Том 4. М-р Маллинер и другие - Пэлем Вудхауз

— Ничего удивительного, — сказала Билл. — Ты был в замечательной форме. Работал по классу люкс.

— Благодарю, мадам. Приятно слышать. Мистер Глутц оказался того же мнения. По его словам, мои таланты — или, как он выразился, мой артистизм — произвели бы очень сильный эффект на экране. А затем он сделал мне предложение, о котором я упомянул выше, и я его принял.

Фиппс умолк, приблизился к своему котелку, любовно сдул с него невидимую пылинку и принял ту скульптурную позу, которую принимал во время парадных обедов, словно готовый позировать художнику, специализирующемуся на изображении дворецких. В аудитории воцарилось благоговейное молчание. Нечасто приходится присутствовать при рождении звезды.

— Так-так, — проговорил Смидли.

— Фантастика! — сказала Кей.

— Значит, и вы попали на фабрику грез, — сказал Джо.

— Да, сэр.

— Поразительно, до чего же в Голливуде все помешаны на этой фабрике, — сказала Билл.

— Да, мадам. Этот недуг охватил буквально всех и каждого.

Билл сказала, что сам здешний воздух пропитан этой отравой, Фиппс сказал, что да, мадам, видно, так оно и есть, и некстати добавил, что время от времени лелеял мечту о карьере киноактера, да все было недосуг. Разговор чуть было окончательно не сместился в профессиональное русло, если бы не Смидли, который, опомнившись, снова занервничал и попытался вернуть Фиппса на почву реальности.

— А почему вы ведете такие беседы глубокой ночью? — задал он вполне обоснованный вопрос. — Во втором часу!

Вышколенный дворецкий никогда не позволит своим бровям недоуменно подскакивать, и брови Фиппса только самую капельку дернулись и тут же легли на место, но, когда он заговорил, в голосе его слышалась чуть заметная укоризна.

— Мои служебные обязанности не позволили мне освободиться до половины двенадцатого, сэр, но мистер Глутц настаивал, чтобы переговоры были завершены без промедления. Для моей малости его желание — закон.

— Правильно, — поддержала его Билл. — Надо всегда слушаться начальство, даже если оно походит на омара. А мистер Глутц — вылитый омар, правда?

— Определенное сходство с созданием, которое вы упомянули, мадам, безусловно имеется.

— Но это неважно, был бы человек хороший, так?

— Точно так, мадам.

— Про меня говорят, что я похожа на немецкого боксера.

— Весьма привлекательного боксера, мадам.

— Спасибо за комплимент, Фиппс. Ты получил выгодный контракт?

— В высшей степени удовлетворительный, благодарю вас, мадам.

— Смотри, не продешеви.

— Нет, мадам.

— Я буду с особым интересом следить за твоей карьерой.

— Спасибо, мадам. Я приложу все усилия, чтобы оправдать ваше участие в моей судьбе.

Смидли, у которого одно было на уме, вновь взял практическую ноту.

— Ну, а пока вы здесь, вернемся к делу. И так уж полночи зря прошло.

— Это у нас много времени не займет, — уверила его Билл. — Если наш Фиппс остался прежним Фиппсом. А, Фиппс?

Дворецкий замялся. Похоже было, что он собирается объявить плохие новости.

— Очень сожалею, мадам, — извиняющимся тоном начал он, — но, боюсь, мне придется вас огорчить.

— То есть?

— Я, к сожалению, пришел известить вас, что не смогу выполнить ваше задание.

Если он намеревался вызвать сенсацию, то не просчитался. Его слова произвели эффект взорвавшейся бомбы.

— Что? — вскричал Джо.

— Ой, Фиппс! — вскричала Кей.

— Как это — не смогу? — пролепетал Смидли. — Что вы имеете в виду?

Лидер движения явно пришел в замешательство. Привычная бесстрастность уступила место нервному переступанию с ноги на ногу и заламыванью рук. Потом глаза Фиппса уперлись в котелок, который, казалось, придал ему решимости.

— Это непредвиденное обстоятельство естественным образом способствовало изменению моих планов, сэр. В качестве артиста студии «Медула-Облонгата-Глутц» я не могу подвергать себя риску быть уличенным во взламывании сейфов. В моем контракте имеется пункт касательно нравственности.

— Чего?

— Нравственности, сэр. Параграф шестой.

Смидли взорвался. Кровяное давление подпрыгнуло у него до беспрецедентной высоты. Случись сейчас увидеть его побагровевшее лицо какому-нибудь доктору, тот бы озабоченно зацокал языком либо потер руки в предвкушении гарантированных десяти долларов за визит в течение достаточно продолжительного времени.

— В жизни не слыхал такой идиотской чепухи!

