Пылай, огонь (Сборник) - Николас Мейер

— Вы упомянули, что мне свойственно чувство собственного достоинства, — напомнил ему доктор.

— Хочу на это надеяться, —ответил Холмс. — Я исхожу из того факта, что вы убрали свидетельства тех обществ, которые отказались признавать вас. Хотя в уединении вашего собственного дома вы вполне могли бы позволить им остаться, получая удовольствие от созерцания недавних успехов.

— А моя любовь к картам?

— Догадаться об этом было несколько сложнее, но я не хочу обижать ваш интеллект рассказом о том, как я пришел к такому выводу. Вместо этого я хотел бы воззвать к вашей ответной откровенности и просить вас объяснить мне, почему наше свидание должно было состояться таким образом. Ведь не для того же, чтобы я продемонстрировал вам свои способности.

— Я уже задавал вам вопрос, — сказал Фрейд с улыбкой, свидетельствующей, что его не покидает восхищение талантами Холмса, — почему вы думаете, что вас обманом завлекли сюда?

— Не имею представления, — с ноткой прежней сдержанности ответил Холмс. — Если вас что-то беспокоит, скажите мне, и я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам, но почему вы должны были таким загадочным образом.,.

— На этот раз логика изменяет вам, — мягко прервал его доктор. — Поскольку вы обладаете такими дедуктивными способностями, у меня не будет больших трудностей... во всяком случае, как у профессионала, каким вы меня считаете, — намекнул он, сделав легкое движение головой в ту сторону, где висели исчезнувшие ныне свидетельства. — Готов согласиться, что способ, которым вас доставили сюда, достаточно неортодоксален. Откровенно говоря, мы считали, что вы сами не изъявите желания прибыть ко мне. Это вам ни о чем не говорит?

— Только то, что у меня не было бы желания встречаться с вами, — неохотно ответил Холмс.

— Совершенно верно. Но почему? Допустим, что я мог бы быть вашим врагом, в той же мере, предположим, им мог быть профессор Мориарти. Даже — прошу простить меня — доктор Ватсон. Но можете ли вы допустить, что в их число входит и ваш брат? Допускаете ли вы, что все мы объединились против вас? С какой целью? Если мы не собираемся причинять вам вреда, то, может быть, мы желаем вам только добра? Об этом вы думали?

— Какого рода добра?

— Вы не догадываетесь?

— Я никогда не пользуюсь догадками. Не могу себе представить.

— Нет? — Фрейд снова откинулся на спинку кресла. — Теперь вы не совсем откровенны, герр Холмс. Ибо вы жертва убийственного пристрастия, и вы позволили себе оскорбить своих друзей, которые объединились в страстном желании помочь вам избавиться от этого ярма, не желая признавать, что вы покорились его власти. Вы разочаровываете меня, сэр. Неужели это тот самый Холмс, о котором я читал? Человек, которым я не переставал восхищаться не только из-за его блистательных способностей, но и из-за высокого рыцарства, стремления к справедливости, из-за ею сострадания к униженным и оскорбленным? Не могу поверить, что вы настолько во власти наркотика, что в глубине души не осознаете, в каком находитесь положении, и позволяете себе оскорблять верных друзей.

Я почувствовал, что не могу перевести дыхание. За весь долгий период нашей дружбы с Шерлоком Холмсом я никогда еще не слышал, чтобы кто-нибудь обращался с ним подобным образом. На мгновение мне показалось, что со стороны моего несчастного друга может последовать вспышка ярости. Но должен признаться, я недооценивал его, как и Зигмунд Фрейд.

Наступила еще одна долгая пауза. Холмс сидел неподвижно, склонив голову. Доктор не сводил с него глаз, и в кабинете воцарилось полное молчание.

— Должен признать себя виновным, — наконец заговорил Холмс, и голос его был так тих, что я с трудом улавливал слова.

Фрейд наклонился к нему.

— Я не извиняюсь, — продолжал Холмс, — но что касается помощи, выкиньте эту мысль из головы, вы все. Я в полной власти того дьявольского заболевания, которое и уничтожит меня! Нет, даже не пытайтесь разуверять меня, не тратьте силы. — Протестующим жестом он вскинул руку, но она безвольно упала. — Я прилагал все силы, чтобы избавиться от этой привычки, и потерпел поражение. И если даже я, собрав в кулак все, что у меня есть, не смог добиться успеха, что удастся вам? Едва только человек делает первый неверный шаг, он неизбежно вступает на тропу, ведущую к полному его уничтожению.

Сидя в своем углу, я поймал себя на том, что рот у меня полуоткрыт и я задыхаюсь от переполнявших меня чувств. В комнате воцарилось напряженное молчание, и я не осмеливался нарушать его. Это сделал доктор Фрейд.

