Гурман. Воспитание вкуса - Антон Ульрих

Когда все разместились на балконе, с которого открывался прекрасный вид на парк с расставленными вдоль дорожек горящими факелами, освещающими действо, Антуан звонким мальчишеским голосом приказал начинать спектакль.

Первыми перед публикой предстали курчавый юноша, только что изображавший Волка, и некрасивая девушка, бывшая до того Бабушкой. Они беспомощно встали на центральной дорожке парка, не зная, что делать.

– Играйте же! – крикнул им кто-то из гостей.

– Как? – глядя на сидевших на балконе, спросил юноша.

– Начинай есть Красную Шапочку, – невозмутимо приказал Антуан.

Волк вздохнул и, раскинув руки, начал наступать на Красную Шапочку. Та испуганно отстранилась от него. Гости стали притопывать и улюлюкать, подбадривая Волка. Всем хотелось посмотреть, как чернь давит и ест друг друга. Курчавый юноша продолжал деланно наступать на девушку, наигранно скаля зубы и неуверенно порыкивая. Люка по приказу маркиза подошел к нему сзади и хлестко ударил по спине плеткой. Волк, взвыв от боли, кинулся на Красную Шапочку, повалил ее на дорожку и стал душить. Четверо суток, проведенные в заточении в подвале замка почти без еды и питья, надломили его. Теперь юноша хотел только одного: чтобы его не били и не унижали, тогда он готов выполнить любое приказание этих кровожадных господ, над которыми еще неделю назад он так весело потешался.

Когда Красная Шапочка перестала шевелиться под ним, Волк поднялся и умоляюще посмотрел на сидевшего в центре балкона удивительно красивого мальчика. Подошедший к телу девушки Люка слегка толкнул ее сапогом и провозгласил:

– Мертва.

– Это было не по-настоящему, – вынес Антуан приговор Волку, которого молодчики Мясника сразу же оттащили к амбару и принялись избивать.

Публика зааплодировала. Тотчас перед ней предстала следующая пара Злого Волка и Красной Шапочки. Увидев итог предыдущей пары, этот Волк решил во что бы то ни стало выжить. Для этого надо было лишь красиво убить партнершу и понравиться аристократическому балкону.

Юноша, связавшийся с труппой бродячих артистов случайно, был сыном камердинера интенданта соседней провинции. Он с детства был приучен подлизываться к господам, а потому выступил вперед, изящно поклонился публике и с громким рыком и завыванием бросился на девушку.

– Ты что, Эжен? – испуганно воскликнула она и тут же закричала от боли: Волк сильно укусил ее в плечо, вырвав при этом кусок кожи.

Публика взвыла от восторга, а несчастная Красная Шапочка бросилась бежать от комедианта по дорожке, зажимая рукой кровь, обильно заструившуюся из укушенного плеча. Но не успела она пробежать и десяти шагов, как Волк догнал ее, повалил на землю и принялся буквально рвать на части. Девушка отчаянно сопротивлялась, но силы были неравны, и противник отчаянно хотел выжить, поэтому через некоторое время крики ужаса и боли стихли. Юноша, весь в крови, с расцарапанным лицом и сбитыми костяшками пальцев, поднялся и подошел к пятачку перед балконом. Гости, приглашенные на день рождения, дрожали от возбуждения. Перед ними только что был показан самый волнительный спектакль, в котором один человек убил другого, буквально разорвав его руками и перегрызя горло зубами. «Браво, Волк!» – неслось с балкона. Маркиз посмотрел на сына. Тот счастливо улыбался, глаза его лихорадочно блестели.

– Тебе понравилось? – спросил, а точнее, констатировал де Ланж.

Антуан кивнул.

– Охотники, достаньте бедную Красную Шапочку из Волка, – с довольным видом распорядился маркиз.

Люка тут же подбежал к зашатавшемуся от отчаяния и страха юноше и огромным ножом одним махом распорол ему живот от пупа до грудины. Молодчики подхватили тело и утащили подальше от балкона. Публика разразилась оглушительными рукоплесканиями в адрес устроителей такого грандиозного спектакля.

Когда все гости разъехались, Жорж вошел в спальню к сыну, дабы еще раз поздравить его.

– Ну, понравился тебе мой сюрприз?

– Спасибо, папочка, – прошептал Антуан, привставая с постели и обнимая отца. – Праздник был великолепен.

Счастливый отец погладил сына по длинным волосам, пожелал спокойной ночи и легким шагом быстро удалился из спальни, унося в своем сердце нежность, теплую, как кровь только что забитого ягненка.

