Частная (честная) жизнь, или Что выросло, то… увы! - Виталий Полищук

Глава 13-я

Кудрявцев, покуривая, дожидался меня. Лицо у него было скучающим – ну, чего мог ждать человек его кругозора и масштаба от жалкого пенсионера-провинциала? Кстати, с весьма неопределенным образованием…

И я решил шокировать его. В шутку, в шутку. Я открыл книжку и держал ее в обеих руках так, чтобы ему не было видно, ч т о это за книжка.

– Вот здесь обозначены принципы, которым должен соответствовать настоящий человек. Один мой приятель, учитель, отпечатал эти принципы на пишущей машинке – тогда, в конце 70-х годов, это была единственная множительная техника, доступная рядовым гражданам…

Впрочем, это вы помните сами. Так вот, он раздал листочки всем своим ученикам. И знаете, встречая их уже после окончания школы, узнал, что некоторые сохранили эти листки и хранят их под стеклом на своих рабочих столах.

– И что же это за принципы? – спросил Кудрявцев лениво.

– А вот… Например, человек должен научиться хотеть сразу многого…

Я сделал паузу и посмотрел на его лицо. Юрий Борисыч теперь улыбался. Довольной улыбкой.

– Так это хорошо! Наш человек писал, наш!

– Да-да, точно!.. – Я прекрасно знал продолжение текста и уж конечно, знал совершенно определенно, что писал «не их человек» – это, как говорится, «без вариантов».

– Далее – каждый должен хотеть работать взахлеб.

Кудрявцев кивнул, соглашаясь, и затянулся сигаретой.

И я решил немного поменять местами принципы, изложенные Стругацкими. Чтобы эффект был максимальным.

– Ну, что еще? Должен иметь достоинство, не кланяться авторитетам, а исследовать их и сравнивать их поучения с жизнью. Так как жизнь меняется необычайно быстро – нужно настороженно относиться к опыту бывалых людей.

Нет, это все-таки был не только сильный, но и умный человек. А уж чутье у него было развито – прямо-таки звериное…

Уже на этой моей фразе лицо его изменилось – довольное выражение его сменилось настороженностью.

– Не стесняться любить и плакать от любви… – продолжал я. – Знать и всегда помнить, что дело не в том, как на тебя влияют другие, а в том, как ты влияешь на других…

Кудрявцев вновь расслабился. И тогда я прочитал речетативом, не прерываясь:

– Важно каждого научить, что:

– лучше двадцать раз ошибиться в человеке, чем относиться с подозрением к каждому;

– доверять движениям души своего ближнего;

– презирать мещанскую мудрость…

Вот в этом момент Юрий Борисыч понял, что над ним издеваются, приподнялся над стулом, навис над столом и с силой ударил ладонью по столешнице. Так, что подпрыгнула вся посуда.

– …И научить, что один человек ни черта не стоит! – тем не менее закончил я.

И захлопнув книгу, с нескрываемым любопытством уставился на него.

Он свирепел весьма необычно – лицо наливалось кровью, а вот ноздри носа белели.

– Это… это… – он не мог найти уничижающих меня слов.

– Да успокойтесь, – примирительно сказал я. – Я всего лишь пошутил. В наше время с такими принципами, если у человека нет острых зубов и могучих кулаков, сожрут моментально.

Через несколько минут Кудрявцев вновь разлил по емкостям джин и сказал:

– Слушай, ты так больше не шути!

Теперь разозлился я.

– Вот что, Юрий Борисович. Давайте определим наши взаимоотношения.

Мягко выражаясь, вы не любите меня, а я не люблю вас. Но давайте договоримся не хамить друг другу. И обращаться на «вы»!

– Ладно… – Кудрявцев жестом салюта приподнял бокал и выпил содержимое. Я от салюта воздержался, но выпил тоже.

– Ну, и каким вы собираетесь воспитать мальчика? – спросил он.

– Сильным. Честным. Благородным! – ответил я.

– Ну, это почти как у вашего… – Он взял в руки книжку и посмотрел на обложку. – А-а, так это Стругацкие! То-то я чувствую – что-то знакомое… Тогда я могу быть спокоен. Никого они не воспитали такими, как описано здесь, а вот почву для уничтожения социализма подготовили.

Правда, более поздними своими романами.

– Повестями, – поправил его я. – Они писали повести.

– Да какая разница! – махнул он рукой. – Романами, повестями… Вы же поняли, что я имею в виду!

– Ладно, давайте по делу! – Я поднялся и принялся убирать со стола. – Я собираюсь проконсультироваться с каким-нибудь профессионалом-педагогом. Вот в зависимости от его рекомендаций и собираюсь действовать!

