Посредник - Леонид Нузброх

Миша был «хороший еврейский мальчик», и мы с ним прекрасно ладили, несмотря на два его огромных недостатка.

Во-первых, он танцевал в художественной самодеятельности. И ещё как танцевал! Божественно! А во-вторых… Во вторых – он был очень симпатичным парнем. Ну, прямо – очень! И если из-за «во-первых» девчонки были от него просто без ума, то из-за «во-вторых» они окончательно теряли голову. Естественно, что в таких экстремальных условиях на учёбу у него времени не оставалось. Было бы не совсем честно сказать, что я занимался только учёбой, но до него мне было далеко.

Дни студенческой жизни протекали в какой-то эйфории. Каждый приносил с собой новые знакомства, увлечения, новых друзей, новых подруг. Ах, эта студенческая жизнь! Но семестр, увы, не бесконечен. Однажды, придя на лекции, мы увидели на доске объявлений расписание экзаменов. Все студенты приуныли и взялись за учебники. Пришлось и мне «засучить рукава». У Михаила же по-прежнему репетиции и свидания сменяли друг друга, забирая всё время и все силы. Да он, если честно, и не очень-то переживал: преподаватель английского Павел Андреевич, отвечавший у нас за художественную самодеятельность и просто обожавший своего Мишеньку, всегда, в случае необходимости, в последний момент вытягивал его «за уши» из любой беды.

Гром грянул, когда до первого экзамена – математики, осталось три дня. Я с ужасом увидел, что освоил только три четверти необходимого материала. Выучить за оставшиеся три дня четвёртую часть полугодового курса по математике было абсолютно нереально. Но – возможно. Кто был студентом – подтвердит. И видит Б-г, я бы осилил! Как осиливал это не раз на предыдущих и последующих сессиях по многим предметам. Но тут явился Михаил с гениальной идеей:

– Зачем так напрягать мозги?! В этом вопросе, как и в любом другом, нужна научная организация труда – НОТ. Мне одна студентка – Леночка (между прочим, классная девочка!), показала, как можно сделать шпаргалки по математике. Места занимают мало, а вмещают – всё!

– Да ну! Не о чём говорить: не успеем.

– Успеем! Если поделим билеты пополам.

– Я беру вторую половину!

– Ну уж нет! Так будет нечестно: надо кинуть жребий! – сказал он, доставая из кармана монету. По жребию мне, конечно же, выпала первая половина.

– Я предпочёл бы вторую: и шпаргалки бы написал, и оставшиеся билеты выучил, – без особого оптимизма высказал я пожелание, на что-то ещё надеясь.

– Да ты что?! Смотри, как тебе повезло! И шпаргалки напишешь, и пройденный материал закрепишь! – тоном, не терпящим возражений, сказал Михаил, направляясь к двери.

– А ты куда?

– К Ленке.

– А шпаргалки?!

– Я их с ней писать буду.

– Миша!

Но его и след простыл. Делать нечего. Вздохнув, я сел за стол писать шпаргалки. Три дня промчались, как в бреду. Я почти не ел. Почти не спал. Всё писал, писал, писал…

Утром, встретившись возле аудитории, где должен был проходить экзамен, я с гордостью показал Михаилу написанные микрошрифтом шпаргалки.

– Все?! – удивился он.

– Все!

– Ну, ты просто молодец!

– А твоя половина где? – поинтересовался я.

– Моя половина?! Неужели ты мог подумать, что у меня с Ленкой – серьёзно?! Ну что ты! Ты же знаешь, что для меня это вопрос принципа: никаких обязательств!

– Какое мне дело до ваших отношений?! Где шпаргалки?!

– Шпаргалки?! Ах, шпаргалки… Так бы и сказал! А то – половина… Прямо в жар бросило. Нельзя же так шутить!

– Какие ещё шутки?! Что ты мне голову морочишь! Шпаргалки! – грозно потребовал я и протянул руку.

– Что ты кипятишься?! Скажи: я хоть раз тебя подвёл? Нет! То-то же!

– Ты их не написал! Ведь так?! – я готов был его задушить.

– Я хотел! Но Ленка… Понимаешь, она с помощью интегральных вычислений доказала мне, как дважды два, что если мы пойдём сдавать экзамен в первой десятке, то шансы, что нам попадут билеты из первой половины равняются три к одному. Скажи, зачем в таком случае, нам с тобой нужно мучаться и писать шпаргалки на вторую половину билетов? Мы что с тобой – зелёные первокурсники?! А? Или я не прав?!

Понимая всю бесполезность пререканий, я вздохнул:

– Прав. Как всегда…

– Вот видишь! – к Михаилу снова вернулась его самоуверенность. Он взял у меня шпаргалки. – Я пойду сдавать с первой пятёркой, а ты – когда я выйду. Так будет надёжней.

Михаил юркнул в аудиторию. Почему так будет надёжней, а главное – для кого, он не объяснил. Через сорок минут он выскочил возбуждённый, растрёпанный:

– Сдал! Сдал! Получилось! Вот видишь: Ленка оказалась права! На все сто процентов! – он просто захлёбывался от восторга.

