Милые обманщицы. Идеальные - Сара Шепард

Мама встретила ее прохладной улыбкой.

– Ну, здравствуй, Эмили.

Эмили захлопала ресницами.

– Мм, привет… – Она перевела взгляд с родителей на незнакомку.

– Может, войдешь? – спросила мама. – К тебе тут пришли.

Немолодая женщина, в черных брюках с высокой талией и блейзере мятного цвета, встала и протянула ей руку.

– Я – Эдит. – Она усмехнулась. – Рада познакомиться, Эмили. Почему бы тебе не присесть?

Отец Эмили бросился в столовую и притащил для нее стул. Она осторожно присела, чувствуя себя как на иголках. Такое с ней бывало и раньше, когда они с подружками затевали бойню подушками – кто-то из девочек ходил по комнате с завязанными глазами, и в какой-то момент остальные начинали метать в нее подушки. Эмили не любила эту игру – ненавидела те напряженные мгновения перед обстрелом, – но все равно играла, потому что Эли очень нравилось.

– Я из программы под названием «Три Топс»[42], – сказала Эдит. – Родители рассказали мне о твоей проблеме.

Эмили так сильно вжалась в жесткое сиденье стула, что заломило кости.

– Проблеме? – Сердце ухнуло куда-то вниз. Кажется, она знала, о какой проблеме пойдет речь.

– Конечно, это проблема. – Голос у матери сорвался. – Между тобой и этой девчонкой – с которой мы запретили тебе общаться – такое случалось не раз?

Эмили нервно почесала шрам на левой ладони, оставшийся после того, как Кэролайн случайно пропорола ей руку садовыми ножницами. Эмили росла в строгости, всегда стремилась быть послушной и воспитанной и обманывать родителей попросту не привыкла – во всяком случае, врала она неумело.

– Наверное, не раз, – пробормотала она.

Мама страдальчески захныкала.

Эдит поджала морщинистые губы цвета фуксии. От нее исходил старческий запах нафталина.

– То, что ты чувствуешь, это не навсегда. Это болезнь, Эмили. Но наша программа поможет тебе вылечиться. У нас уже есть опыт реабилитации экс-геев.

У Эмили вырвался смешок.

– Экс… геев? – Все поплыло перед глазами, но постепенно головокружение утихло. Родители не сводили с нее глаз, полыхающих праведным гневом, стискивая в руках чашки с кофе.

– Твой интерес к молодым женщинам не имеют генетической или научной основы, это влияние окружающей среды, – объяснила Эдит. – Правильными советами и рекомендациями мы поможем тебе освободиться от… скажем так, навязчивых желаний.

Эмили схватилась за подлокотники стула.

– Звучит… странно.

– Эмили! – с упреком произнесла мать. Она учила своих детей уважать старших. Но Эмили была слишком растеряна, чтобы смущаться.

– Это не странно, – застрекотала Эдит. – Не волнуйся, если поначалу ты чего-то не поймешь. Многие из наших новых подопечных сталкиваются с этим. – Она посмотрела на родителей Эмили. – У нас отличные показатели реабилитации в пределах большой Филадельфии.

Эмили затошнило. Реабилитации? Она вгляделась в лица родителей, но они оставались беспристрастными. Она выглянула на улицу. Если сейчас проедет белая машина, значит, все это происходит не со мной, подумала она. Если красная… Мимо пронесся автомобиль. Конечно же, красный.

Эдит поставила кофейную чашку на блюдце.

– Мы прикрепим к тебе наставника, из твоих же сверстников. Того, кто уже прошел курс реабилитации по нашей программе. Эта девушка учится в роузвудской старшей школе, ее зовут Бекка. Она очень милая. Вы просто поговорите. И после этого мы обсудим твое участие в программе. Договорились?

Эмили перевела взгляд на родителей.

– Мне некогда вести беседы, – твердо сказала она. – По утрам и после школы у меня тренировки, а потом я делаю уроки.

Мама напряженно улыбнулась.

– Ничего, выкроишь время. Может быть, завтра, за ланчем?

Эдит довольно кивнула.

– Отличная идея.

Эмили потерла пульсирующую голову. Она уже ненавидела Бекку, а ведь они еще даже не встретились.

– Ладно, – согласилась она. – Скажите ей, чтобы приходила в часовню Лоренс.

Еще не хватало, чтобы Эмили беседовала с маленькой Мисс «Три Топс» в школьном кафе. Школа и так встретит ее завтра в штыки.

Эдит сложила руки и встала.

– Я все устрою.

Эмили прижалась к стене, пока ее родители подавали Эдит пальто и благодарили за визит. Дама поспешила вниз по мощенной камнем дорожке к своей машине. Когда родители повернулись к Эмили, она заметила, какие изможденные и печальные у них лица.

