Доверься, он твой - Вера Копейко

— Почему "уже"?

— Потому что я… потому что… потому что я тебя уже обеззаразила. Йодом.

Она засмеялась, увернулась от его протянутых рук и вышла из комнаты.

Он скрестил руки на груди и смотрел на кактус в горшке. Может, снова уколоться? Уколоть всю ладонь. Тогда Катерина будет вынимать все занозы.

Кроме одной, поспешил он предупредить себя. Той, которой стала для него сама. В его руке, в его теле, в его мозгу, в его сердце, в его душе. Занозой всюду и везде…

— Вадим! — позвала она его. — Есть одно дело… Я жду тебя!

— Всегда готов, — сказал он и быстро пошел на зов.

— Если я полью салат оливковым маслом, ты как?

— Так же, как ты, — сказал он.

— А если я добавлю немного винного уксуса и лимонного сока?

— Вкусно. — Он почувствовал, как во рту стало остро и кисловато.

Она спрашивала, получала ответ и делала то, о чем спрашивала.

— А если я добавлю корицы?

— Охотно соглашусь, — кивнул он.

— Она для тебя не опасна? — слегка повернула голову Катерина и искоса взглянула на него.

— Опасна? Почему?

— Не знаешь. Тогда все в порядке.

— Ты про что?

— Так, чепуха. Застревает в голове разный мусор.

— А разве ты засовываешь ее в мусорное ведро?

— Иногда.

— Не поверю. Ты как химик не можешь быть такой неразборчивой.

— Я гуляю по Интернету, по разным сайтам. А там столько всего…

— Согласен. Так что про корицу?

— Это афродизиак. Слышал? Возбуждает…

— Ты во-от о чем! Тогда ты вся из корицы. — Он протянул к ней руки.

— Не сейчас! — Она отскочила от него. — Лучше открой вино…

Сегодня, как домовитая супружеская пара, они, встретившись утром, оседлав его "дефендер", поехали по магазинам. Они сошлись во вкусах и обрадовались. Они устремились туда, где магазинный город, где забываешь обо всем, кроме того, что видишь. В одном магазине был испанский день. Они выбрали испанское сухое красное вино, испанскую ветчину, зелень, сладости. Только молодой картошки из этой страны не привезли, извинились продавцы. Сейчас они будут обедать почти по-испански.

А еще они, развеселившись в море людей и вещей, сделали то, чему сейчас удивлялись оба: завели семейную дисконтную карту в одном большом магазине. Прозорливые составители вопросника удивили Вадима и Катерину одним пунктом с двумя ответами на выбор: "мы женаты", "мы живем вместе". Они подчеркнули второй вариант и удивленно посмотрели друг на друга.

— Но третьего не дано, — насмешливо заметил Вадим.

Молодой человек подал им общую карту, по которой они вместе или порознь могут покупать здесь со скидкой все, что им захочется, а потом подарил по крошечной шоколадке — поощрительный сувенир.

— И это все? — нахмурившись, спросила Катерина. — За такие откровения?

Менеджер посмотрел на ее лицо, увидел блестящие глаза, в которых была откровенная радость. Взял журнал из стопки и сказал:

— Это вам. Журнал о Швеции.

— А ты нахаленок! — хохотал Вадим.

— Я давно хочу в Швецию. Поедем когда-нибудь?

— Согласен. Я тоже там не был.

— У них в Швеции есть такой магазин. А у нас карта. Погуляем, да?

— Ага, наедимся фрикаделек с брусничным вареньем…

А потом они приехали к нему и вот теперь готовили обед.

Все было так, как задумали.

9

С Вадимом она познакомилась прошлым летом. Виноват в этом брат Федор.

В тот вечер он приехал к ней в Центр без звонка. Ввалился в лабораторию здоровенный парень с черными торчащими волосами, которые вызывали у женщин одно желание: потрогать. Проверить — сильно колются или нет.

— Якутские волосы, — объясняла мать, когда он был маленьким.

Еще от отца у Федора глаза домиком, как он говорил сам, и круглое лицо. Но сами глаза материнские, синие, ее прямой нос и цвет лица тоже. Эклектичная внешность, говорила Ольга Петровна, но Федор — настоящий красавец.

— Дитя любви, дитя страсти, — смеялась она. — Несочетаемое по канонам красоты дает эффект красоты. Я это знаю по растениям. Возьмем, например…

Ольга Петровна ныряла в свою стихию, плескалась в ней, как моржиха в бассейне зоопарка. Только не в бассейне с водой, а доверху заполненном цветами.

Но все остальное якутское было скрыто для стороннего глаза, открыто только материнскому. Дело в том, что Ксения Демьяновна Улановская-Веселова была не просто этнографом, но очень чутким и тонким. Наблюдения за Федором, как она уверяла всех, а следом за ней — рецензенты, помогли написать большую работу по этнопсихологии малых народов Сибири. Говорили, что ничего более удачного по этому вопросу пока не написано.

Вспоминая об этом, Катерина чувствовала, как что-то в матери ее настораживало. Может быть, ее манера, такая же, как у нее, прикусить верхнюю губу, когда хочется что-то скрыть?

— Катер… — начал брат, усевшись в крутящееся кресло. Она насторожилась еще больше. Когда Федор называет ее так, значит, хочет о чем-то попросить, но боится, что сестра откажет.

— Говори, — разрешила она.

— Ну скажу. — Он откинул голову, сощурился, отчего глаза стали не шире синей ниточки-мулине, которой в детстве Катерина вышивала анютины глазки, подражая бабушке, любившей вышивать по канве.

— Ты встретишь одного человека в Шереметьево? — быстро спросил он. Потом нагнулся к ней, ласково тронул за локоть.

Катерина резко отдернула руку.

— Оставь эти нежности для своих девочек, — фыркнула она. — Ты соображаешь, о чем просишь? У меня нет минуты, чтобы лишний раз вздохнуть. — Она хватила ртом воздух, лицо побледнело. — Неслабо — в Шереметьево!

— Ты же не даешь мне доверенность на машину, — бросил Федор, впечатавшись в спинку черного рабочего кресла, которое отозвалось и повернулось на восьмую часть оборота.

Катерина смотрела на него в упор. Брат похож на длинноногого комара, такие на даче летают ближе к осени. Размеры пугают, но насекомое совершенно безобидно.

Она вздохнула, сложила руки на груди.

— Вот на все это, — она кивнула в его сторону, — надеть мой "матиз"? — Катерина расхохоталась. — Если бы ты просил у меня "крайслер", я бы подумала…

— И попрошу.

— Да ну! — Она расцепила руки и так громко всплеснула ими, что Федор отпрянул. Кресло повернулось еще на восьмую долю. Теперь брат сидел почти в профиль к сестре, ему пришлось повернуть голову, чтобы видеть ее лицо.

— Когда же, по-твоему, у меня будет такой лимузин? — Катерина наклонила голову набок, чтобы заглянуть ему в глаза. Он резко дернулся в кресле, подался к ней и отчетливо произнес: