Ваша жестянка сломалась - Алла Глебовна Горбунова

7

Джон Каманзи – чернокожий водитель бетономешалки из Кигали, столицы Руанды. Рост Джона – около двух метров, ему тесновато в кабине бетономешалки, но он говорит, что очень любит свою работу. Он едет на бетономешалке по улицам города и рассказывает: «Мои родители были убиты в 1994 году, мне было пять лет. Ну, вы знаете, что здесь творилось… Как, не знаете? Вы действительно не знаете, что здесь творилось???» Джон озадачен. День очень солнечный, Джон едет по чистому и активно строящемуся городу. На улицах огромное количество дорогих автомобилей, всюду – фешенебельные бутики, торговые центры, парки. «Здесь всё было в руинах, – говорит Джон, – улицы были завалены трупами, холмы вокруг города дымились от непрекращающихся пожаров. Это всё построено за двадцать лет благодаря нашему президенту. Наш президент первое, что помнит, – горящий родной дом, звуки выстрелов, крики матери. Он вырос в лагерях беженцев в Уганде. Он серьёзный очень человек, наш президент. Его этой дурью не возьмёшь – “международное сообщество”, разнообразные “правозащитники”, все эти претензии на моральный авторитет из-за границы. Он говорит так: “Они приходят сюда, ничего не зная и ничего не понимая, но судят и критикуют вас, указывают, что вы должны делать”. Он тут всё построил, видите, да? У нас тут развитая страна, вот китайцы сплошные, смотрите. У нас тут колледжи, университеты, нищих ты видишь тут? Не видишь! И преступности нет практически». Бетономешалка едет по ухоженному Кигали, похожему на какой-то небольшой американский или израильский город. Аккуратные поребрики и новенькие светофоры, жители города идут по улицам и тупят в свои гаджеты. «Я живу в частном секторе на холме, – говорит Джон, – иногда хожу обедать в китайский ресторан. И у меня есть Елена. Мы с ней когда начали работать, я вообще не понимал, зачем мне это всё. Думал, я и так всё забыл, пережил как-то, что я в детстве видел. То, что с мамой моей сделали. И с другими женщинами. Там знаешь как было? Про Мурамби ничего не слышал? Там всех подряд убивали. Женщин-тутси массово насиловали, специально, планомерно, чтобы уничтожить народ тутси. Дети, родившиеся от насилия, должны были стать хуту, по праву отца-хуту, изнасиловавшего мать-тутси. Но в итоге всё равно поубивали всех подряд. На одном пятачке за два дня изнасиловали порядка тысячи женщин. И я это всё переварить не мог, с самого детства. Я женщин очень люблю. Я не понимаю, как так можно. Мне женщину если потрогать, поцеловать… – это счастье… Я маму помню смутно, помню какими-то пятнами любви, нежности, лица не помню, только памятью сердца её присутствие, как в мареве, во сне. Мы с Еленой всё говорили, и я понял, что больше всего на свете хочу что-то делать для женщин. Защищать их от насилия. Женщины бы никогда не устроили геноцид, не развязали войну. Может, это не так, конечно, есть и плохие женщины, злые, жестокие, но мне хочется так думать, что женщины бы такого никогда не сделали. И меня беспокоит очень вся эта тема про женщин, неравенство в правах, домашнее насилие. Кстати, по состоянию на 2018 год Руанда входила в пятёрку лучших стран по гендерному равенству в соответствии с Глобальным докладом о гендерном разрыве, представляешь? После этого проклятого геноцида правительство стремится обеспечить равные права для женщин и мужчин. У нас в плане прав большой прогресс. Честно говорю, не стоим на месте, идёт работа на эту тему. Но всё равно насилия ещё много. Я простой парень, водитель бетономешалки, но Елена подсказала мне, что́ я могу делать. Уже два года я хожу в качалку, тренируюсь, изучаю боевые искусства. Я стал очень сильный, я не шучу. Как супергерои, да, как супергерои, – Джон смеётся, – и, когда Джон Каманзи нужен девушке, когда девушку пытаются изнасиловать, убить, обидеть, Джон Каманзи тут как тут, приходит на помощь. С помощью Елены я вижу каждую ночь эти точки, где будет происходить насилие, вижу Кигали как город, на который наброшен узор множественных событий каждого дня и ночи, и я вижу, где вспыхивают сигнальные маячки насилия, на каких улицах, в каких домах, ночных клубах, Елена показывает мне все такие вещи, и Джон Каманзи спешит на помощь. Благодаря Елене Джон Каманзи стал супергероем, защитником женщин. И скоро ни одна сука не посмеет в Кигали обидеть женщину. А потом, наверное, в политику пойду, создадим специальные отряды оперативного реагирования, тоже будут Еленой пользоваться, будут всю страну видеть в разметке этой, где сигнальные маячки загораются в точках насилия, ну и сразу будут выезжать туда. Так, в принципе, все преступления остановить сможем. Елена для этого вещь незаменимая. Во всём мире так можно преступность остановить и гендерное насилие. Пока здесь, в Руанде, попробуем, а там, думаю, такая вещь крутая везде нужна будет, и просто в новом мире будем жить, справедливом. Насильники все, абьюзеры, преступники завопят, конечно, а-а-а, тотальный контроль, покусились, видишь ли, на их святое право всех убивать и насиловать под покровом ночи. Ну, придётся им перестраиваться как-то. Елена для чего создана? Для справедливости, я так понимаю. Миротворцы международные – это позор, это пиздец. Это предатели. Кто не сбежал, тех расстреляли. Это я без подробностей душераздирающих… Ладно, всё, проехали. А Елена – это такая штука, которая реально может сделать мир лучше», – Джон Каманзи улыбается и показывает большой палец.

8

Джексон, бездомный индеец, идёт по ночному Сиэтлу. «Спрашиваешь, имя Джексон или фамилия? А какая тебе разница? Если тебе так угодно – можешь называть меня Джексон Котори. Котори – это крик совы. Или Джексон Амитола. Амитола – это радуга. Если назовёшь меня Джексон Одэкота – я тоже отзовусь. Одэкота – это друг. Видишь тот парк? Он называется Джунгли. Я пришёл оттуда. Так себе местечко. Человеческая жизнь там не стоит ничего. Родился я в Миннесоте, учился здесь, в Сиэтле. Потерял работу, не смог оплатить учёбу и съёмное жильё. Остался на улице. Тут много таких, как я. Вот, смотри, люди спят прямо на улицах, вот в коробке кто-то спит или палатки ставят и тоже спят. Приюты есть, да, но там долго не держат. У нас тут целые палаточные лагеря бывают, в одном из них мне и дали поюзать Елену. Один мутный чувак дал, а на следующий день пожар был в этом лагере, и вскоре нас разогнала полиция. Мы тут не алкаши какие-нибудь, тут очень трудно найти нормальную работу и обеспечить себя жильём, реально трудно.