Любовь с чистого листа - Кейт Клейборн

огромные, рукописные баннеры на торцах кирпичных зданий и рекламные вывески одна на другой, все в разном стиле, с разными шрифтами. В обоих случаях мы топчемся на краю тротуара, чтобы не преграждать путь, и я делаю снимки, стараясь не мешать прохожим. Так мы находим свой общий ритм, в котором проходим еще несколько точек по списку. Рид даже пару раз взял у меня телефон, чтобы сделать фото под лучшим углом; с его ростом и длинными руками это намного легче. Иногда, чтобы подобраться ближе, он переходит улицу или вытягивается во весь рост за припаркованной машиной. Когда мы разговариваем, я спокойна и сосредоточенна — он спрашивает, как называются разные стили леттеринга и просит объяснить какой-то термин, обозначающий часть буквы. В какой-то момент я даже в шутку советую ему посмотреть мои короткие видеоуроки для начинающих, даю свою визитку и предлагаю заглянуть на мой сайт. Рид смотрит на карточку, разглядывая ее аккуратный дизайн, и внутри у меня что-то трепещет, сама не знаю почему. Как будто я подглядываю за очень интимной сценой, прямо как та, когда я нашла его визитку в магазине.

Он бережно кладет ее во внутренний карман пиджака, хлопнув по нему один раз с такой серьезностью, будто и вправду собирается посмотреть мои видео, и я заливаюсь румянцем в польщении. Однако примерно на шестом по счету знаке события начинают принимать неприятный оборот. Две вывески подряд не находятся — либо я ошиблась с адресом, либо их закрыли чем-то сверху. А следующий сильно выцвел и стал нечитаем. После того мой знак ателье, на который я так надеялась, — не знаю, в чем дело, но ничто из окружающего ни капли не похоже на фотографию из интернета. Снова смотрю на карту, приближаю место в режиме съемки со спутника; прошу Рида посмотреть в другом приложении с картами. Я в панике и растерянности, так что Рид предлагает пойти дальше.

Ко всему прочему тротуары постепенно заполняются народом. Стоять в сторонке, никому не мешая, становится уже не так просто. И так зажатый Рид становится даже более зажатым; он взвинченный и напряженный — «Я ненавижу Нью-Йорк», — и я тоже начинаю нервничать. Замечаю знаки не из списка, думаю, надо ли останавливаться, а затем с трудом могу сосредоточиться на нашем маршруте. Пока мы гуляли, небо еще больше посерело, оно стало, как серые дома, нависающие со всех сторон, и разглядеть знаки стало значительно труднее. На углу 6-й и 36-й авеню есть вывеска, на которую я наткнулась в чьем-то блоге, но, подойдя ближе, я ужаснулась: там, где ее видно, она вся выцвела, а строительные леса вокруг мешают смотреть. Шум невыносимый: грохот, скрежет металла — унизительно. Нам с Ридом приходится кричать друг другу, обсуждая, под каким углом вывеску видно лучше. Один раз мы в полнейшем непонимании развернулись и направились в противоположные друг от друга стороны. Мне пришлось потянуть его за рукав, чтобы провести за собой по огражденному тоннелем тротуару, поближе к вывеске. Мы идем, и шум усиливается, даже кости вибрируют, а воздух внутри нагрелся от проходящих мимо людей. Мы выходим, я оборачиваюсь на Рида и вижу, как сильно стиснуты его челюсти. Наверное, он прошел так весь тоннель.

— Просто попробуем ее рассмотреть, — говорю я, открывая камеру на телефоне.

— Ее не рассмотреть. Максимум две буквы.

Он прав, но я не хочу сдаваться. Начинаю осматриваться, будто в надежде найти новую дорогу — какую-нибудь высоченную лестницу, по которой можно забраться к этой вывеске. Важно, что у нее темно-красный фон; буква W как бы отбрасывает тень, чего я не видела ни на одной другой вывеске. Я уверена: это какой-то шифр.

— А что, если…

И тут пошел дождь.

Не тот, что начинается постепенно. Этот дождь обрушился большими каплями и промочил нас до нитки. Разгоняющий толпы дождь: все, кроме нас с Ридом, рванулись искать себе укрытие, большинство попрятались в тоннеле над тротуаром, из которого Рид с таким облегчением выбрался. Плюсом моей огромной мешковатой сумки является то, что я могу надеть ее себе на голову. Но тут Рид достает из своего достаточно вместительного портфеля зонт, и я чувствую себя полной идиоткой. Пусть он и знает слово «придурок», сам им точно не является, потому что раскрывает зонт надо мной вместо себя и указывает на голубой козырек, под которым невысокая женщина обеспокоенно пытается втащить в магазин стенд со свертками ткани. Мы бежим, шлепая по мокрому бетону, одежда пачкается брызгами проезжающих машин, Рид на полшага позади меня. Мне кажется, я чувствую, как его рука висит в воздухе над моей спиной.

Не касается. Лишь висит над ней.

Наконец добравшись до укрытия, мы можем оценить урон. Колготки на мне промокли до колена, платье прилипло к бедрам. Его костюм потемнел от воды, волосы стали медно-каштановыми. Я смотрю на него с улыбкой солидарности. Смешно, да? Смешно, как все обернулось?

— У тебя что, нет зонта? — спрашивает он, и это… не смешно.

Он сердится.

Я смотрю на него долгую секунду, осуждая этот его тон и высокомерный взгляд на меня. Вспоминаю о своей шуршащей и полной хлама сумке.

В поезде я захотела достать баночку драже, а нашла носок, низкий такой, какие под кроссовками носят. Ужасно, конечно, что у меня с собой нет зонта, но то, что он указывает мне на это, не менее ужасно.

— Дождь не предвиделся, — отвечаю я.

Рид что-то проворчал у меня за спиной.

— Что ты говоришь?

— Я говорю, сорок процентов.

Продолжаю смотреть. На завитке волос у его виска повисла капелька воды.

— Сорок процентов вероятности дождя, — поясняет он. — По прогнозу в приложении на телефоне.

— Но сорок — это не сто, правильно?

Капелька дождя падает на борт его пиджака. Мой ответ совершенно сбивает его с толку, Рид снова стискивает челюсти. Мы синхронно оборачиваемся и смотрим на дорогу, дождь льет с невероятной силой. Между нами прослойка воздуха, будто бы искрящаяся странной энергией.

— Твой новый проект, — наконец произносит он, стараясь перекричать звонки и стук дождя о навес над нами. — Ты откажешься от своих клиентов ради него?

Порыв ветра обрушивает дождь на нас, и я отступаю, наблюдая, как асфальт намокает вокруг носочков моих