— Вы еще отнюдь не вступили на тропу, откуда нет возврата, — ответил он, буквально пронизывая Холмса сияющими глазами и настойчиво склоняясь к нему, — Человек может пойти вспять, избегая гибели, хотя ему потребуется помощь. Первые шаги отнюдь не несут в себе фатальной неизбежности.

— Нет, как правило, так и есть, — простонал Холмс и в голосе его было отчаяние, разрывавшее мне сердце — 1 Никому еще не удавалось сделать то, что вы описываете.

— Мне удалось, — сказал Зигмунд Фрейд.

Холмс медленно поднял удивленные глаза. .

— Вам?

Фрейд кивнул.

— Я брал кокаин и, как видите, свободен от этой привычки. С вашего разрешения, я бы мог помочь и вам окончательно освободиться от нее.

— Вы не сможете,— еле слышно, выдохнул Холмс, Хотя его возражение было пронизано недоверием, что-то в тоне голоса подсказало мне, что надежда полностью не покинула его.

— Смогу.

— Как?

— Это потребует определенного времени. — Доктор встал. — И на этот период я хотел бы предложить вам быть моими гостями. Устроит ли вас такое предложение?

Холмс машинально тоже встал и сделал несколько шагов, после чего внезапно повернулся и мучительно схватился за голову.

— Нет смысла! — простонал он. — Даже сейчас меня терзает эта ужасная страсть!

Я было привстал со стула, охваченный желанием приободрить его и успокоить, но остановился на полпути, осознав всю тщетность или даже издевательский характер > такой попытки.

Доктор Фрейд неторопливо вышел из-за стола и положил на плечо моего друга свою тонкую руку,

— Я смогу положить конец этой тяге — со временем. Прошу вас, садитесь. — Он пододвинул стул, с которого поднялся Холмс, и усадил его у края своего стола. Холмс молча повиновался, но вся его поза говорила об упадке сил и неверии в себя.

— Знаете ли вы что-нибудь о практике гипноза? — осведомился Фрейд.

— Кое-что, — устало ответил Холмс. — Вы собираетесь заставить меня лаять подобно собаке и бегать на четвереньках?

— Если вы пойдете на сотрудничество со мной, — сказал Фрейд, — и будете доверять мне, я со временем сниму мучающий вас груз. Когда он опять навалится, я опять загипнотизирую вас. Таким образом, мы сможем одолеть пристрастие, а химизм вашего организма завершит процесс. — Он говорил очень медленно и убедительно, стараясь успокоить страдания Холмса и подавить вздымавшуюся в нем волну паники.

Холмс не отрывал от него глаз, пока тот говорил, а затем коротким движением опущенных плеч с подчеркнутым безразличием дал понять, что соглашается.

Мне показалось, что доктор Фрейд, переведя дыхание, наконец позволил себе расслабиться. Подойдя к высокому окну, он отдернул портьеры, рассеяв в комнате сумрак. Затем повернулся к Холмсу, который продолжал неподвижно сидеть.

— А теперь, — сказал Фрейд, пододвигая стул вплотную к нему, — я хочу, чтобы вы выпрямились и не отводили от меня взгляда.

Он вытащил из жилетного кармана блестящий диск часов, на которые я уже обратил внимание, и, придерживая за цепочку, стал покачивать ими взад и вперед перед лицом Холмса.

 Часть 2

РЕШЕНИЕ

 8

Каникулы в аду

Явное нежелание профессора Мориарти возвращаться обратно в Лондон в компании Тоби внесло некоторое комическое оживление в течение этой поистине ужасной недели. Едва только взглянув на пса — днем я пригласил его на совместную прогулку вокруг его отеля в Грабене, — он объявил; что, хотя он преисполнен самых благих намерений (о чем первым делом свидетельствует его поездка в

Вену), но есть пределы его благородства, которые он не в состоянии переступить.

— И граница эта, — сказал он, глядя из-под очков на Тоби, который ответил ему взглядом, полным тепла и доброжелательности, — вот она. Я терпеливый человек и испытываю к вам искреннюю благодарность, доктор Ватсон, но и моему терпению может прийти конец. Я не сказал ни слова о ванильном экстракте, приведшем в полную негодность новую пару ботинок, не так ли? Но это уже чересчур. Я не берусь доставить это животное обратно в Лондон, нет, нет и нет, ни за какие блага мира.

Я был не в том настроении, чтобы шутить с ним, о чем и поставил его в известность. Если он хочет поместить Тоби в багажное отделение, у него есть на то право, но доставить пса на Пичин-Лейн он обязан. Я призвал на помощь авторитет Майкрофта Холмса, и Мориарти, хныкая и стеная, был вынужден принять наше условие.