Они жаждут - Роберт Рик МакКаммон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подошедшая Гейл коснулась его руки, и он дернулся от неожиданности так резко, что сфотографировал небо.
– Что здесь произошло? – спросила она. – Какой… сделал это?
– Вандалы. Может быть, байкеры, или сатанисты, или еще кто-нибудь. Я и раньше видел вандализм на кладбищах – ну, знаешь там, поваленные надгробия и прочее дерьмо, – но ничего похожего на это! Господи, посмотри сюда!
Он по широкой дуге обогнул пару разбитых на куски скелетов и подошел к массивному, украшенному резьбой каменному склепу. Крыша усыпальницы была сорвана целиком. Джек заглянул внутрь, но не увидел ничего, кроме пыли и клочков темной ткани на полу. Пахнуло чем-то затхлым, словно из пустого колодца. «Интересно, чей это склеп?» – подумал он. В любом случае здесь осталась только горстка серой пыли. Джек отступил на шаг, чтобы сделать снимок, и едва не споткнулся об оскалившийся скелет в темном костюме.
В нескольких метрах от него Гейл разглядывала раскопанную могилу. На надгробии была видна надпись затейливым шрифтом: «МЭРИ КОНКЛИН». На дне ямы лежали желтые кости, обернутые в паутину тонкого кружева.
– Джек, – тихо произнесла Гейл. – Мне кажется, это не просто вандализм.
– А? Что ты говоришь?
Она посмотрела на него, смутно осознавая, что на ветвях соседних деревьев распевают птицы, безразличные к заботам смертных.
– А гробы? – сказала она. – Куда делись гробы?
Джек застыл с опущенной камерой. Посмотрел на сдвинутую с места бетонную плиту склепа, в котором лежал древний прах, – сколько сотен фунтов могла весить такая штука? Там тоже не было гроба.
– Гробы? – переспросил он, и струйка ледяного пота пробежала по его спине.
– Ни одного нет, нигде. Думаю… гробы похитили, а останки просто вытряхнули.
– Это какое-то безумие, – тихо возразил он.
– Тогда загляни в эти пустые могилы, черт побери! – Теперь Гейл почти кричала, в животе у нее все перевернулось. – Попробуй найти там хоть один гроб! Ну же, загляни!
Джеку незачем было туда заглядывать. Он посмотрел на рябящий пятнами солнечного света пейзаж, напоминающий старинное поле битвы: погибшие солдаты остались гнить на том месте, где они пали, на поживу стервятникам и собакам. «Нет гробов? – Фотоаппарат болтался у него на шее, отяжелевший от свидетельств отвратительного жуткого зла. – Нет гробов?»
– Думаю… нужно позвонить копам, – услышал Джек собственный голос.
Он попятился прочь от оскверненной гробницы, наступил на отделенный от тела череп, и тот затрещал, словно испуская полный муки предсмертный крик.
III
– Вы не возражаете? – спросил Палатазин у сидевшей по другую сторону стола юной блондинки с блестками на веках, доставая когда-то превосходную пенковую трубку, ныне превратившуюся в оцарапанный кусок древесного угля.
– Что? А, нет, дядь, все нормально.
У девушки был гнусавый среднезападный акцент.
Он кивнул, чиркнул спичкой и поднес огонь к чаше. Эту трубку Джо подарила ему на первую годовщину их свадьбы, десять лет назад. На чаше был изображен мадьярский князь – один из тех диких воинов-кочевников, что захлестнули Венгрию кровавым потоком в девятом веке. Часть носа и бровь позже откололись, и теперь изображенное лицо больше подошло бы нигерийскому боксеру. Палатазин позаботился о том, чтобы дым уходил в сторону от девушки.
– Итак, мисс Халсетт. – Он заглянул в лежавший на столе блокнот; чтобы освободить для него место, Палатазину пришлось убрать целую охапку газетных вырезок и пожелтевших папок. – Во вторник вечером ваша подруга вышла работать на бульвар Голливуд, у тротуара остановился автомобиль, и что случилось потом?
– В машине сидел какой-то парень. Странный тип.
Девушка нервно улыбнулась ему, теребя фиолетовую замшевую сумочку, которую пристроила у себя на коленках. Ногти у нее были обгрызены до крови. В кресле у двери, в другом конце кабинета, сидел детектив Салливан Рис, мощный, как пожарный гидрант, и черный, как обугленная венгерская трубка. Детектив скрестил руки на груди и наблюдал за девушкой, время от времени поглядывая на Палатазина.
– Сколько лет было этому мужчине, мисс Халсетт?
Она пожала плечами:
– Не знаю. Помоложе тебя. Она говорит, что не может сказать точно, потому что, понимаешь, фонари на бульваре светят по ночам так ярко, так странно. Трудно рассмотреть человека, пока не столкнешься с ним лицом к лицу.
Палатазин кивнул:
– Черный, белый, чикано?
– Белый. У него были очень толстые стекла в очках, и от этого глаза казались огромными и смешными. Это был… моя подруга Шейла говорит… крупный парень… не то чтобы высокий или что-то еще, а просто… толстый. У него были черные или темно-каштановые волосы, подстриженные ежиком, почти как щетина. Да и самому ему побриться не помешало бы.
– Во что он был одет? – спросил Рис мощным, утробным голосом.
Когда-то он учился в Школе Дюка Элингтона и пел в хоре басовые партии, сотрясая пол во всем зале.
– Э-э… синяя ветровка. Светлые брюки.
– На ветровке были какие-нибудь буквы? Логотип фирмы?
– Нет, не думаю.
Она снова посмотрела на Палатазина и вздрогнула. Ее пугало такое близкое соседство копов. Линн и Пэтти назвали ее дурой, когда она отправилась в Паркер-центр, чтобы поделиться информацией с копами, ведь они не сделали для нее ничего хорошего, только дважды арестовали по обвинению в домогательстве. Но она подумала, что, может быть, если ее снова загребут, этот грустный коп, который здесь за главного, вспомнит ее и как-нибудь все уладит. Приглушенный звон телефонов и стук пишущих машинок за дверью начали действовать ей на нервы, потому что перед визитом в полицию ей пришлось отказаться от всего – ни кокса, ни травы, ни таблеток. А теперь она так волновалась, что не могла вынести шума.
– Хорошо, Эми, – мягко сказал Палатазин, почувствовав ее беспокойство. Девушка напоминала сейчас оленя, учуявшего запах оружия. – А что вы скажете о машине? Какой марки она была?
– «Фольксваген-жук». Серый или зеленовато-серый, кажется.
Палатазин сделал пометку в блокноте, записав оба цвета.
– Что случилось дальше с… э-э… вашей подругой?
– Этот парень открыл дверь и спросил: «Торгуешь или как?» – Девушка беспокойно повела плечами. – Ну, ты понимаешь…
– Он сделал вашей подруге непристойное предложение?
– Ага. И еще показал полусотенную. Потом сказал что-то вроде: «У Уолли для тебя кое-что есть…»
– Уолли?
Рис чуть
