Око Гора - Кэрол Терстон

– Ты знал, что прежде чем зародилась жизнь, всюду была одна вода? А однажды из воды появился голубой лотос. – Видимо, Асет решила, что настал ее черед рассказывать историю. – Когда лотос раскрыл лепестки, в его золотой серединке сидела прекрасная богиня, – мы называем ее Ра. Из ее тела струился свет и разгонял тьму. Но ей было одиноко, поэтому она выдумала других богов и богинь, и дала им жизнь, просто придумав им имена. Нут – это наша Мать Небо. Геб – земля и Шу – воздух, разделяющий их. – Она замолчала. – Ты знал, что цветок лотоса каждый вечер закрывает лепестки и снова исчезает под водой? Возможно, однажды он больше не вернется, и тогда снова не будет ничего, кроме тьмы.

Асет так вертелась, что одеяло соскользнуло на скамью, я снова обернул ее и подоткнул угол.

– Цветок лотоса раскрывается по утрам и закрывается по вечерам. Одни так и не раскрываются заново, другие – исчезают на третий или четвертый день. Потом они уходят под воду и рождают множество семян, так что нет причин волноваться или грустить.

– А откуда ты это знаешь?

– Когда я был маленьким, я подолгу смотрел, как раскрываются и закрываются цветки.

– Почему?

Я посадил ее на колени, чтобы заслонить от ветерка, а Ра показался между утесов, чтобы поцеловать на прощанье Мать Реку, и зажег в небе алые и золотые полосы.

– Отец учил меня считать с помощью лотосов в пруду. Когда семя созревает, крошечные мешочки с воздухом поднимают его на поверхность пруда, и оно плавает, пока не высохнет и не лопнет. Так получается, что семя падает на дно в другом месте, пускает там корни и рождает новое растение.

– Как жалко, что меня с тобой не было, – я бы тоже смотрела, как семена всплывают на поверхность пруда. – Асет вздохнула, а потом надолго умолкла, и я подумал, что она уснула. Я не хотел ее беспокоить, поэтому сидел и наблюдал, как Ра накидывает яркую оранжевую простыню на поверхность Нила, и тут – совершено внезапно – Асет резко повернулась и уставилась мне в лицо.

– Мне надо заболеть, чтобы ты пришел меня повидать? – И тогда я понял, что решение уже принято, и зависело оно от одного лишь слова. «Почему?»

Скоро я буду здесь жить все время, потому что стану домашним врачом твоего отца. Может быть, тогда ты будешь приходить ко мне. – Ее огромные глаза зажглись искрящейся улыбкой, и мне захотелось порадовать ее как-то еще. – Но в следующий раз я буду собаками, а ты – шакалами.

Они столпились в одной из двух боковых комнат, отделенных стеклом от помещения со сканером, на котором уже лежала Ташат, чья голова скрывалась в отверстии огромного белого цилиндра; сцена походила на древнее жертвоприношение, и казалось, что мумию вот-вот засосет в широко раскрытую глотку некоего голодного чудовища.

– Давайте начнем с пяти миллиметров, – предложил Макс Филу Ловенстину, сидевшему за панелью управления. – От макушки до шейно-грудного соединения. Нам нужно получить достаточное количество параметров, чтобы сделать точную копию.

– Ты называй мелодию, а я буду играть. – Длинные пальцы Фила двигались по клавиатуре, отдавая сканеру команды. Он был выше Клео, худощав, с длиннющими ногами и руками.

– Это все равно что делать снимки через каждые пять миллиметров, – прошептала Кейт Клео, – с верхушки черепа до основания шеи.

Она подсчитала, сколько сечений получится, и оказалось, что в одной голове их будет 125!

Выполнив свою часть работы, Фил повернулся на стуле, почти ни на секунду не сводя глаз с бывшей соседки Кейт.

Для этого мероприятия Клео оделась строго – в узкое бежевое вязаное платье и шелковый шарф с бахромой, который сзади доходил почти до колен. Это был коллекционный экземпляр двадцатых годов, который удачно подчеркивал ее рыжие, как шерсть ирландского сеттера, волосы.

– Вы думаете, она действительно так выглядела при жизни? – спросил Фил.

– Египтяне верили, что дух покидает тело каждое утро, а вечером возвращается, так что погребальные маски должны по меньшей мере походить на человека, которому принадлежат. Но насколько велико сходство? – Клео пожала плечами и развела руками, и полдюжины ее бакелитовых браслетов застучали, словно кастаньеты.

