Лягушка под зонтом - Вера Копейко

– Священные места – это храмы под открытым небом, – сказала Ольга. – Я знаю. Мало кто сомневается, что озера, горы, леса могут отомстить человеку.

– Да, – продолжила Зоя Григорьевна, – уже никто не спорит, что нужна карта священных мест. К тому же опасно, если ею завладеет кто попало. – Зоя Григорьевна повернула к Ольге лицо в сумеречном свете. – Мать отдала отцу фигурку снежного барана, чтобы он не охотился в священных местах и не вызывал гнев ее сородичей. В общем-то отец тогда был полезен роду: он охотился с вертолета на волков, охраняя таким образом оленей и баранов от гибели.

– По вашей земле тоже хотят что-то проложить? – спросила Ольга.

– Конечно. После застолья, о котором я говорила, мне рассказали, что есть люди, уверенные, что мы не предъявим тотем. Значит, никаких атабасков нет, их священных мест тоже. Наша земля перейдет к тем, кто позволит на ней делать все, что угодно, за очень большие деньги.

– Ох, – выдохнула Ольга.

– Мои противники работают днем и ночью, – сказала Зоя Григорьевна. – Полярным днем и полярной ночью, – уточнила она.

– А что они делают?

– Пишут, рисуют, звонят... Однажды еще хуже. – Она поморщилась. – Не доказано, но я уверена – в меня стреляли.

– Да что вы!

– Ты знаешь, какое удовольствие – поохотиться на куропаток на границе ночи и дня.

Ольга кивнула и сказала:

– Мы с Куропачом ходили, когда еще учились в школе.

– Меня спас малахай. В нем так жарко, что я сдернула его с головы и повесила на куст. В него попало несколько дробин.

– Может, в полумраке его приняли за птицу... – Ольга не хотела верить.

– Мне так и сказали. Мол, еще не день, но уже не ночь.

– Вы не верите?

– Нет. – Зоя Григорьевна покачала головой. – Те, кто ходит на куропаток, – местные люди, меткие стрелки, у них отличное зрение. Малахай из песца не примут за птицу. Чужих в это время в тундре нет.

– Но может быть, вам потом позвонили?

– Разумеется. Спросили – не соглашусь ли я, чтобы моя община записалась ненцами? Кроме того, я узнала, что в последнее время внезапно выросло число долган и энцев.

– Откуда они взялись? – изумилась Ольга.

– Из графы «национальная принадлежность». – Зоя Григорьевна усмехнулась. – Мне объяснили, что принадлежность к ненцам даст и нам преимущества. Но мы держимся за наш дух, он дороже всех преимуществ.

Ольга отодвинула чашку. Поставила локти на стол. Зоя Григорьевна продолжала:

– Я видела, как живут малые народы Арктики в других странах. Им тоже пришлось терпеть, меняться, подстраиваться. К ним, как и к нам, явились люди, как они говорят, с асфальта, чтобы заставить их надеть на себя чужую жизнь. Но я видела, как они живут сейчас. Мы тоже так будем жить. – В сгустившейся темноте глаза Зои Григорьевны блеснули: шторы не задернуты, по стеклу ударил свет автомобильных фар на путепроводе. – Я понимаю, не все хотят видеть во главе общины женщину. Снова, как когда-то. – Свет фар укатил, глаза Зои Григорьевны снова ушли в темноту. – Пришельцам с Большой Земли не выжить в нашем зимнем холоде, в комарином лете. Они слепнут от черноты полярной ночи, щурятся от яркости полярного дня. Наша жизнь устроена по-другому спокон века: нам важен сам процесс жизни, продолжение рода, несмотря на суровый мир вокруг. – Зоя Григорьевна умолкла.

– Вам бы в американские президенты, – фыркнула Ольга.

– Ага, или в губернаторы Аляски. – Она засмеялась. – Знаешь, что мне предложили канадские атабаски? Породниться – они уверены, что мы выходцы оттуда.

– Выйти замуж за тамошнего атабаска? – спросила Ольга.

– Совершенно верно.

– А вы? Неужели отказались?! – с нарочитым изумлением воскликнула Ольга.

– Я пообещала им породниться иначе – сделать побратимами нашу и их общины.

– А жених как был, ничего? Видели?

– Умен, хорош собой, – перечисляла Зоя Григорьевна. – Но я убедила его, что возникнут проблемы – не международного свойства, но этнического. Я призналась, что во мне половина русской крови. Они чтят чистоту крови, опасаются межэтнических проблем в семье. Мне, правда, было сказано, что главное – кровь матери.

– Понятно, – проговорила Ольга. – В общем, ясно – вам просто необходима фигурка путоранского барана. Я правильно поняла?

– Как всегда. – Зоя Григорьевна потянулась к Ольгиной руке и пожала ее. – Ты умная девочка. Как все, кто имеет отношение к роду моего отца. Я тоже.

– Вы – точно, – засмеялась Ольга.

– Знаешь, я хочу попросить тебя кое о чем.