– Хорошо, – он встал, взял со стола пачку сигарет и засунул ее в карман. – Если нужны деньги – скажите Жене. И не экономьте!

Я, улыбаясь, повернулся к нему от мойки, в которую складывал посуду.

– Не думаю, чтобы воспитательный процесс требовал больших материальных затрат. Тут важнее человеческое тепло и понимание.

Кудрявцев хмыкнул:

– Ну-ну… Но о моем предложении помните.

Он вышел в прихожую и уже оттуда крикнул:

– Женя! Я ухожу!

Дальнейшее я не слышал, так как включил воду и принялся мыть посуду.

Кажется, Женя начала успокаиваться – по крайней мере, мне не пришлось ее лечить ладонями и расслаблять супружескими ласками.

Вечер получился таким.

После того, как Ваня прочитал сказку «Колобок» и мы с ним рассмотрели картинки (Женя в это время что-то рисовала в своей комнате), я уложил его спать и пошел к себе. С собою я захватил телефонный справочник Москвы.

Я, не раздеваясь, лег на диван, положил рядом с собой на тумбочку бумагу, ручку, взял в руку карандаш и принялся изучать справочник. Меня интересовали два раздела – «Педагогическая помощь» и «Спортивные секции и клубы».

Скоро я увлекся – подобного рода услуг предлагалось сотни. Я выписывал название консультаций, клубов, номера их телефонов и перечень оказываемых услуг.

Когда я закончил – было поздно. В квартире стояла тишина. Я выглянул в коридор – и не увидел света из-под двери спальни Жени.

Вот тогда я и понял, что моя жена в моих услугах не нуждается.

Что ж, подумал я, коль нет любви – не будет и печали!

И тоже лег спать.

На следующее утро Ваня был капризен – ему непременно хотелось гулять только со мной. Но у меня весь день был занят.

Я пообещал ему, что вечером мы пойдем гулять в парк «Прибрежный» – так назывался парк, в котором мы гуляли втроем и где сфотографировались все вместе – Женя, Ваня и я.

Забегая вперед, скажу – сфотографировались первый и единственный раз. Я имею в виду – втроем.

Так что я отправил мальчика гулять с Любой.

Было начало ноября, на улице шел редкий снежок, и я перед выходом надел кожаную куртку и обул свои зимние сапоги, которые купил только прошлой весной.

Я шел на встречу с профессором, доктором педагогических наук Штильмарком Ионой Самуиловичем.

Помещение консультации располагалось, как мне объяснили по телефону, недалеко от МГУ, добираться от Козицкого переулка, где стоял наш дом, пешком было минут двадцать-двадцать пять.

Наверное, кому-то покажется слишком неинтересной беседа с Ионой Самуиловичем. И уж наверняка – излишне детальной и потому – длинной. Но для всего, что происходило в дальнейшем со мной, всего, на чем строились наши многолетние отношения с Ваней, эта моя встреча имела огромное значение.

Внешне профессор не производил сильного впечатления – невысокий, худощавый, чернявый, он чем-то напоминал известного советского киноактера Зиновия Гердта. И, как и Гердт, его речь ничем не напоминала речь еврея – ни картавинки, ни особых оборотов, проистекающих из одесского «суржика».

Это была грамотная речь профессионала. Что мне понравилось особо – это то, что этот человек говорил кратко.

– Итак, – выслушав меня, резюмировал он, – вам нужен совет, как организовать правильное многолетнее воспитание пятилетнего мальчика.

Давайте рассуждать.

На любого ребенка во время всего периода роста и взросления постоянно оказывается влияние непосредственное и опосредственное.

Комплекс непосредственных влияний складывается из влияния родителей, педагогов и школы, где обучается ребенок, вообще, а также воздействия специально привлекаемых для воспитательной работы с ребенком людей – как педагогов, так и непедагогов. Это гувернантки, няни, наконец, бабушки, специально привезенные из деревни.

Комплекс опосредственных влияний более неопределен и размыт. Обычно сюда относят влияние улицы, друзей-приятелей ребенка, влияние телепередач, компьютера и содержания читаемых книг.

Последнее все более отходит на второй план – сейчас дети читают мало, а некоторые вообще не читают. А вот мы с вами, согласитесь, в наше время в значительной степени формировались как личности именно под влиянием прочитанных книг. Разве не так?

Я кивнул. С очевидным не поспоришь – в советский период существования нашего общества читали практически все.

– Так вот, – продолжал Иона Самуилович, вставая и расхаживая по кабинету (надо полагать, привычка, возникшая из-за многолетнего чтения лекций студентам – многие преподаватели любят во время лекции ходить по аудитории). – Комплекс непосредственного воздействия во многом зависит от нас, и может нами и обеспечиваться, и каким-то образом регулироваться.