Референт - Андрей Измайлов

ПРОЗАИК Василий Белов выступал в Останкино зимой 1988 года. Его спросили, как он пишет? По принципу "ни дня без строчки"? Или по вдохновению? Он ответил буквально следующее: - Я пишу не ради денег. Я пишу только по нужде... - И добавил: - По большой нужде!..

ПРОЗАИК Коняев заматерел. Отрастил бороду-лопату, отстроил себе тяжелую шубу с бобровым воротником. И приглашен прозаик Коняев на дискуссию о судьбах современной литературы. Выгодно отличается от вечных распустяев Измайлова и Рекшана, которым лишь бы пошутить-поиронизировать. От депутата-писателя Сергея Андреева, избравшего амплуа "душа нараспашку", - тоже выгодно отличается прозаик Коняев. И от молодого Дмитрия Кузнецова, впервые попавшего в одну компанию с э-э... мэтрами, - тоже... тоже выгодно. Говорит прозаик Коняев, значительно покашливая, со Станиславскими паузами, задушевно - про бесовщину. Она, бесовщина, дескать, выражается в том, что несознательные массы читают зарубежные детективы и прочую порнографию, вместо подлинно духовной литературы, истинно христианской. По окончании дискуссии прозаик Коняев облачается в свою тяжелую шубу, выискивая рукава. И тут из кармана этой самой шубу вываливается и плюхается на пол книжка популярного зарубежного мастера детектива Джона Кризи. Вот что на самом деле читает прозаик Коняев! Злорадное уличающее ржание собратьев по перу. Надо отдать должное Коняеву - он тоже заржал. Слава богу (или Богу? в транскрипции Коняева...), что не "Кама-сутра" или там "Эммануель" какая-нибудь!..

ЛАУРЕАТ Вячеслав Рыбаков подхватил воспаление легких. Уложился в больницу. Долго там пробыл и от нечего делать отрастил бороду - впервые в жизни. Расчесывал ее, холил-лелеял. Получилась она ржавенькая, реденькая, кустиками. Но Рыбаков решил, что это все равно придает ему недостающую солидность и значительность. Выздоровел он, идет из больницы степенно. А навстречу два жутких бомжа, еле передвигающихся. То есть один - вообще никакой, на руках собрата виснет, а второй - еще более-менее, хотя... Поравнявшись с бородатым лауреатом, парочка на мгновение замирает, всматривается... И тот, который более-менее, наставительно говорит тому, который вообще никакой: - Вот будешь и дальше так пить - у тебя такая же вырастет! Переждал Рыбаков, пока бомжи с глаз скроются, развернулся на каблуках и назад в больницу, к умывальнику, к зеркалу. Бритвой выскреб лицо до синевы. Ну ее, солидность-значительность!

- СЛУШАЙТЕ, а как правильно? Сионистские близнецы? Или сиамские мудрецы? Никак не могу запомнить!

БЫВШИЙ пресс-секретарь Конторы, а ныне писатель и переводчик со старославянского Евгений Лукин (не путать с волгоградским прозаиком-фантастом Евгением Лукиным!) перевел "Задонщину". Дарил книжку ("Задонщину") с трогательным автографом: "Уважаемому такому-то - от автора"... Не путать автора с Софронием Рязанцем, ПРЕДПОЛАГАЕМЫМ автором старославянской "Задонщины"!

ВОЛГОГРАДСКИЙ прозаик-фантаст Евгений Лукин, будучи в дурном состоянии духа, меряет шагами некий высокопоставленный писательский коридор, в котором случился ремонт и стоят заляпанные краской строительные кОзлы, туда-сюда, туда-сюда. И каждый раз, проходя мимо них (туда-сюда, туда-сюда), сладострастно шипит им: "Коз-з-злы! Коз-з-злы!" Впрочем, и не им, быть может...