Глава седьмая

ЕГО ВЕРСАЛЬ

Через месяц после достопамятного дня рождения семья маркиза де Ланжа торжественно переехала в Париж. Для Антуана это было первое посещение Парижа. Город совершенно не понравился мальчику. Он показался ему грязным, серым и абсолютно не приспособленным для вольготной жизни настоящего аристократа. Лишь Сен-Жерменское предместье сумело покорить сердце Антуана своими роскошными дворцами и особняками, окруженными садами и парками. Обитатели предместья встретили де Ланжей со всеми необходимыми в таких случаях ужимками столичных жителей. Дамы хмыкали Летиции в спину, удивляясь старомодному покрою ее платья, хотя Летиция сшила его по меркам прошлогодней моды, а мужчины всячески подчеркивали Жоржу свою близость к королю, наперебой перечисляя осыпанных милостями фаворитов. Маркиз, заинтересовавшийся в последнее время политикой и ставший крупной политической фигурой в Бордо, приехал главным образом из-за созыва Людовиком XVI Генеральных штатов. Генеральные штаты не собирались уже более ста семидесяти лет. В салонах, куда каждый вечер хаживали маркиз с супругой, все только и говорили что о политике и назревавшей революции, причем последняя представлялась аристократам игрой утонченных умов сильных мира сего, а отнюдь не восстанием голытьбы и плебса. Во время одного из посещений Жорж де Ланж, ярый поклонник монархии, выдал фразу, ставшую впоследствии крылатой.

– Если революция случится, – веско сказал Жорж в отповедь какому-то расхрабрившемуся дворянину, призывавшему к пересмотру старых порядков, – я ее вырежу!

«Если революция случится, – подумал слышавший отца Антуан, – я ее съем!»

Де Ланжи обосновались на улице Гренель-Сен-Жермен в небольшом и уютном особняке, заранее купленном Жоржем, который за годы интендантства в провинции сколотил себе изрядный капитал. При этом король был чрезвычайно доволен своим интендантом, коего часто и с похвалою упоминал министр финансов Неккер в докладах о сборе налогов в провинциях. Через неделю после приезда маркиз с супругой были удостоены чести получить аудиенцию у короля. Антуан тоже поехал с родителями в Версаль. Всю дорогу мать учила сына, как правильно держать себя при дворе, как кланяться королю и что говорить, а главное, чего не говорить Его величеству.

– Веди себя вежливо, часто улыбайся и помни, что все кругом – твои враги, – сказала в конце Летиция.

Версаль, в отличие от Парижа, поразил Антуана. Раскинувшийся на многие лье роскошный парк, в котором гуляли расфранченные представители самых титулованных фамилий Франции, приехавшие, как и маркиз, на собрание Генеральных штатов, утопал в только что распустившейся зелени. Всюду чувствовался запах весны и влюбленности, а отнюдь не революции. Когда широкая дорога, окруженная с обеих сторон теснящимися друг к другу высокими деревьями, внезапно вывела супругов на открытое пространство к фонтану, Антуан ахнул от восторга. Прямо перед ним открылся вид на прекрасный дворец, который невозможно было даже сравнивать с унылым и серым замком Мортиньяков. Блистательный ансамбль, светлый и чистый, как весенний воздух после грозы, окруживший их, поразил впечатлительного подростка. Маркиз с супругой поднялись по лестнице и подошли ко дворцу. Лакеи в золоченых ливреях с поклоном раскрыли перед ними двери, ведущие в покои короля Франции. Антуан с замиранием сердца переступил порог здания, в котором жил человек, являвшийся для его родителей олицетворением высокого вкуса и всего самого прекрасного. Внутри покоев толпились, жужжа, словно мухи, придворные. Ослепленный Антуан принужден был на миг зажмуриться от блиставших в бьющем из окон солнце нарядов и драгоценностей, в огромном количестве представших перед ним. Маркиз гордо прошествовал среди разряженных придворных, ежесекундно кланяясь и улыбаясь. Маркиза, ослепительно красивая в новом платье, сплошь усыпанном жемчугами и бриллиантами, показывала двору свои блестящие белые зубки. К супругам словно вернулась молодость, походка Жоржа вновь сделалась грациозной, а Летиция, по мнению многих придворных, помнивших ее еще в девичестве, ничуть не изменилась.

Антуан, отошедший в угол, принужден был оттуда наблюдать за блистательным возвращением родителей в королевский двор. Оглядевшись, он заметил, что помимо него в зале есть еще другие дети. Мимо проходили взрослые, и никто не проявлял к Антуану ни малейшего интереса. Не привыкший к подобному обращению, он тем не менее старался пока не привлекать к себе внимания, внимательно разглядывая и изучая других. Вскоре к нему подошел высокий темноволосый подросток в светло-малиновой куртке. Он остановился напротив Антуана и стал придирчиво и нагло его разглядывать. Антуан старался не обращать на наглеца внимания, но тот продолжал метать презрительные взгляды. Тогда Антуан в упор посмотрел ему в глаза. Подросток был выше его почти на полголовы, крупнее и явно сильнее, но прямого взгляда Антуана он не выдержал и нервно заморгал.