Фантазия для голоса со слезами - Надежда Лезина

нашими привычными свадебными церемониями в заведениях под названием ЗАГС – не в церкви же по проходу идти чинно, торжественно, в сопровождении нарядных подружек и детишек, которые несли бы этот самый шлейф… А тут – лицо закрыто, словно паранджу надела! Может, страшненькая? Или с дефектом каким? Ну, ничего, сейчас шампанское вынесут, и, хочешь не хочешь, а вуаль поднимать придется – все замерли в ожидании.

И вот – торжественный момент: вынесли на подносе бокалы с шампанским. Одним легким движением невеста откинула с лица полупрозрачную ткань, и как ни в чем не бывало, улыбаясь, протянула руку и взяла предложенный ей женихом бокал. Ничего необычного в ее внешности не было – ни дефектов, ни родимых пятен, ни даже родинок. Все было на своих местах, и, вообщем-то, ее можно даже было назвать симпатичной. Разочарованные загсовские дамы тут же потеряли к девушке интерес и демонстративно быстро стали собирать со стола, покрытого красной суконной скатертью, свои документы – эта пара, официально соединившая себя узами брака, была сегодня единственной в их небольшом городке.

Двое свидетелей, парень и девушка, держа в руках букеты, тоже взяли бокалы. Чокнулись, выпили, сфотографировались все вместе и по одному, и даже невеста с открытым лицом – к великому удовольствию штатного фотографа. Вышли быстро из ЗАГСа, сели в ожидавшую их машину. Бледно-салатовая «Волга» с шашечками на боках, взвизгнув на старте, запылила по центральной улице…

– У ближайшего магазина тормозни, – попросил водителя жених.

Местный магазинчик не поражал разнообразием ассортимента. Поэтому Серёга с другом Костиком, – двоюродным братом невесты, которому сегодня была поручена почетная роль свидетеля жениха – долго там не задержались и очень скоро вышли с двумя сумками, отягощенными в основном спиртным: коньяком для мужчин и шампанским для женщин. Вся остальная снедь, она же – закуска, уместилась в третьей маленькой сумке-пакете: хлеб, сыр, лимон, конфеты «Столичные» (единственный сорт шоколадных конфет, имевшийся в магазине и не раскупленный по причине его дороговизны для местного населения) и яблоки.

На последний этаж Танюшкиного дома – одной из немногих в округе пятиэтажки – взлетели мигом. На лестничной площадке дежурила любопытная соседка: она утром, еще не было и девяти часов, какой ужас! – видела, как в квартиру тихой скромницы, ни разу не замеченной в компании с юношами девушки Тани, входили девушка и два молодых человека с букетами. Через некоторое время молодые люди вышли, с ними девушка в светлом, похожем на свадебное, платье, правда коротковатом и с едва заметным цветочным рисунком, но тоже с букетом в руках. То ли Танюша, то ли не она – лица под вуалью было не видно. «Уж не замуж ли Татьяна наша собралась? Да так неожиданно!», – подумала соседка, и уже представила, как она первая, придав лицу соответствующее выражение, сообщит эту сногсшибательную новость подругам-соседкам на лавочке у подъезда. А потом и в магазине, в очереди! – неважно, что Танюшу не знают, главное-то – ее послушают! А в поликлинике! – еще больше аудитория, да и времени побольше будет – вот счастье-то!.. Однако радость ее была недолгой – через несколько секунд из недр квартиры появилась сама хозяйка, в своем знакомом соседскому глазу скромном наряде – темно-синем платьице существенно ниже колена, погремела ключами в замке и стала спускаться по лестнице. Единственным ярким отличием от каждодневного облика Тани были цветы, которые она не очень ловко держала в руке. «Ой!», – только и смогла произнести пенсионерка. А вся компания, не давая женщине опомниться и полностью исключая возможность вглядеться в лица и что-либо понять, почти бегом преодолевала полуразрушенные ступеньки… Еще большее удивление вызвало у женщины возвращение всех участников действа спустя пару часов: парни, весело разговаривая, несли две больших сумки, в которых что-то позвякивало. Таня, тщательно изучая содержимое собственной сумочки, не спеша поднималась по лестнице третьей. Замыкала процессию невеста, которая на этот раз держала в руках все букеты, вынесенные из квартиры утром. Но именно невесту так и не удалось рассмотреть: «Ой!», – повторила соседка и, пытаясь во что бы то ни стало срочно разгадать тайну происходящего, робко поинтересовалась: «А кто ж это в фате-то странной – невеста что ль? А я думала, Татьяночка наша наконец решилась… замуж-то!». Танюша, покраснев от смущения и опустив голову, долго не попадая ключом в замок, вынуждена была ответить, но лишь на первую часть вопроса: «Да подруга моя…». Дверь за ними закрылась, а любопытство пенсионерки полностью удовлетворено так и не было…

… – На каток пойдёшь? – Серёжка спросил, как обычно – с надеждой в голосе. Светлана, учившаяся с ним с первого класса и знавшая все интонационные и эмоциональные оттенки его голоса, ответила без раздражения: «Пойду. Но через три часа – у меня музыкалка». В музыкальной школе они тоже учились вместе, однако индивидуальные занятия проходили в разные дни. И инструменты у них были разные: у нее – пианино, а у него – постоянно вызывавший у нее насмешку, баян. Ну, это же почти гармошка! А гармошка – это деревня. А с деревней у нее нет ничего общего! Но Серёжкина настойчивость все же дала результат: на каток они ходили почти регулярно – с третьего класса, с тех самых пор, как он признался ей в любви, а она, поджав губки, сообщила, что об этом им говорить еще рано. Так и договорились – на каток ходим, а о любви ни слова…

Школьные годы пролетели как один день. Вступительные экзамены в консерваторию сдавали в одно время, но в разных городах – она в Москве, а он – в Саратове, так как в Саратовской консерватории было отделение народных инструментов. К тому времени Серега со своим баяном, который он любил ничуть не меньше, чем Свету, объездил полстраны и наполучал на разных конкурсах кучу всяческих дипломов, медалей и наград. Играл он, действительно, так, что за душу брало даже скептически настроенную к этому неинтеллигентному инструменту Светку – она не раз слышала его игру на школьных концертах. Особенно ей нравились переложения органных произведений, например, Токкаты и фуги ре минор Баха. Закроешь глаза и слышишь именно орган, со всей его мощью, тембрами и тянущимися и переливающимися, как бы дрожащими, звуками! Да и народные песни звучали у него лихо – ноги сами собой притопывали в такт плясовым, а лирические, протяжные песни – вообще красота, повязать платочек, подпереть рукой щёку и, подпеть-подвыть, покачиваясь тихонько…

Учеба в консерватории начиналась в сентябре. А на оставшиеся летние месяцы Серёжка, как и всегда, поехал работать в пионерский лагерь –