Комедия книги - Иштван Рат-Вег

В прошлый четверг (22 декабря), в три часа пополудни, Ментелли, как обычно, отправился на берег Сены, чтобы набрать воды. Река еще не спала. Ментелли осторожно подошел к краю острова Лувье[128] (это со стороны моста Мари, под перекрытиями). Он наполнил и поставил на берег один котелок, а другой, наверное, не смог вытянуть разом из реки, ведь к тому времени он начал уже стареть и слабеть; очень вероятно, что левой рукой он оперся на лодку, которая была привязана к берегу. Странная ошибка ученого, который всю жизнь, наряду с прочими науками, занимался статикой и динамикой и в этих предметах мог считаться вторым Архимедом. Несчастливая лодка, естественно же, заскользила от берега, и Ментелли упал в воду. Все это видели случившиеся неподалеку поденщики, они-то и подняли тревогу. На проходившем рядом баркасе их, вероятно, не слышали или не хотели слышать. Минут через пятнадцать на втором баркасе попытались спасти несчастного, но было уже поздно… кроме мертвого тела они ничего не сумели бы вытянуть. И люди утешали себя тем, что утопленник был всего лишь временным чиновником Арсенала, не подозревая, что этот временный был одним из самых выдающихся людей нашего столетия».

Из всех странностей Ментелли наиболее примечательным было то, что при своих безграничных знаниях он ничего не создал. Грифельная доска могла считаться символом его жизни: писать, писать, писать, пока не заполнится, — потом стирать и писать снова.

5. БИБЛИОФИЛЫ-УБИЙЦЫ

За пределами полезного увлечения собирательская страсть — всегда болезнь, мания. И встречаются собиратели-маньяки, которые в жажде добычи не останавливаются ни перед нравственностью, ни перед законом. Коллекционер превращается в сеятеля зла. Порою становится вором, грабителем и — даже убийцей. Еще можно как-то объяснить ослеплением страсти такое безобразие, как кража книг. Но то, что библиофил-коллекционер из любви к книгам убивает, человеческому разумению недоступно. Отверзается ужасающая черная пропасть души, которую познать, исследовать и сделать безопасной способны разве что опытные и сильные духом психологи и психиатры. Возможно ли, что человек, влюбленный в книгу, т. е. в дух самой гуманности, воплощенный в ней, способен посягнуть на жизнь, собственными руками ввергнуть в небытие своего ближнего? Оказывается, возможно. Я расскажу вам два случая.

Иоханн Георг Тиниус родился в 1764 году. Окончил гимназию в Виттенберге и на теологическом факультете Виттенбергского университета получил диплом магистра. Подвизался на поприще преподавания, а потом был приглашен на должность священника в городок неподалеку от Лейпцига. На службе он повсюду отличался, всегда удостаивался наивысших похвал за необычайно обширные познания, усердие и высоконравственный образ жизни. Единственной страстью его было собирание книг. Библиотека Тиниуса насчитывала тридцать тысяч томов, а по другим оценкам — шестьдесят тысяч; как бы мы ни считали, по тем временам — цифры не слыханные. И библиофилом он был настоящим: книги свои любил за содержание, прочел их все и сам написал кучу теологических трактатов. Чтобы составить такую библиотеку, тощего учительского содержания и затем скромного дохода духовного пастыря было, конечно, недостаточно. Не хватило бы и тех грошей, которые в первом и во втором браке принесли в дом его жены. Тиниус, естественно же, спекулировал. Скупал целые библиотеки и дублеты продавал. У него были обширные связи с библиофилами Европы, имел он посредников даже в Соединенных Штатах. Таким образом, удалось ему собрать огромное количество денег. И все же частенько оказывался в затруднительном положении: не мог противостоять искушению и заключал договор на оптовую закупку библиотек, предназначенных для аукциона, а когда подходило время платежа, оказывался не в состоянии добыть сумму, которая бы превышала цены, назначенные конкурентами. И вот однажды утром, 28 января 1812 года, старый лейпцигский коммерсант Шмидт был найден на своей квартире с тяжелым ранением, истекающий кровью. Придя в себя, старик рассказал, что к нему явился незнакомец лет сорока, на вид — провинциальный священник, с желанием купить облигации лейпцигского городского займа. Шмидт показал ему облигацию стоимостью в 100 талеров, потом — провал; что было дальше, Шмидт не помнит. Следствие установило, что коммерсанта несколько раз с большой силой ударили по голове тяжелым предметом, о чем свидетельствовали глубокие следы, и из ящика письменного стола изъято одиннадцать облигаций лейпцигского городского займа на сумму 3000 талеров. Агенты уголовной полиции немедленно кинулись в городские банки, чтобы наложить вето на покупку этих облигаций, но было уже поздно: в одном из банков уже побывал человек лет сорока, на вид — сельский священник, и по биржевому курсу того дня обменял облигации на золотые талеры. Шмидт вскоре скончался, и следствие, как говорится, зашло в тупик. Преступник как сквозь землю провалился.

