможно, это было следствием того, что он испытал ночью во время бомбежки и позднее возле объекта «Икс». На Отто нахлынула апатия. Он закрыл глаза и погрузился в состояние дремоты, забыв на время, что арестован и за спиной находится вооруженный часовой.

Прибыв в условленное место, лейтенант Терентьев и красноармеец Меньшов разделились. Терентьев расположился в ветвях березы, росшей на склоне оврага. Оттуда, насколько позволяла обильная листва деревьев, он видел все подходы к месту их временной дислокации. Меньшову он разрешил немножко вздремнуть. И не успел лейтенант вскарабкаться на березу повыше, как Меньшов уже крепко спал, устроившись среди толстых корней поваленного дерева.

Терентьев достал карту и, опершись спиной о ствол, принялся внимательно ее изучать, не забывая периодически осматривать прилегающую местность.

«По дну оврага можно будет подойти на расстояние чуть больше ста метров к объекту, подлежащему уничтожению, – рассуждал про себя лейтенант. – Потом подняться наверх, замаскироваться и ждать сигнала майора Седова. Мы договорились, что если он не объявится до наступления темноты, то начинаем действовать самостоятельно. Надо дождаться Воронина и начинать движение. Аккуратно подберемся поближе, все что можно рассмотрим и прокачаем ситуацию. Где же Воронин?» – Терентьев с высоты своего наблюдательного пункта пытался взглядом проникнуть сквозь густую листву.

Словно в ответ на его тревожные мысли на противоположном краю оврага среди осиновых деревьев прокричала сова.

Лейтенант сложил руки рупором и издал ответный «ухающий» звук. Из-за толстой осины сначала показался автомат, а за ним нос, который словно принюхивался к окружающим запахам.

Затем нос и автомат исчезли, а с другой стороны ствола дерева показалось измазанное грязью улыбающееся лицо сержанта Воронина.

Быстрым шагом он спустился на дно оврага. Посмотрев мимоходом на спящего Меньшова, сержант поднялся наверх по противоположному склону и присел возле березы, на которой располагалось его непосредственное начальство в лице лейтенанта Терентьева.

– Командир, – негромко произнес сержант, не поднимая головы, – я увел фрицев в сторону. Когда я вышел из воды, то наблюдал за ними некоторое время. Судя по голосам, они побежали по ручью в направлении, противоположном нашему, и сейчас мы оторвались на несколько километров. Я уложил пятерых гитлеровцев и подстрелил пару собак. Но, мне думается, вскоре немцы поймут, что идут по ложному следу, и повернут назад. Тихо! – Воронин резко замолчал, услышав странный звук, и направил ствол автомата в сторону низкорослого кустарника.

Из густой травы появился серый заяц, покрутил головой и юркнул обратно.

– Это заяц, – облегченно выдохнул сержант, опуская ствол.

– Я спускаюсь, – раздался сверху голос Терентьева, и через несколько секунд он почти бесшумно спрыгнул на землю.

– Ты как, цел? – спросил лейтенант, осматривая изорванный комбинезон Воронина.

– Левую руку зацепило по касательной. Так, царапина. Да штанишки немного испачкал. – Сержант с интересом рассматривал свой протертый до дыр на коленях комбинезон.

– Веришь, командир, мне кажется, что сегодня я полз быстрее, чем потом бежал под пулями! Наверняка мировой рекорд установил! – Воронин улыбнулся с видом олимпийского чемпиона.

– Молодец! – похвалил сержанта Терентьев. – Давай буди Меньшова, пора в путь.

Через пять минут парашютисты быстрым шагом уже двигались вдоль ручья по дну оврага. Первым шел Терентьев. Он настолько хорошо изучил карту, что не было необходимости с ней сверяться. За ним с интервалом в несколько метров следовал сержант Воронин, изредка бросавший хмурые взгляды на свое рваное обмундирование. Замыкал процессию Меньшов, еще не до конца проснувшийся и поэтому периодически зевавший во весь рот. Что, впрочем, не мешало ему зорко глядеть по сторонам и прислушиваться к казавшимся подозрительными шумам и звукам. Но все эти звуки были естественной частью повседневной лесной жизни и не несли с собой явной или скрытой угрозы.

Поэтому, пройдя по дну оврага два с половиной километра, десантники во главе с Терентьевым осторожно вскарабкались вверх по крутому склону и, растянувшись в цепочку, короткими перебежками выдвинулись в сторону опушки. Где и залегли, замаскировавшись среди густых кустов и травы.

Оставив товарищей на опушке, лейтенант Терентьев очень аккуратно, стараясь, чтобы ни одна травинка не пошевелилась и ни одна веточка не покачнулась, пополз вперед, буквально вдавливая свое тело в землю. Двигаясь почти со скоростью улитки и замирая при каждом подозрительном шорохе, он оказался наверху небольшого пригорка. С минуту полежав без движения и «послушав» округу, Терентьев медленно приподнял голову, чтобы осмотреться. И замер, пораженный неожиданным зрелищем.

Перед ним и по сторонам возвышались такие же небольшие холмы, как и тот, на котором находился он сам. Некоторые холмы были повыше, некоторые – пониже. На одних росли деревья, другие были покрыты только ярко-зеленой травой. Впереди, примерно через сотню метров, холмы переходили в равнину, на которой сиротливо прозябали немногочисленные молодые березы.

Между этими березками стальной змеей тянулся ряд заграждений из колючей проволоки. За этой искусственной преградой на расстоянии десяти метров друг от друга стояли вооруженные автоматами эсэсовцы. А за их спинами, накрытый сверху маскировочной сетью, находился корпус огромного самолета!

Освещенная сбоку солнцем, половинка фюзеляжа словно купалась в его ярких лучах. На борту четко выделялась вписанная в круг буква «Х».