– Просите. Какого века фигурка? – спросила Ольга.

– Ловишь на лету. Восемнадцатого.

– Поняла.

– Вот и хорошо. А теперь расскажи, что ты делала у Нади. Про унты я все поняла.

– Еще? – Ольга усмехнулась. – Вынимала лягушку из колодца.

– Зачем? – изумилась Зоя Григорьевна.

– Затем, что она почему-то оказалась там, у соседа...

Ольга рассказала о Барчуке. Зоя Григорьевна слушала с рассеянным любопытством. Но когда Ольга сказала, что он эксперт по старинным вещам, схватила ее за руку.

– Стой. Погоди. Ты должна спросить его, не попадалась ли ему фигурка путоранского барана. Или вот что... Попроси его... Нет, найми... – горячилась она.

Ольга молчала. Вообще-то она не собиралась встречаться с Барчуком.

– У меня нет его телефона... Я не взяла...

– Найди через Надю, – потребовала Зоя Григорьевна.

– Но он там не живет. Он приехал, чтобы распорядиться домом, который ему от кого-то достался.

– Ольга, ты должна найти его. Этого Барчука. Гм... А почему его так зовут?

– Он большой, гладкий, светлый, какой-то рыхлый... Он как будто не из сегодня... Из позапрошлого века.

– Кто его так назвал?

– Я услышала от Нади. В деревне имена возникают из ниоткуда и приклеиваются навсегда.

– Как у нас. Ты поняла, что я хочу от тебя?

– Поняла, – вздохнула Ольга. – Я найду его. Но нужна хотя бы картинка, рисунок.

– Я пришлю тебе по электронной почте. Мой отец сделал фотографию, мне она досталась от матери.

Когда совсем почернело за окном, Зое Григорьевне позвонили. Она подхватила чемодан, поцеловала Ольгу и укатила в аэропорт.

13

Разговор с Зоей Григорьевной растревожил Ольгу. Но почему – разве она хочет от нее невероятное? Всего-то отыскать человека, с которым познакомилась в Храмцово, задать ему вопрос, получить ответ. Если ответ не понравится, попросить подумать, предложить деньги. Сейчас каждый ответ имеет свою цену, а Зоя Григорьевна совершенно ясно сказала, что готова заплатить.

С тех пор как Ольга вместе с бабушкой занялись «очень малым бизнесом», ей нетрудно спрашивать, просить, требовать, умолять и даже отказывать. Но стоило подумать, кого ей предстоит найти – Барчука, а это значит снова смотреть на него, говорить с ним, – ее тело без всякого спроса начинало мелко дрожать, а щеки – гореть.

Такого с Ольгой пока еще не было.

Бабушка говорила, что она из тех, кто поздно созревает. Не головой, а телом. Она не сразу догадалась, что Куропач, например, давно хотел стать для нее не просто другом.

Это случилось, когда она с родителями жила в Хатанге. В окрестностях поселка в предощущении конца полярной ночи зашумели стайки куропаток – в полярную ночь они далеко не откочевывают. Местные охотники ждут своего часа. Хансута Вэнго, он же Куропач, позвал ее с собой – отец давно доверил ему свою двустволку.

На снегоходе за четверть часа они долетели до распадка, поросшего кустами ивняка. Из сугробов торчали ивовые макушки. Там всегда полно птиц, любимый корм которых – почки ивняка.

Они надели снегоступы и устремились в заросли. Всюду набиты тропы из птичьих крестиков. Куропатки – птицы ленивые, больше бегают, чем летают. Если вспугнуть этих белых птиц с черным хвостом, они, конечно, поднимутся на крыло, пролетят немного, потом снова сядут в снег. Самки, у которых наряды проще, чем у самцов, сливаются со снегом и выпархивают прямо из-под ног.

Ольга не чувствовала сорокапятиградусного мороза, Куропач – тем более. Кровь гудела в ушах. Удача пьянила – столько птиц, совершенно непуганых...

Еще мало света, но тот, который был, обещал, что совсем скоро полярный день добела разбавит тьму длинной ночи.

– Вон, вон она! – крикнул Куропач.

Ольга увидела, как битая птица шлепнулась в снег. Она помчалась за ней с резвостью подружейной собаки, но унты утонули в снегу, она упала.

Куропач спрыгнул с плотной верхушки сугроба, задел ее, и они, разгоряченные, распластались на снегу.

Она почувствовала, как молния на куртке медленно отступает, спускается вниз. Хорошо, а то слишком жарко. Куропач знает, что надо делать...

И он делал, но не то, о чем подумала Ольга. Горячие руки вползли под полу куртки, потом нырнули под свитер, потом под майку. Обжигая, они тискали, мяли, гладили ее живот, ползли выше... Ольга чувствовала шершавые от мороза губы на своих. Язык проталкивался между зубов, которые она плотно стиснула. Ее глаза расширились от изумления, от неожиданности, она смотрела в темные блестящие зрачки Куропача, мотая головой.