Зима 1238 - Калинин Даниил Сергеевич

Перевесив седельные сумки на Буяна и погладив жеребца, мысленно попросив прощения у верного боевого товарища за последующую гонку, я уже запрыгнул в седло, как вдруг впереди показался воин в половецком халате, с половецкой же саблей, луком и стрелами, на половецком жеребце, ведущий за собой еще двух коней. Мгновение спустя я узнал во всаднике ливенского дружинника – его лицо примелькалось мне за время боев, но имени я сейчас не вспомнил. Между тем русич, доскакав до нас настоящим галопом, с трудом выпалил наверняка пересохшим горлом (до того хриплый у него голос!) столь ожидаемое нами послание:

– Все! Показался впереди обоз… Ждан ждет приказа!

Выслушав гонца, я молча схватился за седельные сумки, спешно извлекая из них свернутый юшман, шелом да наручи, и моему примеру последовали все без исключения семь десятков ратников… Оставшиеся же три десятка воев, пересев на самых быстроногих и выносливых степняцких коней, загодя облачились в трофейные, практически не забрызганные кровью халаты половцев, напяленные поверх кольчуг, и взяли с собой лишь половецкое оружие. Они сразу вырвались чуть вперед, выполняя функцию головного дозора, следуя на полверсты впереди нас… И одновременно с тем являясь моим «троянским конем».

– Все, скачи обратно да передай Ждану: пусть сближается с обозом неспешно, а как мы покажемся, тогда вам и начинать!

Переведя дух и пересев на нового, чуть более свежего жеребца, ратник поскакал назад, а мы двинулись следом, пока лишь бодрой трусцой… По моей задумке, отряд неугомонного бродника (узнав о моих планах, он сам напросился на рисковое задание с остатком конных лучников!) будет неспешно сближаться с обозом, пока уже мы не окажемся в поле зрения татар. И до этого момента Ждан продолжит выдерживать небольшую дистанцию, что вряд ли вызовет опасение у поганых.

Ну а дальше ряженые ратники сблизятся с противником, Ждан при необходимости сообщит степнякам, что они отправлены самим Бурундаем к Батыю с важным посланием, да сообщит, что сзади следует отставшая часть сотни вместе с кюганом и уцелевшими монголами-джагунами! И потребует дать проход, коли половцы растянули свой отряд на всю реку… Далее по ситуации: или мои дружинники проскачут вперед колонны, рассыплют там «чеснок» и, развернувшись, ударят по голове татарского отряда (а еще лучше, доскачут до охраны именно полона!), или же сразу вступят в бой. Это коли половцы что-то заподозрят и попытаются остановить отряд… В любом случае подобраться поближе дружинники смогут, а учитывая, что у каждого в седельной сумке спрятано по арбалету, кои вой прямо сейчас должны взвести… Ошеломить врага и навести шороху им удастся практически наверняка. А уж там должны поспеть и мы…

Минуты ожидания перед схваткой – вот, пожалуй, самое сложное для меня в битве. Не считая самой битвы, хах! Но на самом деле томительные мгновения перед схваткой, когда замирает сердце, а холодная испарина покрывает тело и хочется уже стрелой рвануть вперед, лишь бы побыстрее все началось – они мне порой действительно даются тяжелее, чем последующий бой. Вот и сейчас…

Впрочем, сейчас-то я как раз уже поддал пятками бока Буяна, переводя жеребца на рысь и с замиранием сердца наблюдая, как небольшая группа всадников Ждана уверенно сближается с крупным отрядом степняков. Сердце ведь буквально замирает от страха за соратников! Я рефлекторно прижимаюсь к холке коня (будто за четыреста метров можно разглядеть, кто же следует за обозом поганых!) и внимательно наблюдаю за тем, как ряженые дружинники поравнялись с хвостом колонны и как некоторое время спустя степняки дали воям дорогу, сместившись к левому берегу. Они, правда, и так шли не во всю ширину реки, но, видимо, дали дорогу все ускоряющимся десяткам «бурундаевой» сотни…

Молодец, Ждан, провел-таки выродков!

– Давай братцы, приникните к холкам коней! Попробуем проскакать чуть вперед, к полоняникам!

