Любопытный – значит успешный книга о том, как владение информацией позволяет владеть миром - Брайан Грейзер

В последние годы своей жизни он писал по 15 и более книг в год. Он писал их быстрее, чем большинство из нас, включая меня, могут их читать.

Азимов был человеком энциклопедических знаний, самородком и гением. И он от природы был отличным рассказчиком. Кто не мечтал поговорить с ним хотя бы час?

На встречу в Ritz Carlton Айзек Азимов пришел со своей второй женой, Джанет Джеппсон Азимов, психиатром по специальности, закончившей Стэнфордский и Нью-Йоркский университеты. Она мне показалась более грозной, чем ее супруг: Айзек держался непринужденно, а его жена была начеку. Определенно, она была если и не главной в семье, то по крайней мере его защитой.

Они оба заказали имбирный эль.

Мы начали беседовать. Видно было, что разговор не клеится, но я не сразу понял, насколько все плохо. Спустя десять минут – эль еще не был выпит – Джанет резко перебила разговор. «Вы, очевидно, не знакомы с творчеством моего мужа настолько, чтобы можно было вести разговор, – она поднялась из-за стола. – Это пустая трата времени. Мы уходим. Пойдем, Айзек».

И все. Они встали, и я остался один за столиком, ошарашенный.

Я организовал встречу с одним из самых интересных, изобретательных и плодовитых авторов современности и умудрился за десять минут навеять на него (или, во всяком случае, на его бдительную супругу) такую скуку, что они не смогли это вынести и вынуждены были бежать от моей бездонной серости3.

Думаю, никогда больше у меня не было такого чувства, словно мне влепили пощечину, хотя меня и пальцем никто не тронул.

Но главное: Джанет Азимов была права.

Я несколько месяцев переживал по поводу того, что они просто встали и ушли. Но, по правде говоря, она поймала меня и пристыдила. Я не очень хорошо подготовился к разговору с Айзеком Азимовым. Он согласился уделить мне час своего времени, за который он мог бы написать целую главу книги, а я не проявил в ответ должного уважения. Я не счел нужным потратить время, чтобы достаточно о нем узнать или прочитать, скажем, сборник «Я, робот» от начала до конца.

Идя на эту встречу, я боялся Айзека Азимова. Я опасался именно того, что в конце концов и произошло: я думал, что знаю недостаточно, чтобы у нас вышел хороший разговор. И мне не хватило ума направить этот страх в русло любопытства.

Больше я, однако, таких ошибок не совершал. Я научился использовать свое любопытство в двух важных целях.

Первое: я включаю его, чтобы побороть страх.

У меня целый букет довольно типичных страхов. Я боюсь публичных выступлений. Я не очень люблю большие собрания, где мне может быть не очень комфортно, где я могу оказаться стесненным или где я могу кому-то показаться не таким интересным, как мне бы того хотелось.

Вдумайтесь в этот список. С такими-то страхами я, пожалуй, выбрал не ту профессию. Половину своего времени, во всяком случае на работе, я должен куда-то идти, что-то говорить, вращаться в большой тусовке очень важных персон, которых я вроде бы и знаю, но на деле не совсем.

Прибавьте к этому и то, что я немного боюсь тех, кто занимает высокие позиции, испытываю легкий ужас перед интеллектуалами, – то есть именно теми, с кем я стремлюсь устраивать сеансы любопытства – и вам может показаться, что я специально сам себе организовал такую отличную жизнь, чтобы испытывать тревогу каждый день с самого момента пробуждения.

Помимо борьбы со страхами, любопытство помогает мне укреплять уверенность в своих идеях, решениях, видении, – уверенность в себе. Голливуд, как я писал выше, – страна отказов. Вместо знаменитого знака H-O-L–L-Y-W-O-O-D на Голливудском холме стоило бы написать N-O-N-O-N-O-N-O! (НЕТ-НЕТ-НЕТ!).

Как-то ко мне в офис приходил начинающий кинематографист, и он сказал мне: «Вы крутой. Вам никто не говорит “нет”.»

Глупости. Мне все говорят «нет». До сих пор. Все совсем не так, как кажется. Конечно, ко мне хорошо относятся. Все соглашаются на встречу. Говорят: «Приходите к нам на ужин». Иногда приглашают в поездки, и это льстит. Но если я хочу сделать что-то творческое, что-то острое – телесериал о средневековом палаче, например, который я продвигал в 2014 году, или фильм о влиянии Джеймса Брауна на музыкальную индустрию в США, который вышел летом 2014 года (Get on Up), – мне постоянно говорят «нет». Теперь так принято: все улыбаются, обнимают за плечи и говорят «нет». Но нужно учиться преодолевать эти отказы.

