Отвергнутые Мертвецы - Graham McNeill

– Если бы только это было так, – сказала Афина, и Кай проследил за её взглядом за пределы стен.

На песке появился красный цветок, похожий на каплю крови в молоке. Кай задышал чаще, он изо всех сил старался сохранять спокойствие. Его скачущий пульс ещё больше ускорился, и он сглотнул, чувствуя, как яростно рвутся наружу воспоминания. В его мысли вторгся жалобный голосок ребёнка, и красное пятно выросло в геометрической пропорции.

Таинственный подземный охотник бросился к разрастающейся багровой массе, неистовый и упорный в своём стремлении. Он вырвался из-под песка за пределами стен мешаниной углов, лопастей и низкочастотного гула. Корабль-призрак, выплывший на поверхность глубочайшего океана, он выскочил, как сидевший в засаде охотник, и с оглушительным грохотом обрушился обратно на землю. На его бортах мешались железо и лазурь, золото и бронза. Это был истребитель планет, монстр, способный на невообразимые разрушения, и сияющая крепость Кая была слишком слаба, чтобы удержать его чудовищную мощь.

Он появился на волне криков десяти тысяч голосов, которые вопили от ужаса и боли. Он знал имя Кая и хотел, чтобы астропат присоединился к мертвецам, чьи кости и кровь заполняли его стонущие коридоры и каюты.

Кричащего от ужаса Кая выбросило из пространства грёзы в тот самый момент, когда крепость пала под леденящим душу шквалом злобных лиц, чёрных клинков и неистовых зубов.

Его глаза распахнулись, и он сел вертикально в своём кресле. Шепчущие камни рдели разъярённо-красным цветом, рассеивая остаточную энергию их совместного сеанса по расположенным под башней залам-уловителям. Кай вжал своё лицо в основания ладоней, ощущая, как холодят кожу керамика и сталь его искусственных глаз. Отвращение, вина, ужас и скорбь разрывали его на части, и из саднящего от криков горла вырвалось придушенное рыдание.

Он не мог проливать слёзы, но боль, которую он испытывал, не становилась от этого слабее.

Пустыня исчезла, и на него обрушились строгие линии и углы кельи, затопляя его чувства обыденной, пресной реальностью.

– Это был "Арго"? – спросила Афина.

Кай кивнул. Он осознал, что всё ещё держит её за руку, и костяшки его пальцев белы от напряжения. В тех местах, где его ногти прорезали тонкий слой её заново наросшей кожи, выступили крошечные кровавые полумесяцы. Мгновенно нахлынуло чувство вины, и он отдёрнул руку прочь.

– Я дико извиняюсь, – сказал он. – Я не хотел...

Афина сжала свою пострадавшую руку в кулак.

– Я это ощутила, – сказала она, снова беря его за руку. – Всё, что ты испытал, пока они умирали. Я это прочувствовала, от начала и до конца.

Кай зарыдал без слёз, скорбя по пропащим душам с "Арго".

Но сильнее всего он оплакивал самого себя.

IV

Гхота / Древние Боги / Лики Смерти

От работы с покойниками томила жажда, и Палладис Новандио глотнул солоноватой воды из деревянной бочки, установленной у двери крематория. Загрузкой трупов в топку занимались суровые мужчины, привычные к этим холодным окоченевшим напоминаниям об их собственной смертности. Работая молча, они подтаскивали поддоны с покойниками к встроенной в скалу гигантской печи и, лишив их одежды и последнего достоинства, брали за лодыжки и кисти, раскачивали и забрасывали в огонь.

Город Просителей не испытывал недостатка в трупах – этого добра здесь было избытке, как мало чего другого.

Груды остающейся одежды сортировались и вычищались моленницами Храма, а потом раздавались нуждающимся. Бывали дни, когда казалось, что население города вообще не меняется, и можно было остановить кого-нибудь, решив, что он чудесным образом вернулся к жизни, но на самом деле этот человек просто носил куртку покойного. Палладис находил некоторое утешение в знании, что мёртвые всё ещё могут что-то дать тем людям, которых они покинули.

Во всяком случае, большинству из них.

Он обтёр с лица печную золу смесью воды и собственного пота. Из его рта никогда не уходил привкус пепла и жира, но он даже не задумывался о том, чтобы заняться чем-то другим. В отсутствие любых действенных городских властей, трупы были обычным зрелищем для улиц Города Просителей. Это были тела тех, кто поставил на себе крест или просто оказался в ненужное время не в том месте. Несть числа тем способам, которыми смерть может прибрать человека, и все их не перечесть.