— Прошу прощения, сэр. Боюсь, я не смогу отступить от своих правил.

— А как же пять тысяч долларов?

— Ничтожная сумма, сэр. Для нас, киноактеров, пять тысяч долларов — не более чем карманные деньги.

— Не смейте так говорить! — закричал Смидли. — Это… это кощунство!

Фиппс обернулся к Билл, в которой, кажется, видел себе ровню и надеялся найти поддержку.

— Уверен, что хоть вы войдете в мое положение, мадам, — нельзя ведь манкировать контракт.

— Разумеется, нет. Искусство требует жертв.

— Вот именно, мадам.

— Раз уж ты подписал документ, надо придерживаться всех пунктов.

— Правильно, мадам.

— Но, черт подери…

— Умолкни, Смидли. Сохраняй спокойствие.

— Какое тут может быть спокойствие!

— Тебе надо хлебнуть чего-нибудь, — сказала Билл. — Будь добр, Фиппс, принеси нам чего-нибудь животворного.

— Слушаюсь, мадам. Что желаете? Смидли упал в кресло.

— Тащи все, что под руку подвернется!

— Хорошо, мадам, — сказал Фиппс.

Он взял со стола котелок, секунду поколебался — не надеть ли его на голову, и прямой походкой направился к двери.

После его ухода некоторое время царило молчание. Сидящий в кресле Смидли выглядел совершенно потерянным. Джо подошел к стеклянной двери и воззрился на звезды. Кей приблизилась к креслу, в котором утонул Смидли, и стала несколько лихорадочно гладить его по голове. И только Билл не стронулась с места.

— Да, — едва находя силы говорить, вымолвил Смидли. — Ничего себе новость.

— Чистый Голливуд, — сказала Билл.

— С каких это пор дворецкие принялись направо-налево подписывать контракты со студиями? И еще эта ерундистика с пунктами о нравственности!

— Не унывай, Смидли. Не все потеряно. Ситуация под контролем, — успокоила его Билл. Обаяние ее личности было столь велико, что в груди его затеплилась слабая надежда. Ему почудилось, что даже из этого тупика та, на ком он не собирался жениться, но за которой признавал выдающиеся способности, обязательно найдет выход, подтвердив титул Старой, Верной. Он поднял измученное лицо.

— Что ты думаешь делать?

— Думаю выпить.

Джо, стоя у окна, выразительно фыркнул, как морж, с которым Кей когда-то его сравнила.

— Отлично, — сказал он. — Великолепно. Значит, выпить хочешь? У меня просто камень с души свалился. Я было решил, что чокнулся.

— А после этого, — ровным тоном продолжила Билл, — я нажму на Фиппса. Когда он вернется, я угощу его чем-нибудь покрепче, и когда он малость расслабится, я его возьму за жабры.

— За жабры?

— В каком смысле — за жабры? — спросил озадаченный, но обнадеженный Смидли.

— Я уязвлю его в самое сердце точно рассчитанной насмешкой. Поиздеваюсь над тем, что он потерял былую хватку. Это должно сработать. Фиппс, как вы, наверное, помните, был в свое время выдающимся медвежатником, а следовательно, артистом, впечатлительной натурой, гордящейся своим мастерством и не терпящей ни малейшей критики в свой адрес. Представьте себе, как реагировал бы Шекспир, если бы, после того как он удалился на покой в Стратфорд, кто-нибудь походя поздравил бы его с тем, что он вовремя отошел от дел, потому что время его кончилось.

Дверь отворилась, и вошел Фиппс, слегка пригибаясь под тяжестью огромного подноса, уставленного бутылками и посудой. Он поставил поднос на письменный стол.

— Здесь богатый выбор, мадам, — сказал он.

— Вижу — постарался, — одобрила Билл. — Разливай, Джо.

— С удовольствием, — оживился Джо, приняв деловой вид. — Шампанского, Билл?

— Пожалуй, капельку. В самый раз подкрепиться в такой поздний час. Спасибо, Джо. Фиппс, а ты что же?

— Я не буду, мадам, спасибо.

— Да брось ты! Надо выпить за успех твоей будущей карьеры. Ты ступаешь на стезю, на которой обретешь всеобщую любовь. Тебя будут любить, обожать, тебе будет поклоняться принц в своем дворце, крестьянин в халупе, охотник в джунглях и эскимос в промерзшем чуме. А посему начало твоего пути следует отметить с подобающими почестями. По-настоящему надо бы разбить бутылку шампанского о твою голову.

— Разве что чего-нибудь слабенького, мадам. Я всегда был излишне чувствителен к алкоголю. Именно это и привело меня на скамью подсудимых в тот самый раз, когда вы были членом жюри присяжных, мадам.