Референт - Андрей Измайлов

ШЛИ КАК-ТО семинаристы Стругацкого очень поздним вечером от Дома Каралиса после заседания. Задержались у ларька попить пивка, чтобы подольше не расставаться. Проговорили часа полтора о фантастике и о жизни. Кому-то приспичило по нужде - он свернул в ближайшую подворотню. За ним, естественно, потянулись остальные. А там длинный туннель, облицованный мелкой коричневой плиткой, ведет в укромный двор. Оправившись, возвращаются на проспект. Кроме одного из них, который застыл посреди туннеля и недоумевает: - Что за станция метро? Никак не узнать!

ШЛИ КАК-ТО Измайлов с Рыбаковым очень поздним вечером от Дома Каралиса к себе домой, в кондиции были соответствующей. До того соответствующей, что Рыбаков на полпути к метро вдруг остановился и сказал: - Не могу! Давай такси поймаем. - У меня ни рубля... - открестился Измайлов. - А у меня сегодня есть! - успокоил Рыбаков. Тогда Измайлов, вглядевшись в Рыбакова с чувством искренней и давней любве, сказал: - Славочка!.. А вдруг тебя в метро пустят?!.. А деньги пропьем! - Пошли! - сказал Рыбаков. Удивительно, однако в метро пропустили.

НАУТРО писатель Коля Романецкий деликатно обзванивает вчерашних героев party в Доме Каралиса: живы? дома? нет? И попадает на жену одного из героев! Которая уличает: - Так и ты с ними вчера нарезался?! - Нет! - открещивается Романецкий. - Я был за рулем! - Ах, ты их еще и развозил?! - по-женски логично обвиняет жена героя. - Нет! - пуще прежнего открестился Романецкий. - Их развезло без меня!!!

ПРОЗАИК Шадрунов очередной раз пришел в Дом искать писателя Коняева. - Сегодня его не было, но вчера, да, был! - говорят Шадрунову. - Как - вчера?! - не верит Шадрунов. Он мне сказал, что в больницу лег! и поспешал к телефону дозваниваться... Возвращается и сообщает: Правильно! Дома он, Коняев, но прячется. Я, говорит, специально тебе, Шадрунов, так сказал, чтоб ты случайно в гости не пришел. И про жену сказал, что она в командировку уехала. А то меня все равно дома не было, а ты бы пришел, а она у меня дура, она тебя могла мясом накормить...

ИНТЕРНАЦИОНАЛИЗМ интернационализмом, но!.. В клубе Молодого Литератора Ленинградской писательской организации России два литконсультанта - Герман Гоппе и Эрик Шмидтке...

ГРУППКА подлинных патриотов бьется за издание собственного журнала. Название они уже придумали: "Перун". Говорят, что будут там печатать только молодых. Обменялись мнениями на сей счет. Решили, что нечего "патриотам" зажимать ветеранов, пусть уж издают два журнала - и для молодых, и для стариков. "МОЛОДОЙ ПЕРУН" и... "СТАРЫЙ ПЕРУН".

В КРАСНОЯРСКЕ - Пушкинские дни. Почему-то на помосте два дня без просыпу резвится парочка чернорубашечников из "памятников". Вещает, что русского поэта затравили масоны во главе со всяческими дубельтами-бенкендорфами. Он, Альсан-Сергеич, сопротивлялся, как мог, но... закатилось солнце русской поэзии! Бабушка-старушка протолкалась и - сетующе-недоуменно: - Сыночки! Что ж вы все о политике и о политике? Пушкин ведь еще и стихи писал... Вы бы почитали нам что-нибудь из поэта... - Между прочим, бабаня, - наставительно ответствовал один из "памятников", - сам Пушкин и писал: "Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан!" - Сыночки! - искренне растерялась старушка. - Ведь это же не Пушкин, а Некрасов! "Памятник" не дрогнул и, сохраняя наставительность, подбавил обвинительности: - А вот нас, исконно русских, в школе такие, как вы, литературе учили. С таким же носом! Специально так учили, чтобы мы родную культуру забыли и Пушкина от Некрасова не могли отличить!