Люди, миллионами прибывающие на Терру, пробирались ко Дворцу через горы, но лишь части из них удавалось просочиться в такую глубь. Остаток составляли тысячи тех, кто шумел при вратах, упрашивая безликих воинов, вышагивающих по зубчатым стенам, чтобы они позволили им пройти. Улицы Города Просителей наполняли те, кто искал смысл жизни или ответы на свои вопросы, или просто явился посмотреть на великолепие владений Императора.

Палладис помнил те времена, когда Город Просителей ещё сохранял облик организованного поселения. Тогда он был достаточно мал, чтобы в нём можно было поддерживать некую форму стабильности и порядка. Но по мере того, как всё больше и больше людей находило дорогу к стенам Дворца, упорядоченная структура посёлка начала рассыпаться. Новые строения, появлявшиеся как по мановению волшебной палочки и отодвигавшие городские границы ещё дальше к горам, неуклонно становились всё более многочисленными, всё более временными и вместе с тем всё более убогими.

Тогда появились банды, осознавшие свои перспективы в среде отчаявшихся просителей, – так стервятники кружат над раненым в пустыне. Непрерывно растущий город притягивал шайки с гор, ватаги с равнин и отряды с полей брани Объединительных Войн, которые чуяли готовую поживу в виде уязвимых людей. Начались убийства – кровавые, замышленные для того, чтобы посеять эпидемию страха.

И самой худшей из всех была банда Бабу Дхакала. Его люди были сильнее, быстрее и безжалостнее остальных, и не знали пределов в измывательствах над людьми и своём моральном падении. Палладису довелось увидеть, как одному из людей Дхакала выкололи глаза и бросили его истекать кровью на ступенях мед-центра. Его палачам отсекли конечности, а обрубки их тел насадили на высокие копья и оставили на съедение птицам-падальщикам. Убийства во имя мести, убийства для поддержания чести, убийства просто так. Во всём этом не было никакой логики, и к моменту, когда самое худшее закончилось, остался лишь Бабу Дхакал.

Никто не знал, откуда взялся этот страшный главарь банды, но слухов ходило множество. Некоторые утверждали, что он состоял в Легио Кустодес и не возвратился с Кровавых Игр. Другие говорили, что это был один из Громовых Воинов Императора, каким-то образом переживший окончание Объединительных Войн. Ещё кто-то уверял, что он был космодесантником, чьё тело отказалось взойти на последнюю ступень превращения в постчеловека, и который бежал раньше, чем его успели прикончить. Скорее же всего, Дхакал просто был безжалостным ублюдком, который оказался безжалостнее и ублюдистее всех остальных.

Но его зловещая репутация не отпугивала тех, кто отчаянно стремился попасть во Дворец, и день за днём, год за годом, Город Просителей разрастался всё сильней. Вооружённые отряды из Дворца периодически прочёсывали его улицы, подбирая всякое отребье и сброд, слишком нерасторопных или тупых для того, чтобы спрятаться, но это не давало ничего, кроме успокоения совести знатных лордов Терры. В общем и целом, Город Просителей жил по своим собственным законам.

Имперские глашатаи, эскортируемые сотнями вооружённых солдат, порой осмеливались добраться до Арки Провозглашений, чтобы зачитать имена тех, к кому удача в конце концов повернулась лицом и кому было дозволено войти во Дворец. Лишь считанные единицы из этих вызванных проходили сводчатым проходом, ведущим к Вратам Просителей. По большей части они или лежали мёртвыми в безымянных проулках, или, оставив всякую надежду когда-нибудь добиться права на вход, просто-напросто вернулись в тот уголок земного шара, который когда-то звали домом.

Палладис был одним из тех счастливчиков, кого призвали во Дворец вместе с семьёй, когда Город Просителей ещё был обителью спокойствия и порядка. Он прибыл из южных земель Румынии, где в поте лица занимался своим ремеслом каменных дел мастера и резчика по мрамору, работая во дворцах бурно развивающихся технократических домов-картелей, которые вырастали из блуждающих песков на границе "пыльного котла". Но мега-строения становились всё выше и выше, владычествующий издревле камень был вытеснен сталью и стеклом, и Палладис обнаружил, что вынужден искать работу где-нибудь в другом месте.

Взяв жену и новорожденных сыновей, он пересёк земли, всё ещё покрытые шрамами глобальной войны, которая бушевала так долго, сколько помнили себя живущие. Только сейчас начинала брезжить возможность того расцвета, о котором говорили глашатаи Императора. В поисках этого благоденствия Палладис перевалил через хребты Сербии и держался Карпатской горной дуги, пока не вступил на родину русов и не прошёл вслед за торговыми караванами по древнему Шёлковому пути через равнины Нахичевани. Здесь они повернули на восток, миновав Ариану[34] и снова ставшие плодородными земли индоев[35], а потом местность пошла вверх и показались горы, отмечающие край света.