Референт - Андрей Измайлов

В КРАСНОЯРСКЕ участников конгресса фантастов разбили на "тройки" и принялись возить на встречи с читателями. "Тройка" - минский Брайдер, питерский Измайлов, киевский Штерн. - А вот вы верите в бога? - публично спросил читатель на встрече. - Я - да. Категорически!- ответил минский Брайдер. - Я - нет. Категорически! - ответил питерский Измайлов. - А я воздержался... - примирительно ответил киевский Боря Штерн.

В КРАСНОЯРСКЕ на встрече с читателями при большом скоплении оных дама-халда напористо спросила облауреаченного Измайлова: - Вот вы вообще называете свои. труды простенько: Литература (да, с большой буквы). Но это же детективы! Неужели вы всерьез полагаете, что... Измайлов глазом не моргнул и проответствовал: - В моем последнем романе есть, как минимум, десяток страниц непревзойденной прозы, которые, безусловно, признаны вершиной мировой литературы. Переждал возмущенную публичную паузу ("Каков наглец!"), пояснил: - ...ибо я включил в свой текст отрывки из романов Достоевского "Идиот", "Братья Карамазовы", "Бесы", "Преступление и наказание", никоим образом их не закавычив. Переждал недоуменную публичную паузу ("Каков аферист!"), завершил: - Впрочем, если читатель этого не заметил, льщу себя надеждой, что и остальной текст романа в какой-то степени соответствует уровню Федора Михаиловича. А собственно...

В КРАСНОЯРСКЕ на конгрессе фантастов группа писателей так называемой четвертой волны сидит в нумере, чинно пьет чай. - Ребята, - говорит Миша Успенский, - все, что мы пишем, - это полное дерьмо, на котором когда-нибудь произрастет гений! - Я уже произрос, - без тени улыбки с апломбом заявляет Столяров.

И ВОЛГОГРАДСКИЙ Евгений Лукин, прежде чем стать писателем, потрудился типографским работником: - А какие пометки на полях делали журналисты, отправляя полосы нам на правку! О-о, какие пометки! "Тем же кеглем, но покрупнее!"

О РЕАЛИЗМЕ. Сидит фантаст Витман-Логинов, пишет сельскохозяйственную фантастику. И вот есть у него в рассказе механизатор, который по пьяной лавочке тракторы топит в реке. Сидит Витман-Логинов и думает: сколько же разрешить персонажу тракторов утопить - два или три? Два вроде маловато, три - не поверит никто... Волгоградский Евгений Лукин сочувственно смотрит на его мучения и спрашивает: - Слава, а сколько этот мужик на самом деле тракторов утопил? Логинов тяжело вздыхает и говорит: - Одиннадцать...

КОГДА-ТО В МОСКВЕ создалась группа "Апрель" - яростные сторонники Перестройки. Туда могли входить и немосквичи-писатели. (Писательская группа этот "Апрель".) Прозаика Житинского спросили: - Саша, а ты собираешься вступать в группу "Апрель"? Житинский подумал и сказал: - Я лучше вступлю в группу "Ласковый май"!