Шанс у нас действительно есть. Сейчас я уже разглядел, что толпу связанных по рукам баб и подростков, сцепленных между собой, тянут за возами, считай, в самом хвосте. И подгоняет их не столь и много всадников с плетями; замыкают колонну, правда, где-то с полсотни половцев, но против нас у них шансов мало! Главное, чтобы приняли бой, а не стали рубить пленников…

Прошла еще пара минут, прежде чем я резко выкрикнул:

– Все, братья, на галоп! Кречет и Микула – со мной, остальные – вместе с боярином, скачите сразу к полоняникам!!!

Сам я, заранее перевесив щит на левую руку, правой нашариваю древко сулицы, покоящейся в притороченном к седлу чехле, и мягко достаю ее. Разделяющее нас с врагом расстояние сокращается очень быстро, и половцы в хвосте ожидаемо забеспокоились, как вдруг где-то впереди наконец-то послышались чьи-то удивленные и вместе с тем возмущенные крики.

Началось! Уже не таясь, я выпрямляюсь, одновременно с тем воздев над головой дротик, сжатый обратным хватом. Замершие на пару мгновений половцы бросили лошадей в сторону, пытаясь перегородить дорогу десяткам Коловрата, одновременно с тем потянувшись к саблям. Саадаки с луками никто не беспокоит – кажется, степняки сняли с них тетивы, желая поберечь их и не подозревая, что им может грозить реальная опасность! А вот это они зря…

– Бей!!!

С этими словами я что есть силы мечу сулицу в сторону ближнего ко мне половца. Расстояние между нами сократилось уже до пятнадцати шагов… Промахиваюсь и, плюнув на дротики (второй бросить уже не успею!), вырываю из ножен трофейную саблю, взятую на замену сломанному утром клинку.

Ну, с Богом…

Глава 9

Когда ряженые русичи поравнялись с хвостом колонны татар и Ждан яростно закричал: «Дорогу, дорогу нукерам Бурундая, расступитесь!» – сердце в его груди билось загнанным зайцем! Но никто не попытался остановить его людей, перегородить дорогу, начать его расспрашивать… Поганые вот-вот должны были подойти к ханской стоянке, где их ждали желанный отдых и горячая еда, а за спиной их действовали три тумена, осаждающих крепости орусутов, и часть их собственного отряда. Да и местные леса давно уже не оживали внезапно летящими из-за деревьев стрелами… Так что половцы, сопровождающие обоз с награбленным и хашаром, никого не боялись, ибо не ожидали встретить врага в шести-семи верстах от огромного осадного лагеря Батыя, уже миновав обугленные останки сожженного жителями Ольгова в устье Прони… Луки их без тетив беззаботно покоились в саадаках, а немногочисленные щиты болтались у седел, ни броней, ни шеломов и вовсе не было видно…

Воинов Ждана поганые встретили и проводили лишь любопытными взглядами и отошли в сторону, освобождая речной лед. Ведь если старший отряда нагнавших их всадников столь громко и яростно требует уступить ему дорогу, значит, имеет на это право! Может, это вообще целый сотник, один из немногих половцев, кого монголы подняли до звания джагуна?! Одним словом, задержать дружинников никто даже не попытался, и три десятка гридей стрелой пролетели вдоль обоза, направляясь к голове татарской колонны…

Еще сильнее сердце Ждана забилось, когда он увидел пленников, в основном баб да отроков. Сильно избитых, в лохмотьях одежд, порой окровавленных, с затравленными, горящими ненавистью или исполненными бесконечного отчаяния глазами… Но самыми страшными броднику показались пустые, равнодушные взгляды некоторых полоняниц. Вроде бы сами они живые, а вот глаза уже словно у мертвых…

Подобное зрелище он видел не впервые, и душа Ждана отозвалась особой, резкой болью. Ведь отрезанные от Руси бродники, брошенные когда-то черниговскими князьями на произвол судьбы, до самого прихода монголов становились жертвами хищнических, разбойных половецких набегов. И сколько раз степнякам удавалось нахватать полона в окрестностях небольших, но хорошо укрепленных городков бродников?! Да не счесть! Но живущие на Дону вольные люди давно научились отвечать ворогу, научились у него же сражаться конными, угнали у половцев легконогих, быстрых жеребцов, разведя собственные табуны, и каждый раз бросались в погоню, надеясь нагнать, отбить полон! Четыре раза Ждан вместе с прочими вольными воинами устремлялся в погоню, и только один раз вызволить своих не удалось…