Миллионы глаз - Лев Зильвер

— Это ошибка, явная ошибка…

Люди не отвечали. Они просматривали книги, бумаги.

— Вам темно, — внезапно вспомнил Осипов. Он быстро встал с кресла, подошел к окну и взял лампу.

Один из пришедших улыбнулся.

— Ничего, не беспокойтесь, — и, бережно приняв из рук хозяина лампу, снова поставил ее на окно. — Пусть стоит здесь… отсюда виднее.

Осипов беспомощно опустился на стул. Лицо его побледнело, и мелко задрожали руки.

Глава XVI. Человек с портфелем

Долго бежал в темноте человек, прижимая локтем портфель. Лес кончился. Кривыми окраинными переулками добрался до конечной остановки трамвая. И почти тут же следом за ним, покачиваясь, подошли к остановке двое запоздалых гуляк.

— Опоздали, Петруша: все трамваи спать уехали. Где же мы спать будем? — сокрушенно сказал один.

— Не может быть. Еще один трамвай обязательно будет, — успокаивал его приятель: — движение кончается пол-второго, а сейчас двадцать минут второго.

И действительно, вскоре показались два разноцветных огонька: подходил трамвай.

Человек с портфелем вскочил в первый вагон. Пересмеиваясь и толкаясь, запоздалые гуляки забрались в прицепной. Пролетали остановки. На окраине города сошел с трамвая человек с портфелем. А через минуту спрыгнули на ходу и подгулявшие приятели.

Человек шел быстро, не оглядываясь. Свернул в один из переулков, остановился у серого двухэтажного особняка и посмотрел вверх. В окне второго этажа горела лампа. Человек оглянулся, осторожно открыл дверь и вошел в подъезд дома. В переулке опять стало тихо, пусто. И внезапно из темноты вышли, покачиваясь, две фигуры. Это опять были те же подгулявшие приятели. Они, видимо, устали и брели молча. Вот и парадное, куда вошел человек с портфелем. На двери медная дощечка: «Инженеръ Осиповъ».

Человек поднялся по темной лестнице уверенно, как в хорошо знакомом доме, и тихо постучал в дверь. Открыл кто-то незнакомый:

— Входите, входите, вас-то мы и ждем!

Сразу все стало ясно. Захлопнул дверь, бросился вниз по лестнице, к выходу. Рванул дверь на улицу, выскочил — и сразу лицом к лицу столкнулся с двумя приятелями, поднявшими наганы.

Глава XVII. В лесу

В лесу было тихо. Платоныч с ужасом ждал гула приближающегося поезда, который мог послышаться каждую минуту. Гибель казалась неизбежной. Время тянулось бесконечно долго. Но вот напряженный слух уловил еле слышный шорох шагов. К автомобилю подошли люди, и через несколько секунд машина, управляемая опытной рукой, тихо спустилась с переезда и стала среди деревьев. Пришедшие начали развязывать Платоныча и «Сергеева».

Платоныч сладко потянулся.

— Ну, парни, думал, совсем нам капут. Где же это вы запропали? Прямо ждать перестал.

— Действительно, пришлось вам пережить неприятные минуты, — ответил один из пришедших. — Ничего не поделаешь: надо было дать зверю подальше уйти. Впрочем, бояться нечего было: мы ведь следили за каждым его шагом, и в случае чего…

Другой рассмеялся, обращаясь к Платонычу:

— Ты, товарищ, настоящий артист! Замечательно себя вел, даже о деньгах не забыл спросить. Молодец, очень хорошо!

— Хорошо-то, хорошо, — угрюмо буркнул Платоныч, — а вот что мне Алексей Федорович скажет! Ведь я его не предупредил…

— И правильно сделал.

— Алексей Федорович, — Платоныч обратился к Сергееву, — тут такая история вышла… Не велел мне товарищ Дымов ничего вам говорить. Сам обещал все сказать. Уж вы как-нибудь с ним считайтесь, а на меня, право, ругаться не стоит.

В ответ послышался легкий смешок.

Платоныч поднял глаза.

Вместо Сергеева на него смотрело молодое улыбающееся лицо.

Глава XVIII. Награда

— Награда народного комиссара, дорогие друзья, ко многому обязывает. Вы заслужили ее. Нужно стараться и в дальнейшем быть такими же настойчивыми, бдительными, смелыми, какими вы показали себя в этом деле…

Дымов замолчал, потер пальцем сросшиеся брови. За дни знакомства Миша и Семен хорошо изучили этот жест. Как только Дымов задумывается, рука тянется к лицу, и пальцы начинают теребить брови или старательно поглаживать сверкающие сединами виски.

— И еще, ребята, не нужно болтать. Все, что вы слышали здесь, непосредственными участниками чего явились, должно храниться в тайне. Никаких разговоров! Понятно? Никаких!

