Том 1. Стихотворения - Виктор Боков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гармонь
Подушка на подушку —Гора под головой.Частушка на частушку —Мне праздник годовой.
А где в людской толокеХлеб песен заварной,Так, как родник в колодце,Веселая гармонь.
И не беда, что хают,Бранят подчас ее,Она не утихаетУ сердца моего.
Ее разлив сиренев,Ее печаль светла.Она душа селений,Она в народ вросла.
Не сможет и гранатаУбрать гармонь с плеча.Она — сестра таланта,В ней удаль горяча.
Она проста, как правда,Как створки у ворот.И для нее награда —Душа на разворот!
По-песенному кормноОна насытит нас.Кому с гармошкой скорбно,Рекомендуем джаз!
1956Радуга
На́ небе туча, как платьице летнее,С кружевцем беленьким по подолу,Над семихолмьем Москвы семицветиеВыгнуло яркую спину свою.
— Радуга! — слышатся возгласы звонкие.— Радуга! — тянутся руки в зенит.Как бесквартирная, встала над стройками,Где листовое железо гремит.
Вот уж она на Серпе и на Молоте.Сталелитейщики стали вздыхать:— Вся она в жемчугах, вся она в золоте,Нам бы ее на стану прокатать!
Вот уже радуга наша в Иванове,Не удержали ее москвичи!Видя такое жар-птичье пылание,— Ситец! — с восторгом сказали ткачи.
В Волге уже ее веер павлиновый,Недалеко и до Сальских степей.— Спинка стерляжья, а бок осетриновый! —Шутят по-волжски ловцы у сетей.
К Черному морю отправилась с Каспия,Честь отдает ей военный моряк:— Нам на тельняшки бы эту цветастую,Чтобы украсить Октябрьский парад!
День был такой, что смотрели на радугуВ поле, на море, в цеху у станка.День был такой, что поэзия радостиВ сердце рождалась, как сталь и шелка.
1956Великие проводы
Холодной зимойПод гудение проводаЯ видел на КамеВеликие проводы.
Навалом в саняхНовобранцы, как месиво.В дорожных мешкахПодорожное печево.
Навеки отчаяся,Платочками машучи.С сынками прощаютсяСогбенные матушки.
Пока не остриженыИх чада любимые,Пока не обиженыСвоими старшинами.
Еще угловатые,Домашне-наивные,Как снег, непомятые,Садовые, тминные.
Еще не обстреляны,Еще не обучены,Ресницы стыдливоНа слезы опущены.
Уходят обозыПо наледи Камою.А с кровель не слезли —Сосульки упрямые!
Тоска молодаяПросторами лечится.Ведь с вами роднаяМатерь-Отечество.
Рукою нас гладитНа раннем побужденье,На сани нас садит,Хлопочет об ужине.
А ночью не спит,Душит дума угрюмая,О первом окопеРыдаючи думает.
Но крепко храпятРазбиватели Гитлера,Такие простые,Такие нехитрые.
Котомки у ногКрепко петлями стянуты,Портянки с сапог —Как охранные грамоты.
Ночь. Месяц плыветНад полями, над Камою.А кто-то поет:«Россия! Река моя!»
На месяце крест —Это к горестям, к тяжестям.Медведица ест,К сену с конями вяжется!
Под берегом ледГромко хлопает выстрелом.А кто-то поет:«Мы выживем! Выстоим!»
1956Ненастье
Темно-синий сумрак туч,Как сорняк, ползет по небу.Не скользит горячий лучПо неубранному хлебу.
В дрань, в солому ветхих крыш,Как пырей, вросло ненастье.Жмется, как под крышу стриж,Человеческое счастье.
Слякоть, грязь и неуют,Дождь ко всем дворам протянут.Люди песен не поют,Из печурки пар портянок.
Присмирело воронье,До костей оно промокло.Побирушкою спаньеПробирается под окна.
Льет и льет из всех решет,Несмотря на общий ропот.Землю бог не бережет,Как щенка, нещадно топит.
Я надену сапоги,Выйду в даль, дождями донят.Может быть, мои шагиТучи на небе разгонят!
1956* * *
Холодно, ветрено,Дождь на обрыве…Будто и нет меняС вами, живыми.
Будто я — горечь,Запах полыни,Будто лоза виноградаВ долине.
Будто я — ветвиБелесого лоха,Будто и в смертиМне тоже неплохо.
Будто я вечно —Зеленая туя,Тихо расту себе,Не протестуя.
Будто я — холмик,Камень надгробья.Кто-то приходитКо мне и сегодня.
Не узнает,Что я — травы и вереск,Соль Черноморья,Кефалевый нерест.
Хочет в моемМеня видеть обличье,Будто я новый,Не то же величье!
Нет! Я живой!Ясно вижу и слышу,Хлопаю дверью,Прячусь под крышу.
Руки к огнюПростираю и греюсь.Волю творюИ на счастье надеюсь.
1956* * *
Пять памятников лета на лугу!Не бронзовых — из донника и мяты.Я заночую эту ночь в стогу,Под облаками, мягкими, как вата.
Я попрошу у ночи слух совы,У камышей — умения не зябнуть,У скошенной, идущей в рост травыНеистребимо жизненную жадность.
Придет рассвет, и пасмурен и мглист.Я буду птичьим выкриком разбужен.И на плечо мне сядет первый лист,Как первенец осеннего раздумья.
1956Я был ручьем
Е. Евтушенко
Я был ручьем под травами,Я грузом был под кранами,Я тек каширским током на Москву.Меня за белы рученькиВели по трапу грузчикиК ржаному и соленому куску.Каспийская, балтийская,Соленая, смоленая,Высокая, веселая волнаНа грудь мою кидалася,При встрече улыбалася,Ласкала, как любимая, меня.На яростном, и радостном,И на сорокаградусномМорозе я калил себя не раз.Ветра меня проветрили,Моря меня приметили,Мне руку жали Север и Кавказ!И чем я в жизни выстоял?Душой ли гармонистовой,Смирением ли девичьим,Иль тем, что я — бунтарь?Иду в лесах аукаю,Не прячу и не кутаюСвой травяной букварь.А надо мною — радуги,А подо мною — ягоды,И льющийся, смеющийся,Щебечущий восторг.И сквозь настилы старые,Как из подземной камеры,Моя трава растет!
1956Застольное слово
Нет! Не целил стихи свои в вечность!Не рисуюсь я в этом, не лгу,Я хотел, чтобы только сердечностьВ них росла, как трава на лугу.
Не хотел я себе хрестоматий.Пусть вольнее гуляет строка!Я хотел, чтобы стих мой с кроватейПодымался по зову гудка,
Шел на стройку в своей телогрейкеКласть бетон в угловые торцы,Или где-нибудь струйкою в лейкеОпрокидывался на огурцы.
Я хотел, чтобы он пробирался,Как спаситель, в гнездовье беды,Чтобы он под плотами плескалсяУ днепровского края воды.
Я не знал ни почета, ни славы,Знал лишь бури, волненье в крови.Полновесное жито державыТяжелило ладони мои.
Мне могучие сосны по росту,Стих мой тонет по шею в хлеба,И влюбленно ласкают колосьяБороздящие прорези лба.
1956* * *