ВОЛГОГРАДСКИЙ прозаик-фантаст Евгений Лукин идет себе по улице вместе с женой и соавтором Любой Лукиной. И видят они на мостовой белесую густую лужу. Явно какой-то неудачник банку со сметаной выронил. - Инопланетянина кончили! - комментирует прозаик. - Инопланетянин кончил! - поправляет соавтор. Фантасты, блин.

ВОЛГОГРАДСКИЙ Евгений Лукин после скорбнопамятных взрывов жилых домов в Столице подарил от щедрот московскому прозаику, номинальному армянину Эдику Геворкяну имя виртуального каталикоса: Каталикос Гексоген Второй...

ВОЛГОГРАДСКИЙ Евгений Лукин при большом скоплении поклонников дает концерт собственной песни (что делает не хуже, чем пишет). Одна из песен (шуточная, шуточная, шуточная!) с рефреном: "Берегись армян! Кооператив!" - Надеюсь, я не задел ничьих патетических чувств? -застенчиво спрашивает у зала волгоградский Евгений Лунин. - Абсолютно нет! - подает голос из зала толерантный московский прозаик, номинальный армянин Геворкян.. - Я только не понимаю, Женя, почему ты поешь эту песню с азербайджанским акцентом! - А с каким еще акцентом, если не азербайджанским, петь фразу "Берегись армян"? - подает голос из зала задумчивый питерский прозаик, номинальный азербайджанец Измайлов.

НОМИНАЛЬНЫЙ Геворкян и номинальный Измайлов настолько интернациональны и дружны, что позволяют друг другу рискованные шуточки по известному поводу. На очередном сборище писателей-фантастов они живут в соседних номерах. Ранним утром волгоградский Евгений Лукин, несколько заплутав по коридорам, сильно колотится в номер и зовет: - Геворкян! - Сам ты Геворкян!!! - трубно отзывается сквозь дверь возмущенный Измайлов. А чуть позднее, уже в баре, волгоградский Лукин виновато произносит веселящейся аудитории: - Опять эти два армянина чего-то не поделили... После чего ловит в спину пристальный двойной взгляд Геворкяна с Измайловым, которые тут за столиком и сидят. Оборачивается, разводит руками, еще виноватей произносит: - Ну, два азербайджанца... Ну, я не знаю...

В ТОГДА ЕЩЕ советских Дубултах - всесоюзный семинар фантастов и приключенцев. От Питера, как водится, Измайлов, Рыбаков, Столяров. На правах старожилов-дембелей игнорируют семинары, манкируют, в общем. Ну что, мол, там могут сказать новенького, чего мы не знаем?! Лучше посидим в номере, выпьем кофию (кофию, кофию, кофию!), интеллигентно пообсуждаем друг с другом судьбы русской литературы. Так и делают. Причем, по негласной договоренности, действительно интеллигентно, где-то даже рафинированно. Тут распахивается дверь, и на пороге - московский критик Гопман. Внешне критик Гопман - типичный, характерный... Гопман. Критик Гопман был на семинаре, сбежал оттуда и тыкался в разные двери, чтоб кому-нибудь выразить накипевшие эмоции в связи с уровнем семинара. И вот ткнулся дверь распахнулась, а внутри Измайлов, Рыбаков, Столяров. И критик Гопман не в адрес питерцев, но в адрес семинара от всей души говорит: - Мать!!! Перемать!!! Перемать-мать!!! Мать!!! Неловкая безмолвная пауза. И в набрякшей тишине голос Столярова: - Вот пришел русскоязычный критик...

СТОЛЯРОВ решил, что западло ему числиться фантастом. Придумал литературное течение, назвал турбореализмом. Мастеровитый фантаст и единственный в своем роде турбореалист - почувствуйте разницу! Что такое турбореализм - объясняет подробно-пафосно-путано. У внимающих единственная ассоциация - Карлсон с пропеллером в заднице: "Я мужчина в полном расцвете лет! Мы тут плюшками балуемся..." Хоть горшком назовись... Хоть чучелом, хоть тушкой...