– Первый готов, – объявил Макс, отодвигаясь, чтобы Кейт и Клео смогли как следует рассмотреть каждое изображение или «сечение», когда оно появится на мониторе. – Обратите внимание – то, что у нас слева, у Ташат справа. Вот это округлое очертание – граница картонажа. – Он наклонился вперед и показал на волнистые серые линии. – А это – слои бинтов. Более толстый контур – это череп, он отображается белым, потому что рентгеноконтрастность кости высока по сравнению с мягкими тканями.

Новые изображения появлялись и исчезали достаточно быстро, что требовало пристального внимания, так как приходилось безостановочно рассматривать эти сложные изображения, и Кейт почти не успевала. Когда сменилось несколько снимков, Макс заговорил снова:

– Помните, что я говорил о швах или линиях соединения черепа, которые затягиваются в разном возрасте? – Он взглянул на Клео. – Первый начинает затягиваться в двадцать два года, второй – в двадцать четыре, а последний в двадцать шесть. Видите эту линию? – И показал на нее. – Это второй шов. Он нечеткий, потому что края начинают расползаться. Значит, шов начинает затягиваться.

– Так вы хотите сказать, что Ташат было столько же, сколько и Кейт? – спросила Клео.

Макс лукаво посмотрел на Кейт.

– Если вы имеете в виду, что ей от двадцати четырех до двадцати шести, то да, – подтвердил он, – я не вижу никаких признаков того, что начал затягиваться третий шов, но окончательно смогу об этом судить, только когда увижу эпифизы.

– Эпи… что это такое? – прошептала Клео Кейт.

– Растущие концы длинных костей рук и ног, кистей и ступней, – ответил Фил, – мягкие хрящи, постепенно превращающиеся в кость.

Клео посмотрела на Макса.

– Хорошо, но если последний шов начинает затягиваться в двадцать шесть, как узнать, что человек… ну, вашего возраста?

Кейт хотелось ее пнуть, но Макс не заметил грубого намека Клео.

– Швы окончательно затягиваются в той же последовательности: в тридцать пять, сорок два и сорок семь, так что оценка происходит примерно на том же основании. Обычно легче всего определить возраст от двадцати до пятидесяти пяти, так как половое созревание и старость вызывают другие изменения. Например, у женщин эпифиз закрывается через три-четыре года после менархе.

– Да, позже всего срастается ключица, – добавил Фил, – средний край, соединяющий ее с грудиной. Обычно это происходит между двадцатью тремя и двадцатью пятью годами.

– А раса девушки? – допытывалась Клео. – Разве ее учитывать не надо?

Макс покачал головой:

– Различий между полами больше. Хотя убедительных отличий между расами и между полами в статистических данных у нас нет. Полагаю, тут могут сказываться различия в питании тогда и теперь, но не в девять-десять же лет.

– Я не понимаю, зачем вам столько параметров. В основном антропологи, изучающие физические особенности, довольствуются для классификации всего восемью параметрами. – Понимая, что Клео почти ничего не знает о статистическом анализе, Кейт чуть не рассмеялась.

– Разумеется, когда нужно узнать только пол и возраст, – ответил Фил, – можно обойтись и пятью самыми важными измерениями – общей высотой лица, шириной пазух, поперечный и скуловой диаметры с заднепереднего снимка, плюс какую-нибудь с бокового. – Кейт не решалась смотреть на Макса, опасаясь, что не сможет удержаться. – А те, кто работает на полицию, вроде известного доктора Сноу, – продолжал Фил, не осознавая, что засыпал Клео непонятными словами, – вообще работают с выкопанными костями. Это совсем не похоже на то, чем мы тут занимаемся.

Макс пришел на помощь:

– Дискриминантный анализ определяет пол в 95 % случаев, но что касается расы, успех снижается до 80 %. И то ее можно распознать только в широком смысле – кавказская, негроидная или монголоидная – без этнических подразделений.

Если Клео хочет подвергнуть сомнению их открытия, то она не там ищет, подумала Кейт, а Макс положил руку Филу на плечо.

– Подожди-ка, Фил. Можешь остановить на этом кадре? – Он подозвал Кейт поближе. – Посмотрите между глазницами.

Кейт не часто доводилось видеть черепа в поперечном разрезе, и она попыталась разобраться в тонких линиях, похожих на паутину.

– Выглядит почти как губка. – Потом ее осенило. – Альвеолы решетчатой кости?

Макс кивнул:

– Она не повреждена. Значит, в полость мозга не проникали.

– Иногда мозг извлекали через отверстие в основании черепа, – вставила Клео, – хотя, как мы считаем, это начали практиковать несколько столетий спустя.

– Тогда посмотрим, когда дойдем до большого затылочного отверстия, где спинной мозг соединяется с головным.

Разговор протекал рядом, но Кейт сосредоточилась лишь на том, что видела.