Прошел год. Покушение на Шмидта уже стерлось из памяти горожан, когда 8 февраля 1813 года Лейпциг был взбудоражен известием о новом убийстве. Госпожа Кунхардт, семидесятипятилетняя вдова, рано утром отправила служанку в лавку. Вернувшись, та застала хозяйку простертой в луже крови с проломленной головой. Старуха только и успела сказать, что пришел незнакомый господин и показал ей письмо, в котором неизвестный человек просит у нее взаймы 1000 талеров, потом… что было потом?… этот господин ее чем-то ударил, чем — она не помнит. Вот и все, что удалось узнать, госпожа Кунхардт потеряла сознание и на третий день скончалась. Деньги ее оказались в целости, преступник, видно, испугался крика старухи и почел за благо поскорее унести ноги. Спрут уголовного следствия вновь протянул свои щупальца, но на этот раз не второпях, не как в случае Шмидта. Потихоньку-полегоньку, по следам показаний служанки госпожи Кунхардт, щупальца приближались к магистру Тиниусу. Служанка рассказала, что, возвращаясь из лавки, она встретилась на лестнице со знакомым ей господином — сельским магистром, который часто останавливался в гостинице, где она когда-то служила. У хозяина гостиницы узнали, что в тот день у него проживал магистр Тиниус. Преступник был выслежен и некоторое время спустя арестован и предстал перед судом. Последующие события представляют интерес главным образом для криминалистов.

Находясь под следствием, Тиниус все отрицал. Непосредственных улик и в самом деле не находилось, но косвенных было более чем достаточно. Выяснилось, что Тиниус побывал в доме госпожи Кунхардт еще за день до убийства, а в день преступления его узнала служанка; почерк письма, найденного в доме, принадлежал Тиниусу; в квартире магистра обнаружили небольшой топорик с короткой рукоятью, хорошо умещавшийся в кармане плаща, рана на голове жертвы в точности повторяла контур одного из углов тыльной части топорика. Дополнением послужили письма магистра, написанные уже из тюрьмы и перехваченные полицией. С их помощью он пытался добыть себе лжесвидетелей. Одно из перехваченных писем и наносило решающий удар. «Если следствие наткнется на случай со Шмидтом, нужно сказать, что (далее шла инструкция)», — гласило письмо.

Тут же было, естественно, поднято дело об убийстве Шмидта, и против Тиниуса выдвинули второе обвинение. Но, кроме того, что в последовавшие за убийством недели Тиниус приобрел библиотеку, заплатив за нее триста луидоров наличными, выяснить ничего не удалось. Тиниус упорствовал, находил оправдание каждой улике, но состав обвинений был настолько тяжелым, что в конце концов Тиниуса осудили. Следствие, правда, несколько затянулось: приговор был вынесен через десять лет после начала дела!

Между тем произошло разделение Саксонии, и городок, где проживал Тиниус, оказался в пределах Пруссии, бумаги курсировали между двумя инстанциями в двух разных странах, пока, наконец, в 1820 году не было вынесено решение в одной, а в 1823 году — в другой, высшей инстанции. От обвинения в убийстве Шмидта магистру удалось отвертеться, а за убийство госпожи Кунхардт он получил двенадцать лет. Десять подследственных лет не считались, и шестидесятилетний Тиниус должен был отсидеть еще двенадцать. Всего, таким образом, провел он в тюрьме двадцать два года.

Виновен он был или нет, сейчас уже, более ста лет спустя, сказать трудно. Бесспорно то, что при таком обвинении осуждают и в наши дни. Бесспорно, однако, и то, что много раз выяснялась невиновность людей, осужденных на основании так называемых «косвенных улик». Но как бы то ни было, представляется небезынтересным, что за время заключения Тиниус написал увесистый труд «Явление Святого Иоанна» — написал его безо всякой вспомогательной литературы, исключительно благодаря своей замечательной памяти. Библиофилом он был настоящим, книги содержались у него не только на полках, но и в голове, что самое главное.