Око Гора - Кэрол Терстон

Фил покачал головой:

– А почему бы сразу не бросить его крокодилам и дело с концом?

– Это не по-египетски, – стояла на своем Клео, – надо было поместить любовника туда, где застал его муж, но без того прибора, с помощью которого он сможет продолжить свое занятие… – Она остановилась и щелкнула пальцами. – Вот что должно лежать у него во рту – его же гениталии – чтобы он в том мире не смог заняться тем же.

– Скажите еще о вечном проклятии, – пробурчал Фил, качая головой.

– А как тогда ты объяснишь сцену суда у нее на картонаже? – заспорила Кейт, по-прежнему не соглашаясь со сценарием Клео. А также с очевидными доказательствами – рассеченными подошвами Ташат. – Разумеется, если муж так кровожадно отомстил, он настоял бы на другом положении весов, чтобы боги и все остальные поняли, что она опозорила его имя. – На губах Макса заиграла удивленная улыбка: иного ободрения Кейт и не надо было. – А вместо этого он нанял весьма талантливого художника, чтобы тот написал такой естественный и живой портрет, подаривший ей новую вечность. По-моему, эта маска – залог любви, а не предательства и мести.

Макс кивнул, чтобы Кейт знала, что он с ней согласен.

– Кажется, египтяне верили, что голова – залог воскрешения, когда человек входит в свет нового дня? И разве открытый глаз в египетском словаре не был синонимом знания? – Он посмотрел на Клео, ожидая кивка. – Наверное, я старею: я только сейчас понял, что забыл об этом упомянуть. Глаза нашего неизвестного друга не были закрыты. Он путешествует по вечности с широко раскрытыми глазами.

Тело мое питается тем, что живет на земле, а дух – тем, что в сердце… То, что можно назвать, можно и познать, а чего нельзя назвать, надо жизнью проверить, поверить.

6

Год восьмой правления Тутанхамона

(1353 до н. э.)

День 11-й, третий месяц всходов

Сын корзинщицы поверх набедренной повязки уже надел свою грубую рубаху – значит, жар прошел. Тем не менее сквозь кожу его опухшей лодыжки все еще сочилась жидкость, и около нее роились мухи.

– Больно, – хныкал он.

– Тогда ты знаешь, как больно было иа, когда ты бил его палкой, – сказал я мальчику. Когда я закончил усаживать пиявок туда, где плоть налилась кровью, он умолк, и я решил, что любопытство взяло верх над жалостью к себе. Я ошибся. Дело было в том, что он увидел дочь господина.

– Меня зовут Асет, – сообщила она ему, застенчиво улыбаясь, – а это Тули. – Услышав свое имя, пес, сидевший рядом, завилял хвостом. – Хочешь, он покажет тебе фокус? – Сын Ипвет еле кивнул, поскольку не мог вымолвить ни слова. Им обоим было по шесть лет, но Рука был вдвое крупнее Асет, а ладони и ступни у него были куда шире и грубее. Асет дотронулась до мордочки Тули, потом быстро начертила в воздухе три круга. Собака шлепнулась на твердый земляной пол, трижды перевернулась, поднялась на ноги, вернулась к хозяйке и уткнулась носом в руку.

– Как ты его заставила? – поинтересовался Рука.

– Сначала я показывала ему, что нужно сделать. И я всегда его награждаю.

– Я не видел, чтобы ты ему что-то дала.

Асет положила руку Тули на спину, показала сначала на Руку, потом на Ипвет, на меня и на себя.

– Тули, посчитай, сколько людей.

В отличие от большинства уличных собак, Тули подает голос. И он пролаял четыре раза. Потом посмотрел на Асет. Когда она кивнула, пес замахал хвостом и снова уткнулся в руку хозяйки. Она обняла пса и прошептала ему что-то на ухо.

– Он понимает, что ты пообещала ему кость, – предположил Рука.

– Тули радуется, когда я его глажу и разговариваю с ним. Так бывает между друзьями, а он мой лучший друг на всем свете… кроме Тенры. Хочешь быть моим другом? – Тогда я понял, что она не просто хотела похвастаться животным: отец отказывает девочке в общении с другими детьми, даже ее круга.

Я снял пиявок, промокнул лодыжку Руки кислым вином и смазал ее гусиным жиром с тертым корнем мандрагоры, чтобы приглушить боль. Ипвет была слишком очарована девочкой и собакой и не замечала, что я делаю, пока я не сообщил, что вернусь на следующий день.

– Ты тоже уйдешь? – спросил Рука у Асет.

– Да, но мы снова придем завтра, если твоя мать позволит. – Она взглянула на Ипвет. – Может, он научит меня готовить пальмовые листы для корзин?

– Приходи в любое время, но свою работу я буду делать сама.

– Тогда завтра, Асет, не забудь! – крикнул Рука нам вслед.

