Вождь краснокожих - О. Генри

– У нас одиннадцать минут, – говорит он. – Поезд вот-вот отойдет. Хватай чемодан – и ходу.

– Что за спешка? – говорю я ему. – Дело-то чистое. Даже если наша египетская камея и подделка – это ж не сразу выяснится. Скаддер и сам убежден, что она настоящая.

– Она и есть настоящая, – говорит Энди. – Вчера, когда я обозревал его коллекцию, он отлучился на минуту, а я сунул эту штуковину в карман… Заканчивай эту возню с чемоданом!

– Так зачем же, – говорю я, – ты наплел мне, что наткнулся на вторую у антиквара?

– Ох, – отвечает Энди, – исключительно из уважения к твоим принципам. Чтобы тебя совесть потом не мучила… Да пошевеливайся же ты, ради бога!

Кто впереди?

Мы с Джеффом Питерсом сидели в уютном уголке ресторанчика «Провенцано», и перед каждым из нас дымилась тарелка со спагетти. Джефф втолковывал мне, что все мошенники делятся на три сорта.

Обычно зимой он наведывается в Нью-Йорк, чтобы полакомиться настоящими спагетти-болоньез, поглазеть, запахнувшись в свою беличью шубу, как снуют пароходы и катера по Ист-ривер, и обновить гардероб в одном из магазинов на Фултон-стрит. В остальные три времени года его следует искать значительно западнее – от Спокана в штате Вашингтон до Тампы во Флориде.

Своей профессией Джефф гордится и с глубокой серьезностью отстаивает ее право на существование, прибегая к довольно своеобразной нравственной философии. Эта профессия – одна из древнейших: он помогает ближним расстаться с теми деньгами, которыми они не в состоянии сами разумно распорядиться.

В каменных джунглях, куда Джефф ежегодно отправляется на рождественские каникулы, он всегда готов поболтать о своих бесчисленных приключениях – так в вечернюю пору мальчишки любят насвистывать в лесу. Поэтому я обязательно отмечаю в своем календаре время, когда Джефф должен нагрянуть в Нью-Йорк, и заранее бронирую у «Провенцано» залитый вином и соусами столик в углу, справа от которого торчит развесистый фикус в кадке, а на стене висит гравюра с каким-то итальянским палаццо в раме.

– Существует два крайне вредных вида жульничества, – продолжает Джефф. – Как по мне, так их вообще следовало бы извести под корень, но наша законодательная власть очень уж неповоротлива. Это, во-первых, биржевые спекуляции, а во-вторых – кражи со взломом.

– Ну, по крайней мере, насчет одного пункта с вами согласится любой, – сказал я, посмеиваясь.

– Нет-нет, и кража со взломом тоже должна быть безоговорочно запрещена, – горячо возразил Джефф, и мне вдруг пришло в голову, что смеялся я не к месту.

– Месяца три назад, – сказал Джефф, – мне посчастливилось оказаться в одной компании с представителями обеих вышеназванных разновидностей. Судьба свела меня одновременно с членом Союза грабителей и с одним из наших магнатов.

– Забавное сочетание, – сказал я, нарочито позевывая, – а я не говорил вам, как на прошлой неделе на берегу Рамапоса уложил одним выстрелом сразу утку и сурка?

Мне ли не знать, как вытянуть из Джеффа очередную историю!

– Погодите, сначала я вам расскажу про этих гнусных полипов, которые тормозят колеса прогресса и отравляют источники нравственности, – проговорил Джефф, и в его глазах полыхнуло чистое пламя добродетельного гнева.

– Месяца три назад я угодил в дурную компанию. Такие вещи происходят с человеком только в двух случаях – когда он на мели и когда он богат.

Даже в самых законных делах, случается, наступает сплошная полоса невезения. На одном перекрестке я свернул не туда, куда следовало, и угодил прямиком в городишко Пивайн. Мне вовсе не следовало там появляться, потому как прошлой весной я продал местным жителям примерно на шестьсот долларов саженцев – груш, слив, вишен и персиков. С тех пор они не сводили взгляда с дороги, поджидая, не покажусь ли я там опять.

И вот я, ничего не подозревая, еду по главной улице, и вдруг вижу вывеску аптеки – «Хрустальный дворец», и только тогда осознаю, что я и мой мышастый конек Уилл угодили в ловушку.

Жители Пивайна мигом окружили нас, подхватили Билла под уздцы и завели со мной разговор, имеющий прямое отношение к саженцам плодовых деревьев. Затем двое-трое из самых энергичных просунули веревочные вожжи сквозь проймы моего жилета и повели меня на прогулку по своим фруктовым садам. Проблема заключалась в том, что их деревья в большинстве оказались грушей-дичком и терновником, правда, попадались и липы, и молодые дубы. Единственным растением, которое обещало принести хоть какие-то плоды, был молоденький виргинский тополек, на котором болтались здоровенное осиное гнездо и половина старого лифчика.

Эта бесплодная прогулка продолжалась до самой городской окраины, где у меня изъяли в счет долга всю мою наличность и золотые часы, а Уилл и повозка, на которой я прикатил, остались в заложниках. Мне было твердо сказано, что ровно в ту самую минуту, когда на их терновых кустах созреют персики, я могу вернуться и получить свое имущество обратно. Потом они сняли с меня вожжи и ткнули пальцем туда, где маячили хребты Скалистых гор.

Я не заставил их повторять дважды и резво пустился в край непроходимых лесов и полноводных рек. Очухавшись, я обнаружил, что шагаю по шпалам железной дороги Арканзас – Техас, приближаясь к какому-то неведомому городу. Обитатели Пивайна не оставили мне ровным счетом ничего, только немного жевательной смолы, и это, можно сказать, спасло мне жизнь. Сел я на штабель шпал в сторонке, откусил кусок смолы и начал собираться с мыслями.

Тут мимо проносится скорый товарный. Перед тем как въехать в город, он тормозит и немного замедляет ход, а из последнего вагона вылетает какой-то узел тряпья, катится шагов двадцать в туче пыли, а потом встает на ноги и начинает отплевываться углем и соответствующими ситуации выражениями. Подхожу ближе – передо мной круглолицый молодой человек, одетый как для поездки в спальном купе, а не в товарняке, с обаятельной улыбкой на перемазанном углем лице.

Интересуюсь:

– Случайно выпали?

– Да нет, – отвечает он. – Спрыгнул. Прибыл к месту назначения. Это какой-такой город?

– Еще не смотрел по карте, – говорю я. – Я и сам прибыл сюда пять минут назад. Как, по-вашему, неплохо он выглядит?

– Жестковат, – отвечает молодой человек и ощупывает руку. – Как будто в плечо отдает… а впрочем, нет, вроде бы все в порядке.

Он наклоняется, чтобы отряхнуть пыль с брюк, а из кармана у него вылетает отлично сработанная стальная отмычка. Он поднимает ее, косится на меня с опаской, а потом расплывается в улыбке и протягивает руку.

– Коллега, – восклицает он, – мой тебе сердечный привет! Не тебя ли я видел на юге Миссури прошлым летом, когда ты развлекался торговлей подкрашенным песочком по полдоллара за чайную ложку, уверяя деревенских олухов, что стоит только всыпать его в керосиновую лампу и керосин ни за что не взорвется?