Да, в Голливуде необходимо уметь бороться с отказами – но если вы пишете коды в Кремниевой долине, или проектируете автомобили в Детройте, или управляете хедж-фондами в Нижнем Манхэттене, то и вам тоже следует научиться с ними справляться.

Некоторые пытаются брать обаянием. Другие пускают в ход лесть, третьи убеждают, обосновывают свою точку зрения, а кто-то начинает канючить.

Когда мне нужно заручиться поддержкой для осуществления проекта, я совсем не хочу кого-то увещевать, очаровывать или умасливать. Я хочу, чтобы моя идея вызывала у них такой же энтузиазм и заинтересованность, как и у меня. Ни в малейшей степени я не желаю кого-то втягивать вопреки его видению. Мне хочется, чтобы фильм, персонажи или идея вызывали восторг и энтузиазм, которые потом помогут преодолеть все сложные этапы, неизбежно возникающие у любого проекта.

Для того, чтобы бороться с отказами, чтобы находить пути к «да», я задействую любопытство. Однако использую я его не совсем так, как можно было бы себе представить.

* * *

Я не стал настоящим продюсером после своего первого фильма, который мы сделали с Роном Ховардом («Ночная смена»). Это была остроумная, пикантная и ясная работа, было очевидно, на чем тут можно сыграть. Сразу понятны комические повороты. В действительности «Ночная смена» основана на реальной истории, которую я прочитал в The New York Times летом 1976 году4. Лишь второй фильм, который мы сняли с Роном, «Всплеск», научил меня тому, чем на самом деле занимается продюсер в Голливуде.

Задача продюсера – задавать общую перспективу истории и искать средства и команду, чтобы ее снять, а также следить за качеством процесса. Но самая главная задача продюсера – сделать все, чтобы фильм состоялся.

Зерно «Всплеска», «точка воспламенения» истории, как я это называю, проста: что происходит, когда русалка выходит из океана на сушу? Какими будут ее впечатления, как будет складываться ее жизнь? Что было бы, если бы я ее встретил? Что нужно, чтобы заслужить ее любовь? Чем ей пришлось бы поступиться, и чего это будет стоить мужчине, который захочет ее добиться?

Первый сценарий «Всплеска» я написал сам. Мысль снять фильм о русалке возникла у меня раньше, чем замысел «Ночной смены», в то время, когда я еще работал продюсером телефильмов и мини-сериалов (вроде проектов «Зума-Бич» (Zuma Beach) и «Десять заповедей»). Чтобы найти идею, предложить что-то свое, я следовал совету, который дал мне Лью Вассерман, – брал карандаш и блокнот. Я был совершенно типичным молодым парнем 28 лет, живущим в Лос-Анджелесе 1970-х: я был покорен калифорнийками. Я всегда пытался постичь их мир. А от девушек в купальниках на пляже недалеко и до образа русалки.

Все бы хорошо, но фильм про русалку оказался никому не нужным. Ни одна студия, ни один режиссер не проявили интереса. Все говорили мне «нет». Даже Рон Ховард не хотел браться за режиссуру такого фильма. В первый и последний раз, сказал он.

Голливуд не признает рисков, мы всегда стараемся делать ставку лишь на верный успех. Вот почему мы снимаем серии по пять, а иногда и семь фильмов.

Казалось, никто не понимает, зачем нужен фильм про русалку. Разве есть хоть один пример успешной картины на эту тему?

В конце концов все получилось так. Сначала я выслушивал отказы. И в этом неприятии было нечто, что не могло меня не заинтересовать.

Я говорил: «Это фильм о русалке, которая выходит на сушу. Она встречает парня. Очень забавно!» Не работало.

Я говорил: «Это фильм о русалке, которая выходит на сушу. Она встречает парня. Своего рода художественная сказка!» Никто не купился.

Я хотел выяснить, что заставляет их говорить мне «нет», с чем именно они не согласны.

Они говорят «нет» комедии? Вымыслу о русалке? Или мне, Брайану Грейзеру?

Так вышло, что первый вариант «Всплеска» я написал, если можно так выразиться, слишком с точки зрения русалки. Я полагал, что русалки сами по себе – это уже очень интересно и захватывающе (и, надо сказать, я такой не один, взять, к примеру, легендарную «Русалочку» (The Little Mermaid) Ганса Христиана Андерсена). Руководство голливудских студий приводило меня в недоумение. Они говорили «нет» русалке!

Тогда я подумал: хорошо, это будет не история русалки, а история любви. Романтическая комедия, где женская партия – у русалки. Я переделал контекст фильма. Та же идея, но в другом обрамлении. Я стал продвигать фильм, как любовную историю с элементами комедии, в которой парень влюбляется в русалку.

Ответ был по-прежнему отрицательный, однако, уже не такой категоричный. Во всяком случае, было видно, что руководство студий заинтересовала идея любовной истории с русалкой.