Мы направились в город; Тули носился вокруг, иногда отставал, чтобы понюхать ствол пальмы, потом нагонял нас, несясь, словно ветер, потом снова отвлекался на крошку хлеба, которую потеряла какая-нибудь птица. Мы встретили всего двух прихожан, несущих подношения к храму Ра-Хорахте, и я заметил, что ограждающая его стена дала трещину, и стала видна основа из глиняных кирпичей. Краска начала отходить даже от каменного столба, на котором Нефертити топчет девять врагов Двух Земель, размахивая кривой саблей, а бывший муж ее предпочел крюк и цеп, символы мира. Но если Асет и узнала в этой фигуре свою госпожу мать, виду она не подала – возможно, потому, что была слишком взволнована мыслью о том, что скоро увидит Хари и его обезьянку.

Пагош ждал нас у окраины города; он надел на Тули ошейник, ограничивая его резвость.

– Неужели Тули не может обойтись без поводка? – заспорила Асет. – Он всегда приходит на мой зов.

– Ты забыла, как ему распороли брюхо? – спросил Пагош, прикрепляя длинный плетеный кожаный шнурок к ошейнику Тули. – На улицах скитается слишком много его собратьев. Они ведь бродячие, и готовы сожрать все, что попадется.

Пока мы шли мимо рынка, Пагошу приходилось сдерживать Тули, чтобы тот не бросался на красноухих бабуинов, – стражники с их помощью охраняли торговцев от воров. Один из бабуинов оскалился на нас, и Асет вложила руку мне в ладонь.

– Мы чем-то его разозлили?

– Он хочет сказать, чтобы мы отошли подальше, его просто этому научили. Главное – не подходить к нему слишком близко.

– Бабуин моего дяди крадет еду с кухни.

– Ну, возможно, только вор может поймать другого вора, – ответил я.

Нас ожидала Нофрет с корзиной медовых пирожных, испеченных только утром. Потом она отвела Асет в сад, а я пошел в свою рабочую комнату. В тот день мне предстояло проверить счета и подписать заказы на то, что мы сами не выращиваем: мирровую смолу из Нубии, красное сандаловое дерево из Куша, оливковое масло из Микен, шафран и шалфей с Крита и корицу с имбирем из-за Красного моря. Покончив с бумагами, я вышел в сад, смакуя то удовольствие, которое меня всегда там охватывает: возможно, потому, что все в саду устроено по моему желанию. Хари с Асет сидели, скрестив ноги, в тени старой акации, скатывая хлебное тесто в небольшие шарики, и не обратили на меня никакого внимания. Тогда я растянулся на траве неподалеку и накрыл глаза рукой, чтобы поразмыслить над тем, не стоит ли нанять еще одного человека, который бы, например, собирал изюм и финики, из которых Хари делает конфеты с лекарствами.

– А как ты узнаешь, что это за пилюля, когда она уже запечется? – спросила его Асет.

– Лекарства для детей, у которых завелись черви, я обваливаю в семенах кунжута. Эти я помечаю крестом, вот так. – Он нарисовал на маленьком шарике крестик иглой из слоновой кости. – Если я вдруг засомневаюсь, могу попробовать, но… – Прежде чем он успел разгадать ее намерения, Асет сунула одну пилюлю в рот. Через миг она ее выплюнула.

– Бррр! – Она потерла губы тыльной стороной руки. – Это горький вкус изгоняет болезнь?

– Ты не должна брать лекарства в рот, пока тебе не скажет Тенра, – предупредил Хари. – А эти пилюли надо глотать, а не жевать, потому что они невкусные. Хотя лучше бы наоборот, потому что дети часто сосут лекарства, пока те не размякнут, а потом поступают так же, как и ты – выплевывают.

Асет остановилась и заморгала – верная примета того, что она задумалась.

– У меня идея. – В этом тоже не было ничего нового, а я полночи не спал – держал за руку старика, пока тот не прошел через тростники, так что я закрыл глаза, намереваясь вздремнуть несколько минут.

– …и я хотела бы стать рисовальщицей контуров, – говорила Асет, когда я проснулся, – но рисовать глаз иа вот так мне не нравится. – Она показала на землю палочкой, которой обычно рисовала.

– Тогда поступи, как сделал я, – предложил Хари, – меня учил старый писец – и еще нескольких других мальчиков, которые занимались у него дома. Торговец углем наполнял зимой его жаровню, ткач одевал его, а мои родители подносили старику фаянсовые амулеты и ушебти[32], которые послужат ему в загробном мире. Но мне не хотелось сидеть весь день в пыли скрестив ноги и считать хары[33] с мукой для Фараоновых сборщиков податей, так что я решил выучить все, что можно, чтобы, когда придет время, пойти по той дороге, куда позовет меня сердце. Тогда я не знал, что выберу, но впоследствии оказался здесь, с нашим другом. – Я ощутил на себе его взгляд и надеюсь, Хари не понял, что я все слышал.