ВПРОЧЕМ, помнят в народе Пушкина, помнят! И ежеюбилейно печатно поминают в хвост и в гриву. Вот, подлинно (НЕ ХАРМС!): "ПУШКИН И ФИЗКУЛЬТУРА. Купание для Пушкина было средством закаливания. В этом он подражал своему кумиру, знаменитому полководцу А. В. Суворову. А вот что вспоминал дворовый Петр: "...плавать плавал, да не любил долго в воде оставаться. Бросится, уйдет во глубь и - назад. Он и зимою тоже купался в бане, завсегда ему была вода в ванне приготовлена. Утром встанет, пойдет в баню, прошибет кулаком лед в ванне, сядет, скатится, да и назад..." Уверенным, умелым пловцом, охотно передающим свои знания другим, проявил себя Пушкин при встрече с С. М. Сухотиным в 1835 году. Последний рассказывает: "Мы с братом ходили каждый день купаться в большую купальню, устроенную на Неве, против Летнего сада. Один раз, барахтаясь в воде и кой-как еще тогда плавая, я не заметил, как ко мне подплыл какой-то кудрявый человек и звонким голосом сказал: "Позвольте мне вам показать, как надо плавать. Вы не так размахиваете руками, надо по-лягушечному". И тут кудрявый человек стал нам показывать настоящую манеру, но, вдруг от нас отплыв, сказал вошедшему в купальню господину: "А, здравствуй, Вяземский!" Мы с братом будто обомлели и в одно слово сказали: "Это должен быть Пушкин!"" Пушкин искренне завидовал английскому поэту Байрону, переплывшему 3 мая 1810 года Геллеспонт (так в древности именовали Дарданеллы) и как бы повторившему проплыв легендарного Леандра на свидание к Любимой Геро. А сам этот проплыв являлся едва ли не первым марафонским проплывом в Европе... А. С. Пушкин одним из первых в России овладел искусством бокса. Он умел не только сам отлично боксировать, ной охотно учил других. Вот что писал в своих воспоминаниях князь Вяземский: "В 1827 году Пушкин учил меня боксировать по-английски, и я так пристрастился к этому упражнению, что на балах вызывал желающих и не желающих боксировать, последних вызывал даже действием во время танцев. Всеобщее негодование не могло поколебать во мне сознания поэтического геройства, из рук в руки переданного мне поэтом-героем Пушкиным". Влечение Пушкина к физическим упражнениям хорошо охарактеризовал П. В. Анненков: "Через два месяца по приезде в Петербург утомление и какая-то нравственная усталость нападают на Пушкина. Он начинает томиться жаждою физической деятельности". Друг поэта князь П. А. Вяземский с печалью писал после смерти Пушкина: "Сложения был он крепкого и живучего. По всей вероятности, он мог бы прожить еще столько же, если бы не более, сколько прожил". Вот та мало известная сторона облика Пушкина, в которой мы видим проявление высокой жизнедеятельности, черпаемой поэтом в физических упражнениях, позволявшей ему, несмотря на все невзгоды жизни, быть в большой дружбе с Музой". Да уж! Александр Сергеевич, простите нас за наше всё...

ПРОЗАИК Василий Белов выступал в Останкино зимой 1988 года. Его спросили, как он пишет? По принципу "ни дня без строчки"? Или по вдохновению? Он ответил буквально следующее: - Я пишу не ради денег. Я пишу только по нужде... - И добавил: - По большой нужде!..

ПРОЗАИК Коняев заматерел. Отрастил бороду-лопату, отстроил себе тяжелую шубу с бобровым воротником. И приглашен прозаик Коняев на дискуссию о судьбах современной литературы. Выгодно отличается от вечных распустяев Измайлова и Рекшана, которым лишь бы пошутить-поиронизировать. От депутата-писателя Сергея Андреева, избравшего амплуа "душа нараспашку", - тоже выгодно отличается прозаик Коняев. И от молодого Дмитрия Кузнецова, впервые попавшего в одну компанию с э-э... мэтрами, - тоже... тоже выгодно. Говорит прозаик Коняев, значительно покашливая, со Станиславскими паузами, задушевно - про бесовщину. Она, бесовщина, дескать, выражается в том, что несознательные массы читают зарубежные детективы и прочую порнографию, вместо подлинно духовной литературы, истинно христианской. По окончании дискуссии прозаик Коняев облачается в свою тяжелую шубу, выискивая рукава. И тут из кармана этой самой шубу вываливается и плюхается на пол книжка популярного зарубежного мастера детектива Джона Кризи. Вот что на самом деле читает прозаик Коняев! Злорадное уличающее ржание собратьев по перу. Надо отдать должное Коняеву - он тоже заржал. Слава богу (или Богу? в транскрипции Коняева...), что не "Кама-сутра" или там "Эммануель" какая-нибудь!..