Ария смерти - Донна Леон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Одна – для матери того парня у входа, – прошептал Брунетти, чтобы там наверху случайно не перепутали и не записали обе свечки в актив его покойной матушки.
Еще раз, на прощание, комиссар посмотрел на святого (который за столько лет стал ему чуть ли не приятелем), кивнул и повернул к выходу. Шагая по проходу, Брунетти нарочно смотрел под ноги, дабы не перегружать себя впечатлениями, но и узорчатый пол здесь был чудо как хорош…
На выходе комиссар пригнулся, поймал взгляд охранника и сказал:
– Сделано!
По пути к квесту́ре[52] Брунетти перебирал в уме, что ему нужно выяснить: во-первых, расположение камер наблюдения; во-вторых, наименования госорганов, которым они принадлежат. И не факт, что разные структуры органов правопорядка захотят открывать свои рабочие секреты даже друг другу, да и согласятся ли они сделать это добровольно или же придется брать ордер у судьи?
Брунетти прошел прямиком в оперативный отдел. Вианелло сидел за своим рабочим столом, над толстенной папкой с документами, на обложке которой красовалась фамилия «Нардо». Сержант глянул на начальника, сделал мученическое лицо и, протягивая к Брунетти картинно дрожащую руку, прошептал:
– Спасите меня! Спасите!
Комиссар, которому не раз приходилось корпеть над этой папкой, вскинул руки, словно отгоняя злобное привидение.
– Что, маркиза опять за свое?
– Не дает нам соскучиться, – отозвался Вианелло. – На этот раз она обвиняет соседа: мол, он держит во внутреннем дворе диких кошек.
– Львов? – уточнил Брунетти.
Вианелло постучал пальцами по странице, которую как раз читал:
– Нет, просто кошек. Говорит, что сосед впускает их по ночам и кормит.
– Сосед, который живет в Лондоне?
– Она говорит, что видела, как кошек кормит его дворецкий, – объяснил Вианелло.
– Дворецкий тоже живет в Лондоне? – предположил Брунетти.
– Она совсем спятила, – сказал Вианелло. – Это уже семнадцатая жалоба от нее.
– И все их нам нужно расследовать? – спросил Брунетти.
Вианелло закрыл папку и с вожделением посмотрел на корзину для бумаг, стоявшую в другом конце комнаты. Борясь с искушением, он отодвинул папку в сторону и произнес:
– Как думаете, не будь она крестной члена кабинета министров, мы тратили бы на это время?
Не отвечая на вопрос, Брунетти сообщил:
– У меня есть кое-что поинтереснее!
* * *Синьорину Элеттру они застали на рабочем месте. Она сидела, отвернувшись от компьютера, и, ничуть не скрываясь, читала журнал. Выглядело это так же странно, как Ева без Адама на картине или статуя святого Космы без святого же Дамиана.
Увидев, что на мониторе пусто, Брунетти еще больше изумился и попробовал обратить это в шутку:
– Уж не бастуете ли вы, синьорина?
Элеттра удивленно вскинула на него глаза, потом быстро перевела взгляд на Вианелло.
– Ты рассказал ему?
– Ни слова, – ответил тот.
– О чем вообще идет речь? – поинтересовался Брунетти, адресуя вопрос им обоим.
– Так вы не знаете? – спросила синьорина Элеттра, закрывая журнал и с наигранным простодушием хлопая ресницами.
– Никто ничего мне не говорил, – сказал Брунетти, хотя это было не совсем правдой: девушка в больнице рассказала ему, что ее столкнули со ступенек моста.
Вианелло скрестил руки на груди, всем своим видом показывая, что он к этому непричастен.
– О, это такая безделица! – воскликнула синьорина Элеттра, глядя на журнал.
Брунетти подошел к ее столу. Vogue. Мог бы и догадаться…
Перехватив его взгляд, синьорина Элеттра пояснила:
– Это французское издание.
– Итальянское вы не читаете?
Она выразительно закатила глаза – мимолетное движение, в котором было и презрение к содержимому итальянской версии журнала, и сомнение в том, что человек, который задает такие дурацкие вопросы, обладает хорошим вкусом.
– Что я сегодня могу сделать для вас, господа? – спросила синьорина Элеттра, поворачиваясь к Вианелло, как будто только что его заметила.
– Для начала – сказать мне, что тут происходит, – произнес Брунетти, глянув на по-прежнему безмолвствующего Вианелло, так, чтобы тот понял – упрек адресован и ему тоже.
Сержант и синьорина Элеттра переглянулись, и молодая женщина сказала:
– Хочу получить голову лейтенанта Ска́рпы!
За последние пару-тройку лет жестокая вражда между синьориной Элеттрой, секретаршей ви́че-квесто́ре[53] Джузеппе Патты, и лейтенантом Скарпой, его любимчиком и доверенным лицом, лишь усилилась.
Не жалея усилий, они подавляли инициативу друг друга: Скарпа – даже не задумываясь о том, как сильно это вредит его коллегам в квестуре, синьорина Элеттра – напротив, ни на минуту не забывая об общем деле. Если она предлагала составить список рецидивистов и указать там не только их имена и обвинения, но и частоту и степень тяжести совершенных ими преступлений, Скарпа, конечно же, усматривал в этом попытку опозорить и дискриминировать исправившихся преступников. А когда лейтенант рекомендовал кого-то повысить, его рапорт неизменно попадал на стол к начальству в сопровождении записки от синьорины Элеттры – с перечнем выговоров, которые этот офицер когда-либо получал.
– В качестве офисного украшения? – спросил Брунетти, глядя по сторонам с таким видом, будто подыскивает наиболее подходящее место для головы лейтенанта Скарпы. Может, поставить ее на подоконнике, рядышком с молчаливым Вианелло?
– Дивная мысль, комиссарио! – отозвалась молодая женщина. – И почему она не пришла мне в голову? Разумеется, я выразилась фигурально. Мне всего лишь хочется, чтобы он отсюда исчез!
Брунетти знал ее достаточно хорошо, чтобы за этими шутливыми словами услышать лязг обоюдоострой стали. И, выбрав верную интонацию, поинтересовался:
– Что он натворил?
– Вы знаете, что он ненавидит Альвизе? – спросила синьорина Элеттра, удивив комиссара своим прямодушием.
Лейтенант Скарпа, после того как несколько лет назад его назначили в квестуру, сперва обхаживал Альвизе – именно так это выглядело, – но вскоре понял, что любезность этого офицера распространяется равно на всех и нового коллегу он ничем не выделяет. Тогда ситуация резко изменилась: лейтенант не упускал возможности указать начальству на многочисленные промахи офицера Альвизе. И это при том, что не блещущего сообразительностью Альвизе все ценили за порядочность, лояльность и смелость – качества, которых недоставало некоторым его более смекалистым коллегам. Но ненависть, как и любовь, приходит без спроса, и для нее все средства хороши…
– Знаю, – ответил Брунетти после паузы.
– Так вот: Скарпа настрочил на него официальную жалобу.
– Ему? – спросил Брунетти, усугубляя это вопиющее нарушение протокола кивком в сторону кабинета виче-квесторе Джузеппе Патты.
– Хуже! Префекту и квесторе, – назвала синьорина Элеттра двух главнейших полицейских начальников Венеции.
– И что было в этой жалобе?
– Скарпа обвинил Альвизе в применении насилия.
Не веря своим ушам, Брунетти обернулся к Вианелло, и тот воскликнул: «Альвизе – и