НО НЕ ВСЕ прозаики столь аполитичны. Некоторые еще с младых ногтей... К примеру, Измайлов... Семейное предание гласит: Давным-давно, в 1958 году, дедушка решил, что пора внука приобщить к святыне. Взял он трехлетнего бутуза на руки, сходил с ним в Мавзолей. Паломничество не паломничество, Мекка не Мекка, но мероприятие утомительное по тем временам. Это нынче на площади трех вокзалов зазывала завывает в мегафон: "Кто в Мавзолее не бывал, тот Москвы не повидал! Москвичи и гости столицы! Бесплатно! Посещение Мавзолея! Кто в Мавзолее не бывал..." А тогда - с шести утра очередь занимай в Александровском саду, к полудню добредешь - медленно и печально. И вот он уже - почетный караул-носферату. И вот она - дверь. И первые, кто тебя встречает за порогом, - два организма в строгом, которые каждому (каждому!) входящему показывают "тс-с!", прикладывая палец к губам. Адов труд! Четыре дня в неделю присутственными долгими часами каждому (каждому!) входящему внушать мимически: тс-с! И вот он уже - саркофаг (в ту пору двуспальный). Народ безмолвствует, как и предписано. Народ конвейерно следует предписанным маршрутом-полукругом чтоб разглядеть мощи во всех ракурсах: вид снизу, вид сбоку, вид сверху, опять вид сбоку, опять вид снизу... и пожалте на выход, не останавливайтесь, идите, идите. И вот в этой мертвой и разве что шаркающей тишине вдруг раздается звонкий альт трехлетнего бутуза: - Ленин-Сталин - на бочок, а Булганин - не-ету! И - тишина. Снова. Шаркающая... Дедушка поседел мгновенно. Понятно, не дедушка Ленин. Понятно, не дедушка Сталин. (Им-то все равно! Мертвые срама не имут!) Дедушка Артем Джамалович, у которого на руках было то голосистое дитятко. Дедушка Артем Джамалович обоснованно ждал, что сейчас его повяжут. Вот сейчас выйдет из Мавзолея - схватят и повяжут. Вот сейчас минует Аллею почетного захоронения - схватят и повяжут. Вот сейчас покинет пределы Красной площади - схватят и повяжут. Вот сейчас вернется домой, а там уже ждут - схватят и повяжут. Вот сейчас через день, неделю, месяц, год, сто лет - схватят и повяжут! Обошлось! Вероятно, блюстители решили пропустить звонкий альт мимо ушей. Действительно! Хватать и вязать в 1958-м уже не совсем... м-м... актуально. Да и дедушка старый, ему все равно. Пацаненок же мал еще, чтоб ему припаять нечто. И явно не от ранней (с пеленок) политизированности он того самого... а от радости узнавания. Портреты Ленина-Сталина в ту пору на каждом углу. Портрет Булганина - тоже... в ту пору. (Был он, Николай Александрович, в ту пору целым Председателем Совмина. По рангу положено чтоб на каждом углу.) Ну и - радость узнавания, детская непосредственность: "...а Булганин не-ету!" Таково семейное предание. Которому Измайлов бы не поверил, сочтя за анекдот а ля Чуковский, а ля "От двух до пяти". Но седенький дедушка Артем Джамалович был, что называется, по жизни зятем одному из двадцати шести бакинских комиссаров и выдумать подобную крамолу не способен был по определению. И потом... совсем потом, в разгар Перестройки, довелось пообщаться с очень пожилым отставником компетентных служб на тему "Мавзолей" (для перестроечного "Огонька"). Он и говорит, мол, всякое бывало - от драматического, когда маньяк по саркофагу из пистолета выпалил, до забавного, когда устами младенца над нетленными телами было озвучено: "Ленин-Сталин - на бочок..." Говорит он, говорит и палец к губам подносит: "Тс-с!" И смотрит профессионально-испытующе, так и вынуждает собеседника к идиотическому "А это был не я!" или к не менее идиотическому "А это был я!"... Ну и вот, никому не скажу, а вам скажу. Таки это был Измайлов. Трех лет от роду. В 1958-м году. Первое посещение Мавзолея.

НА ЗАРЕ Перестройки, в пору "Огонька" и пьес-"шатрофф" балетмейстер Андрей Кузнецов дозрел до текста. - Я, - говорит, - пьесу решил написать. Название уже придумал. "Диктатура сивости"! И главное, придумал имя-фамилию главному герою. Его зовут Роман Газета! Ну и подумал, что достаточно, что дальше и писать не стоит...

В ПОРУ позднего застоя балетмейстер Андрей Кузнецов сильно бедствовал и брался за любую работу. Желательно, разумеется, по профилю. И ему говорят: есть работенка - для коллектива песни и пляски Тувинской АССР нужно поставить танцевальную программу. - Нет вопросов! - отвечает он. А у самого глаза на лбу - тувинцы со своей столицей, городом Кызылом!.. Ни малейшего понятия! Приезжают ребятки - ясно, что сцену они не только никогда не видели, но и не слышали о ее существовании. Балетмейстер Андрей Кузнецов просит руководителя ансамбля: - Дайте мне какие-нибудь наводочки, я бы почитал чего-нибудь по танцам тувинским... - Пожалуйста! - говорит тот и дает книжки. Приносит балетмейстер Андрей Кузнецов книжки домой, всю ночь читает. Действительно, очень интересно - горловое пение, красота необычайная. Про танцы - ни гу-гу. - А танцы-то где? - спрашивает поутру. - А танцев нет. - А почему? - А мы вообще не танцуем... Исторически так сложилось. - А как же ансамбль песни и пляски? - Понимаете, министерство культуры финансировало и песни, и пляски. Вы уж постарайтесь... Балетмейстер Андрей Кузнецов начинает стараться. Надо, значит, быстренько нечто сочинить. Придумывает каких-то белых шаманов, черных шаманок, бубны-шмубны... Через год выпускается программа под названием "Ритуалы". И там в течение пятидесяти минут происходит праздник посвящения юношей в воинов и девушек в... девушек. Охотники в национальных костюмах свирепствуют, несчастную лань загоняют, шаманы скачут. Приезжает на сдачу программы первый секретарь тувинского обкома партии, смотрит внимательно и говорит балетмейстеру Андрею Кузнецову уже на банкете: - Молодец! У меня дочка так танцует! ...И это еще не конец. Где-то в году 1988-м по ТВ идет трансляция из зала Чайковского. - Гляжу, - вспоминает балетмейстер Андрей Кузнецов, - какая-то смутно знакомая раскосая физиономия объявляет: "Тувинский народный танец охотников!" И мои четыре парня в погоне за той ланью... Думаю: "Абзац! Вот я и создатель народного фольклора!"