– Мама, папа… – начала было она.

Мама встрепенулась.

– Эта Майя, как я посмотрю, девица не промах, да? Что у нее там еще припасено?

Эмили попятилась.

– Майя не распространяла эти фотографии.

Миссис Филдс пристально посмотрела на Эмили, села на диван и обхватила голову руками.

– Эмили, что нам делать теперь?

– Что значит – нам?

Мама подняла голову.

– Разве ты не понимаешь, что это бросает тень на всех нас?

– Я не делала никаких заявлений, – возразила Эмили.

– Неважно, как это произошло, – перебила ее мать. – Важно, что все вышло наружу.

Она встала и оглядела диван, потом схватила декоративную подушку и ударила в нее кулаком, взбивая. Положив подушку на место, она схватила другую и проделала с ней то же самое. Шмяк, шмяк. Она явно вкладывала в удары больше силы, чем нужно.

– Это было так отвратительно, видеть тебя на этой фотографии, Эмили, – бросила она в сердцах. – Меня до сих пор трясет. И услышать, что ты проделывала это не раз, ну знаешь…

– Прости. – Эмили всхлипнула. – Но, может быть, это не…

– Ты хотя бы подумала о том, какой это удар для всех нас? – снова перебила ее миссис Филдс. – Мы все… Кэролайн пришла домой в слезах. И твои брат и сестра оба звонили мне, хотели срочно вылететь домой.

В ее руках оказалась еще одна подушка. Шмяк, шмяк. Выбившиеся перья покружили в воздухе, медленно оседая на ковер. Эмили стало интересно, как все это выглядит со стороны. Какой-нибудь прохожий, увидев в окне облако перьев, наверное, решит, что соседи веселятся и дурачатся, хотя на самом деле здесь разыгрывается настоящая драма.

Эмили почувствовала, что язык стал свинцовым. Гложущая боль внизу живота никуда не ушла.

– Простите меня, – прошептала она.

Глаза матери вспыхнули. Она кивнула отцу Эмили.

– Принеси.

Отец юркнул куда-то, и Эмили расслышала, как он копается в ящиках старинного антикварного бюро. Вскоре он вернулся с распечаткой с сайта Экспедии[43].

– Это тебе, – сказал мистер Филдс.

Эмили глазам своим не верила: квитанция электронного авиабилета по маршруту Филадельфия-Де Муан, штат Айова. Выписанного на ее имя.

– Я не понимаю.

Мистер Филдс откашлялся.

– Просто, чтобы все было предельно ясно: либо ты проходишь реабилитацию по программе «Три Топс» – успешно, – либо переезжаешь к тете Хелен.

Эмили захлопала ресницами.

– К тете Хелен… которая живет на ферме?

– Ты знаешь какую-нибудь другую тетю Хелен? – спросил он.

Эмили стало не по себе. Она посмотрела на маму.

– Вы хотите сплавить меня из дома?

– Будем надеяться, что до этого не дойдет, – ответила миссис Филдс.

Слезы закипели в глазах Эмили. На мгновение она лишилась дара речи. Грудь словно придавило глыбой цемента.

– Пожалуйста, не прогоняйте меня, – прошептала она. – Я буду… я пойду в «Три Топс». Хорошо?

Она опустила глаза. Сейчас она чувствовала себя примерно так же, как много лет назад, когда они с Эли занимались армрестлингом. Силы у них были равны, и они могли сражаться часами, но в конце Эмили уступала, опуская обмякшую руку. Может быть, сдавалась слишком легко, но она ничего не могла с собой поделать.

Легкая улыбка облегчения промелькнула на лице мамы. Она сунула распечатку билета в карман кардигана.

– Не так уж трудно согласиться, правда?

Прежде чем Эмили смогла ответить, родители вышли из комнаты.

14. Спенсер крупным планом

В среду утром Спенсер разглядывала себя в зеркале туалетного столика красного дерева в стиле чиппендейл[44]. Этот образец мебельного искусства принадлежал роду Хастингсов вот уже более двух столетий, и пятно от воды на крышке приписывали самому Эрнесту Хемингуэю – поговаривали, что это он поставил на столик запотевший стакан с виски на вечеринке у одной из прапрабабушек Спенсер.

Спенсер схватила круглую массажную щетку из щетины кабана и начала расчесывать волосы, пока не заболела кожа головы. Скоро должна явиться Джордана, репортер из «Филадельфия сентинел», для большого интервью и фотосессии. Стилист принесет варианты одежды, а с минуты на минуту она ожидала своего парикмахера, Ури, которая обещала сделать из нее звезду. Спенсер только что закончила собственный макияж, сделав выбор в пользу чистого, свежего лица, и надеялась, что в таком образе она предстанет умной и собранной – и уж точно не плагиатором.