Они жаждут - Роберт Рик МакКаммон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она трепыхалась всего несколько минут. Бенефилд убрал тряпку с ее лица, усадил девушку так, чтобы она не сползала на пол, и поехал на север, к подножию гор Санта-Моника – высокому хребту, разделяющему Эл-Эй пополам. Он шумно дышал от возбуждения. Девушка исхитрилась оцарапать ему правую руку, из раны потекли две дорожки крови. Он подчинялся гласу божьему, священной воле своего господина и Мастера, и сейчас, вглядываясь в темноту, куда не дотягивался свет фар, повторял самому себе, тихо и взволнованно, как ребенок, ожидающий награды за хорошее поведение: «Быстрее. Нужно ехать быстрее, он не любит ждать».
Уклон уменьшился на несколько градусов, но «жук» по-прежнему забирался все выше и выше. Время от времени Бенефилд различал внизу город, поблескивающий у горизонта, пока наполовину грунтовая, наполовину покрытая потрескавшимся бетоном дорога вилась над обрывом. За последние две недели он часто проезжал здесь, но это была сложная, коварная трасса. В первый раз, когда он вез с собой хорошенькую рыжеволосую девушку никак не старше шестнадцати лет, Бенефилд заблудился и долго петлял, пока глас божий не вывел его обратно на правильный путь.
Сейчас голос снова говорил с ним, шепотом повторяя в буйстве ветра его имя. Бенефилд улыбнулся со слезами радости на глазах. «Я иду! – отозвался он. – Я иду!» Порыв ветра налетел на машину и слегка качнул ее. Девушка проскулила что-то по-испански и снова затихла.
В свете фар сверкнула натянутая между деревьями цепь, которой здесь раньше не было. На цепи висела металлическая табличка: «ЧАСТНЫЕ ВЛАДЕНИЯ – ПРОЕЗД ЗАПРЕЩЕН». Сердце Бенефилда учащенно забилось, он прижался к обочине, выключил фары и остановился. Голос пролился охлаждающим бальзамом на его воспаленный лихорадкой мозг, голос, приходивший к нему теперь почти каждую ночь, когда он лежал на матрасе в сером забвении между сном и бодрствованием в своей крохотной квартирке-студии неподалеку от Макартур-парка; в те ужасные, мучительные ночи, когда ему снилось, как мать поднимает голову с коленей чужого мужчины, сжимая в руке его подрагивающий пенис размером с питона, и открывает рот в пьяном крике: «ВОН ОТСЮДА!». Голос шелестел в голове, словно морской бриз, обволакивал, защищал. Но иногда даже глас божий не в силах был остановить кошмарную картину, что во всех подробностях разворачивалась в его сознании: чужак ухмыляется и говорит:
– Мелкий хочет посмотреть, Бев. Иди сюда, Уолти, погляди, что у меня есть!
И маленький Уолтер замирает в дверном проеме, словно его руки и ноги прибили гвоздями к косяку, он весь трясется, как в агонии, а чужак нагибает голову матери все ниже, пока ее смех не становится глуховатым, полузадушенным. Мальчик смотрит на все это, его живот и пах словно стягивает тугим узлом, а когда они пресыщаются, его мать – добрая старушка Бев, которая никогда не говорит «нет», никогда, никогда, – отхлебнув из бутылки «Фо роузеса», что стоит на полу рядом с диваном, обнимает чужака и заплетающимся языком просит:
– Теперь ты ублажи меня, сладенький мой.
Ее платье, то самое, в белый горошек, задирается над длинными, бледными бедрами, а под ним голое тело. Маленький Уолтер не может оторвать взгляд от потайного места, которое, кажется, подмигивает ему, словно греховный глаз. Руки его опускаются к промежности, и через мгновение чужак заходится в хохоте, фыркая, как рассвирепевший бык:
– У мелкого стоит! Маленький Уолти взвел курок! Иди сюда, Уолти. ИДИ СЮДА, Я СКАЗАЛ!
Мать поднимает голову и, улыбаясь, смотрит на него опухшими, остекленевшими глазами:
– Кто это? Фрэнк? Это Фрэнк?
Это имя отца. Старина Фрэнк ушел из дому и пропал так давно, что Уолти помнил только то, как отец бил его ремнем.
– Фрэнк? – снова спрашивает мать с той же улыбкой. – Ты вернулся, малыш? Подойди и поцелуй меня, крепко-крепко…
Глаза чужака сверкнули, как осколки темного стекла.
– Иди сюда, Уолти. Нет, Фрэнк. Иди сюда, Фрэнк. Это Фрэнк, детка. Твой муж вернулся. – Он тихо рассмеялся, его недобрые глаза налились кровью. – Снимай штаны, Фрэнк.
– Милый? – шепчет мать и ухмыляется. – Мне от тебя кое-что та-а-ак нужно.
– Подойди и поцелуй свою малышку, Фрэнк, – тихо говорит чужак. – О боже, я хочу это видеть!
Когда приходил этот кошмар, даже глас божий не мог охладить его лихорадку. И Бенефилд был благодарен, бесконечно благодарен голосу, который сказал, что все будет хорошо, если он отправится в ночной поиск, найдет другую смеющуюся Бев, вырвет ее из лап грязно-ухмыляющихся чужаков и доставит на священную гору.
Он поморщился от дурных видений, скачущих в его голове. Виски ломило, и Бенефилд пожалел, что не захватил с собой буфферина. Иногда, когда голос говорил с ним, Бенефилду казалось, что его мозги перемешивают в огромном котле, готовящем густое магическое зелье, которое изменит всю его жизнь, обратив во что-то по-настоящему важное и наполненное высоким смыслом – служение во имя Мастера. Бенефилд повернул голову вправо и посмотрел на мерцающий внизу город. Он задумался, нет ли там внизу еще кого-нибудь, кто тоже был бы ингредиентом этого зелья, частичкой магии, разливающейся сейчас в его душе и во всем его естестве, воспламеняя сладостным холодным огнем. Конечно же, это была магия, ибо пути Господа праведны и он осветит город ночи своей магией и погубит всех Бев в кипящем зелье котла, – иначе чем еще это могло быть?
Приближался какой-то автомобиль. Бенефилд различил вдалеке мерцание фар, спускающихся с горы к нему. Он вылез из машины, обошел ее и открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья. Одурманенная девушка едва не вывалилась наружу, но Бенефилд подхватил ее, словно поваленное сухое дерево. А затем обернулся к подъезжающему автомобилю.
Это был длинный черный «линкольн», начищенный так тщательно, что крылья и капот блестели как стекло. Машина остановилась в десяти футах от цепи. Зажженные фары, словно голодные глаза, впились в Бенефилда и жертву у него на руках.
Он улыбнулся, на глаза навернулись слезы.
Водитель вышел из лимузина и направился прямо к нему вместе с молодой блондинкой, которую Бенефилд сразу узнал. Ее длинные волосы растрепало ветром, а платье испачкалось в земле. Бенефилд догадался,
