Апоптоз - Наташа Гринь

меня с прискорбным снисхождением, этаким взглядом упрямого барчонка на холопа в сединах, пожалованного ему в дядьки за трезвость. Да, я не из ваших. Гувернантка (часто) или мать (иногда) встречали меня в дверях ровно в установленный час, принимали одежду и водили носом, чувствуя чуждый им запах метро и торопящегося тела, которое, закончив тут, побежит в другое там, зарабатывать рубль грамотой, которая, увы, перестала передаваться с голубой кровью. У меня была любимая традиция – в конце первого занятия спрашивать у притомившихся юных знатьёв, каково это, каждое утро просыпаться в центре Москвы. Ответ зависел от возраста. Совсем маленькие, класс второй-четвертый, сразу говорили, что им хорошо, нравится или даже супер, улыбались и поворачивали голову к окну. Старшеклассники или университетские брали паузу секунд в десять, а потом отрывали глаза от тетрадей и, чуть сведя брови, говорили с интонацией неподдельного вопроса – «В смысле?» или «Не поняла». Да тут все понятно, ясно, что же, к следующей встрече повторить алфавит и записанные правила чтения. Bon, à bientôt.

Не понимали не только этот вопрос, но и, вероятно, многое из того, что я временами рассказывала о языке и его когнитивных функциях, теориях Лакоффа и Лангакера, связях с культурой, историей литературы, философии, даже не зависимо от возраста и сословия. Однажды родители одной ученицы с юга Москвы, которым французский был нужен больше, чем их дочери, попросили меня задержаться после занятия и предложили вечерний чай. Начала, конечно, мать, больше похожая на мачеху, которая, в отличие от отца с отсутствующим лицом (очевидно, его включили в беседу исключительно для веса), была решительно настроена отправить дочь за границу. Все, что вы преподаете, отрывисто сообщала она, французский, иностранные языки, ваш диплом, опыт, переводы, это все, конечно, замечательно, но у меня такое ощущение, что наша дочь не в состоянии понять того, что вы объясняете ей на уроках, мы сдали пробные тесты, но с такими баллами она же вообще едва ли поступит (Квебекский университет в Монреале, факультет экономики), на что я ей вполне честно ответила, что личная жизнь моих учеников меня не волнует, я просто делаю свою работу. Нам всем тогда стало ясно, что в должности учительницы по вызову я не состарюсь и перестану в какой-то момент переводить чужой французский из класса в класс, из школы в университет или из страны в страну, когда-нибудь выйду, наконец, из этой унизительной системы культурного трансфера. Но пока иного пути, варианта, у меня не было, я умела играть только во французский, выдавать себя звуками за другого человека, из другого мира, с отличными от моего прошлым и настоящим, с альтернативным представлением о том, как тут все устроено. Наши занятия прекратились через две недели. Поступила ли их дочь в Монреаль, я не знаю.

Учеников было много, разных, с кем-то я занималась считаные часы, с кем-то месяцы и даже годы. И среди них всех была только одна ученица, с которой мы нашли общий язык. Не русский и не французский, а мой-ее-наш, делящийся пополам без остатка. Ее мать позвонила мне на следующий рабочий день после новогодних праздников, утром, я еще даже не ложилась. Сказала, что ищет для своей пятнадцатилетней дочери репетитора, остановилась на мне, потому что я молодая и ей понравилась моя фотография. Нужно улучшить общие знания, разговорить, поставить девочке хорошее произношение. Нет, поступать будут в России, подготовка к экзаменам не нужна, так учат, для себя. Да, занимались два последних года, но нерегулярно, она у нее такая вещь в себе, ребенок особенный. Ну… скажем так, не ладится у нее со взрослыми, с возрастными преподавателями ей сложно. Да, общаться, что-то обсуждать. Да она понимала, что я не психолог, но просила провести хотя бы одно занятие, а я потом решу сама. Дочка ее – девочка умненькая, способная, быстро схватывает. В идеале хотят заниматься два раза в неделю, по вторникам и четвергам. Ничего страшного, вечерние занятия им подходят, да. В центре, рядом с метро – высотка на Котельнической набережной. Прямо там, да. Да, жилой, жилой. Какого тараканоубежища? А, понятно. Ну ладно, хорошо, тогда будут ждать меня в четверг в семь вечера. Точный адрес и контакты сейчас отправит в сообщении. Вот еще что хотела сказать: девочку зовут Таня, но она называет себя Евой.

Ну ладно, вопросов, как всегда, никаких. Если она Ева, то я тогда Лилит.

Когда тому четвергу стукнуло полседьмого, я вышла с Таганской Кольцевой – чтобы облегчить себе путь, спускаясь с горы к высотке. Москва уже с час назад окунулась в зимнюю темноту, которую расшатывала тысячами тысяч огней – фарами, уличными идолами-фонарями, горящими вывесками, опутанными праздничными гирляндами, и никогда не гаснущими экранами телефонов. Один из серых реверберов, склонившихся над мокрым тротуаром, равномерно мигал, отчего я на секунду почувствовала себя персонажем фильма Дэвида Линча. Предупрежден – значит, вооружен. Помню. Буду осторожна. Силой тяжести меня понесло дальше, вниз по улице, к черной морщинистой воде, к по-тюленьи лоснистой набережной, где стояла подсвеченная изумрудом одна из семи сталинских сестер – высотка, растущая с каждым шагом, будто я только что отхлебнула из пузырька с надписью «Выпей меня».

У меня знакомо чесалось сердце – от страха, ежистого мандража: так было перед каждым первым занятием, перед этой необходимостью сближаться с новым человеком, пропустив этап добровольного знакомства, перед этим почти насилием – войти в чужой дом и занять там свое место, уверенно делая вид, что оно всегда существовало только для меня, а потом на протяжении десятков минут играть роль умного, собранного человека, хранящего в голове важные вещи – иностранный язык (sic!), поправлять, подсказывать, одобрительно кивать или препарировать ошибки, тем временем размышляя, в какой момент в моей жизни что-то пошло не так и я решила заниматься этим – бог знает чем. Видимо, юность – моя разменная монета, которую я трачу на взращивание в людях альтернативных личностей, двойников, живых трупов, которые потом сбиваются в колонии и начинают жить собственной, неподконтрольной жизнью, плодясь и размножаясь. Получается, что я в каком-то смысле держу бизнес – похоронное бюро на час. Сдай одно свое мертвое тело, получи новое, посмертная маска бесплатно. Может, это и не так плохо, а может, даже и полезно, ведь я инвестирую в безотходное производство.

Змея гудящей пробки рывками ползла вниз по улице, изредка показывала публике фокус с разрезанием, вместо пилы используя переходы. На водосточной трубе в графитовых струпьях из последних сил держался когда-то кислотно-желтый лист, всем желающим