Друзья молча кивнули головами. Сегодня они были счастливы, как никогда. Только что следователь вручил им награду народного комиссара — каждому золотые часы с надписью: «За беспощадную борьбу с контрреволюцией».

Разговор кончился. Дымов поднялся с дивана и протянул руку.

— До скорой встречи, товарищи.

Миша и Семен вышли из кабинета. Несколько секунд Дымов задумчиво стоял посреди комнаты. Последние дни он почти не спал. Шла борьба, отчаянная борьба. Враги дрались, защищались, пытались переходить в наступление.

«Дрались… Борьба…» Дымов улыбнулся, мысленно произнеся эти слова. Нет, это нельзя назвать борьбой. Горстка озверелых бандитов, диверсантов, убийц, лакеев иностранных разведок противопоставила себя всему народу. Сергеевы, Сеня Гольдин, Платоныч — вот они миллионы глаз советского народа, миллионы глаз советской разведки. Какая может быть борьба с бешеными собаками!

Дымов подошел к столу, снял телефонную трубку.

— Зинуша, я сегодня приеду домой обет дать… Нет, нет, обязательно приеду… Ну что же: вчера не мог… Ну да, и позавчера не мог, а вот сегодня, обязательно приеду. Сразу и поем за три дня.

Улыбаясь, опустил трубку. Через несколько мгновений он снова позвонил:

— Дежурный? Говорит Дымов. Пришлите Осипова.

Глава XIX. Допрос

Вскоре за дверью послышались шаги. Конвоир ввел в кабинет Осипова.

— Слушайте, — взволнованно заговорил Осипов, когда они остались вдвоем: — могу я наконец узнать, что еще хотят от меня? Я, кажется, все сказал. Да, я признаюсь в принадлежности к троцкистам, но у меня были только разговоры и никаких серьезных дел. Я признаю, что за это должен понести наказание. Но что еще вы хотите от меня?

Он казался таким возбужденным, что даже его сиплый голос звучал сейчас звонко и негодующе.

— Успокойтесь и сядьте, Осипов, — сказал Дымов, перелистывая бумаги, лежащие на столе.

Осипов стоял перед ним злой, взволнованный.

— Умоляю, скажите, в чем же еще меня подозревают? Я скоро с ума сойду, делая всякие предположения… Так внезапно оторвали от работы, от друзей…

— Садитесь, Осипов, — уже резко повторил Дымов. — Перестаньте ломаться. Вы знаете не хуже меня, почему вы здесь.

Осипов грузно опустился в кресло перед столом.

— Это произвол, — тяжело вздохнул он, помахивая рукой. — Я буду жаловаться наркому, в ЦК партии. Я сразу же во всем признался, во всем…

— Вы очень однообразный собеседник, Осипов. Мы в третий раз беседуем с вами, и в третий раз вы начинаете с жалоб. Итак, вы собираетесь писать в ЦК?

— Да.

— Надо думать, что в письме вы укажете, что человек вы тихий, безобидный, нигде не делали никому вреда. Так, говорили глупости, и всё. Честный, советский работник. Не так ли?

— Да, да, уверяю вас, именно так.

Дымов задумчиво посмотрел на арестованного.

— Вы даже хуже, чем я думал, — наконец сказал он. — Какое бессмысленное поведение на следствии! Единственный путь, который вам остался, — это путь чистосердечного признания, и вы упорно не хотите на него встать. Хорошо, пишите наркому, пишите в ЦК, — не забудьте только упомянуть о некоторых записках, которые вам писала одна интересная молодая женщина, о ее фамилии в вашем блокноте. Обязательно об этом тоже напишите.

На лице Осипова было явное недоумение.

— Я вас не понимаю, — проговорил он.

Дымов пожал плечами.

— А ведь это понятно. Напишите о вашей знакомой, Нине Дмитриевне. Напишите наконец, что вы смирный, честный работник, очень любите цветы, особенно белые розы.

Небритое лицо Осипова бледнело. Он долго молчал, вобрав в плечи голову.

— Вам все это известно? Не может быть! — тихо проговорил он.

— Да, Осипов, нам многое известно. Надо думать, теперь вы будете говорить.

Осипов помолчал.

— Хорошо, я все скажу. Но уверяю вас, что я не знаю преступлений этого человека, которого вы вместе со мной арестовали у меня в квартире.

— Это называется: постепенная сдача позиций, — усмехнулся следователь. — Не выйдет, Осипов. Таким образом, вы признаете, что Нину Дмитриевну вы знали и о ее приезде вам также было известно. Что вам известно о Нине Дмитриевне?

— Что она троцкистка.

— И только?

Осипов молчал. Было видно, как дрожала его пухлая рука, лежащая на кресле.

— Ну, ну, говорите, Осипов.

— Нет, не только, — он с трудом проглотил слюну. — Нина Дмитриевна — шпионка, крупная шпионка, связанная с резидентом разведки.