– На пятьдесят, – мрачно ответил я.

– Почему – на пятьдесят? – не понял Михаил.

– Потому что сдал экзамен пока что только ты, – ответил я, пряча шпаргалки глубже в карман.

– Ну, ты просто законченный пессимист! Нельзя же так! Надежда умирает последней!

– Надежда – последней. А твоя Ленка – первой! Если я завалю экзамен, – проговорил я ледяным тоном. Затем, уже мягче: – Хотя, чем чёрт не шутит, когда Б-г спит! Вдруг у нас сегодня по «Закону Зебры»

– белая полоса? Ведь ты же сдал!

– О чём говорить?! Конечно же – белая! Но чем раньше зайдёшь – тем у тебя больше шансов! – напомнил он и втолкнул меня в аудиторию.

Я подошёл к столу. Положил зачётку. Открыл билет и не глядя протянул его преподавателю.

– Номер билета? – спросил Эмиль Моисеевич, не отрывая взгляда от экзаменационной ведомости.

Я молчал. Преподаватель посмотрел на меня поверх очков. Потом на билет.

– Надо же! Зашёл одним из первых, а билет достался – последний! Говорят, последний билет – счастливый! – улыбнувшись, сказал Эмиль Моисеевич.

– Ох, Эмиль Моисеевич, ещё какой счастливый… – уныло ответил я, и горько вздохнув сел за стол у окна.

Если всего минуту назад я был почти уверен, что сегодня у нас с Михаилом – белая полоса, то теперь я с ужасом ощутил каждой клеткой своего мозга, как я, словно рейсфедер в тушь, всё глубже и глубже погружаюсь в чёрную полосу.

Как я смог забыть один из основных принципов «Закона Зебры»: не может два раза подряд выпасть одна и та же полоса! Не может! Если Михаилу досталась белая полоса, то мне обязательно должна достаться чёрная! Это же так очевидно! Не стоит мне позориться. Надо отдать билет, взять зачётку и… пропади всё пропадом!

Перед тем, как пойти отдавать билет, я посмотрел в окно.

В городе буйствовала весна. Деревья давно покрылись зелёными листьями. Щебетали птички. Городские клумбы пестрели разноцветьем цветов. А девочки ходили в таких немыслимых «мини», что…

– Ты готов отвечать без подготовки? – вернул меня в аудиторию Эмиль Моисеевич, подошедший к моему столу.

– Нет-нет, я просто задумался!

– A-а, а я подумал, что ты девочек разглядываешь, – выглянув в окно, минорно сказал он. Я вздохнул и с видом человека, приговорённого к смертной казни, пододвинул к себе билет.

«А собственно, почему бы и не попробовать? В конце концов, ходил же я на лекции?! Значит, хоть что-то в моей памяти должно было остаться?!» – подумал я перед тем, как начать читать свой «смертный приговор».

Пододвинуть-то пододвинул, но заглянуть в билет было свыше моих сил. И тогда, прижатый к стене обстоятельствами, я решился на крайний, безумный и немыслимый шаг. Я закрыл глаза и мысленно заговорил: «Здравствуйте, госпожа Зебра! Я родился под знаком Рыб, и поэтому пути наши пересекались намного чаще, чем мне хотелось бы… Нет, что вы! Ни в коем случае не подумайте, что я ропщу. Кто я и кто вы, чтобы мне на вас роптать?! Кроме того, вам, госпожа Зебра, я обязан не только горечью чёрных полос, но и восхитительной радостью белых. Ведь были и у нас с вами счастливые дни! Разве не правда? Никогда раньше я вас не беспокоил. Не буду беспокоить и впредь. Я всегда безропотно принимал всё то, что вы мне преподносили. Но сегодня… Сейчас… Мне нужно ваше понимание, ваша помощь. Я вас прошу: мне сейчас, как никогда, необходима белая полоса. Как никогда! Госпожа Зебра! Поверьте, что это и в ваших интересах. Если я не сдам математику, то у меня не останется другого выхода, как наложить на себя руки: ведь меня лишат стипендии! Кому вы тогда будете строить свои козни? Пожалуйста, войдите в моё положение! Хорошо?»

Хотите – верьте, хотите – нет, но в этот момент раздалось лошадиное ржанье. Я изумлённо открыл глаза и огляделся.

В аудитории так натурально ржать никто бы не посмел. Разве что Эмиль Моисеевич. А вот за окном… За окном, по улице, одинокая лошадь тащила в гору повозку на мягких резиновых колёсах. В этом не было ничего удивительного или странного: эта лошадь с подводой довольно часто, по несколько раз на день, появлялась на нашей улице.

Старая кляча не тянула на Зебру даже в тридцать третьем поколении, тем не менее, я принял это, как знак свыше, и только набрался храбрости прочесть билет, как услышал:

– Задумчивый ты наш! Всё, время вышло. К доске!

– Я ещё не готов.