Истоки инквизиции в Испании XV века - Бенцион Нетаньяху
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда через десять лет после смерти Рекареда на трон в 612 г. взошёл Сисебут, он заметил, что действие антиеврейских законов Рекареда практически приостановлено. Он обвинил знать в пренебрежении к законам [96], но нет сомнения в том, что его предшественники на троне разделяли ответственность знати. Они могли принадлежать к антиобъединительной партии или усомниться в мудрости шагов Рекареда — включая его антиеврейскую политику — и поэтому они не привели законы в действие. Сисебут, жаждавший исправить ситуацию, первым делом издал ряд жестоких антиеврейских законов [97]. Он надеялся предотвратить повторение пренебрежения законом и, может быть, подтолкнуть многих евреев к крещению. Увидев реакцию евреев на своё правление и их неустанные попытки ускользнуть от его декретов, он, в конце концов, пришёл к радикальным выводам касательно еврейского вопроса в Испании. В 616 г. он опубликовал приказ евреям, под страхом смертной казни, креститься или оставить Испанию [98]. Так как большинство евреев просто не были в состоянии эмигрировать, приказ превратился в декрет о насильственном крещении — и, действительно, стал известным в качестве такового.
Сисебут был первым вестготским королём, предпринявшим суровые гонения на евреев, и его примеру последовали другие готские короли, продолжившие преследования евреев и превзошедшие в этом Сисебута. Но в отличие от него все эти короли старались действовать в тесном сотрудничестве с соборами, издавшими законы, по которым управлялось королевство и которыми определялась политика по отношению к евреям. По мнению большинства учёных, короли считали, что проблемы, создаваемые государству евреями, проистекали из-за их упрямого нежелания креститься. Предполагается, что испанские соборы видели это абсолютно в том же свете. Исходя из этого, учёные верят, что и монархия, и духовенство поддерживали любые возможные шаги, способные привести евреев к крещению. Однако внимательный анализ различных позиций, занятых соборами и королями по отношению к евреям, обнаруживает, что монархи и Церковь не рассматривали еврейскую проблему одинаково.
Было бы естественным предположить, что соборы, представляющие и Церковь, и народ, должны занимать более твёрдую и экстремистскую позицию в требовании подавления иудаизма в Испании. Но уже более ста лет назад крупный еврейский историк Генрих Грец заметил, что «инициатива тиранить евреев Испании законодательными мерами исходила [во время вестготов] не от духовенства, а от королей», и когда короли издавали серию жестоких законов, нацеленных на то, чтобы заставить евреев креститься, Церковь открыто возражала против насильственного крещения и занимала более мягкую позицию. «Были ли католические короли вестготской Испании, от Рекареда до Эгики, — спрашивает Грец, — большими ортодоксами, чем духовенство, большими католиками, чем папа Григорий I, который неоднократно выражал в недвусмысленной форме своё неприятие насильственного крещения евреев?» Грец, распознав проблему, не дал удовлетворительного решения. Более того, он приуменьшил силу своего исследования, придя к ошибочному, как мы покажем ниже, утверждению, что большинство королевских законов, касающихся евреев, были на самом деле направлены против евреев, обратившихся в христианство [99]. И другие учёные, заметившие непоследовательность в поведении монархов или духовенства по отношению к евреям, также не сумели предоставить удовлетворительного объяснения. Следовательно, пытаясь постичь смысл этих явлений, мы должны принять во внимание два вопроса: чем руководствовались готские короли, или, точнее, некоторые их них, отходя от традиции религиозной терпимости, характеризовавшей правление готов в течение столетия? И почему церковные соборы, переполненные юдофобией, не принимали формулу «крещение или изгнание», которую короли предложили евреям Испании? Только найдя удовлетворительный ответ на эти два вопроса, мы сумеем понять испанскую политику по еврейскому вопросу в столетие, последовавшее за правлением Сисебута.
Учёные не сумели определить побудительные причины политики готских королей по еврейскому вопросу и даже не обнаружили в их поведении никакой системы. Внимание историков было сконцентрировано на деятельности Сисебута и соображениях, которыми он руководствовался. Жюстер считал, что его декрет о крещении евреев был просто проявлением «рьяности неофита» [100], и это мнение разделялось другими учёными, которые, очевидно, как и Жюстер, не видели связи между этим декретом и политическими целями. Однако, даже если Сисебут и был преданным католиком, о чём свидетельствуют достоверные источники, он был, как мы видим, не менее предан принципу объединения Испании. Исходя из этого принципа, он вёл кровавую войну с византийскими католиками на юге, которая расчистила дорогу его преемнику Свинтиле для окончательного вытеснения их с полуострова. Приписываемая ему «христианская набожность» отнюдь не помешала Сисебуту угробить тысячи католиков (с обеих сторон — его собственной и византийской) для достижения национально-политической цели. По нашему мнению, она не была главным и основным мотивом его указа о крещении евреев или изгнании из Испании.
Объяснение Жюстера выглядело бы более правдоподобным, если бы Сисебут был крестившимся евреем, находившимся в эмоциональном конфликте с евреями, как это было с некоторыми новообращёнными евреями, ставшими проклятием своего народа. Но Сисебут перешёл в католичество из арианства, а не иудаизма, и в качестве неофита-католика, каким бы ревностным он ни был, должен был бы действовать в строгом согласии с инструкциями Церкви и её авторитетов — но это в том случае, если бы он руководствовался чисто христианскими мотивами. Однако никто из христианских религиозных авторитетов не советовал Сисебуту предпринять такой шаг против евреев. Исидор Севильский, чьи взгляды должны были быть ему известны, резко возражал против предложенного Сисебутом декрета и вполне мог сообщить последнему о том, что знаменитый папа Григорий (умер в 604 г.) отвергал насилие в вопросах веры [101]. Сисебут и не созвал церковный собор для обсуждения предполагаемого декрета и вынесения суждения, которому он, как верный сын Церкви, должен был бы подчиниться. Сисебут, видимо, боялся, что его противник в этом вопросе — Исидор — сможет склонить собор на свою сторону, и поэтому решил действовать самостоятельно, против возможной позиции собора и против позиции римского папы. Почему? Единственный ответ, который мы можем предложить, это тот, что поведение Сисебута было продиктовано, как и в войне с византийцами, не религиозными, а политическими соображениями. И чем иным могли быть эти соображения, если не тем, что тесно связано с идеей испанской национальной унификации? Если так, то эта идея выглядела в его глазах значительнее, чем церковная политика, способная помешать её реализации.
Трудно, однако, понять его радикальный шаг, если объединение, вдохновлявшее Сисебута, не было
