Драма лихих 90-х - Юрий Николаевич Безелянский

не смеялся, и как-то сразу стало легче… Как сказал Ширвиндт: «Мы еще живем, хотя бы фрагментарно…»

Всюду развал. Не хватает пространства, воздуха, товаров, добра… Нет и власти. «Кто в этом виноват? – размышляет мной любимый журналист Леня Радзиховский. – Русские просторы и широкая степная душа? История? Большевики? Жидомасоны? Пятна на Солнце?..» Сегодня все стенают – Радзиховский, я сам, окружающие…

Вышел «Огонек» – на двух с половиною полосах мой материал о 1932 годе. Рядом Вознесенский с видеомами, довольно скучными. Вот уж не думал, не гадал, что буду вместе с Вознесенским под одной обложкой! «И невозможное возможно в стране возможностей больших!» – как говорил Игорь Северянин.

29 декабря

Еще одна творческая удача, достижение, а можно сказать проще: напечатан очередной опус. В «Неделе», последней, № 52, в рубрике «Мемуары» опубликованы мои воспоминания об Андрее Тарковском (наконец-то вышли!) и названы «Проходят дни густой лиловой тенью» и приведено стихотворение, которое мы писали с Андреем через строчку (одну он, другую я) в школе, на одном из скучных уроков, 30 ноября 1949 года. Это было 42 года назад, и нам с Андреем было всего 17 лет.

Проходят дни густой лиловой тенью,

Летят на крыльях звонкой тишины…

Ну, и т.д. Юные декаденты-любители. Стиляги. Неужели это все было?!.. И сразу вспоминается Андрей, который однажды на уроке черчения, когда учитель спросил, где его чертеж, а чертеж отсутствовал, но, тем не менее, Андрей на весь класс возопил с интонацией барона из пьесы Горького «На дне»: «Было! Все было!!..». Собираю урожай. Купил декабрьский номер «Науки и жизни»: 12-й выпуск исторического календаря. Тираж журнала 1 млн. 133 тыс. экз.

Итак, «Неделя», «Огонек» и «Наука и жизнь» – три публикации, три гонорара. Написал цифру «3» и вспомнил магазин на Мытной улице, где мы жили до войны, магазин назывался в народе как «Три поросенка»… Да, еще сделана в этом году и в ударные строки рукопись «Мир детектива». А как «Панорама»? Жданко сказал, что сотрудники редакции дежурят ночью, забаррикадировавшись, опасаясь захвата здания… Мой календарь накрылся лаптей?.. А в Политиздате – Баяне Татьяна Мих. просит ускорить путеводитель по Москве – хотят издать…

31 декабря

Надоело писать про социально-экономические ужасы, про экологию, нездоровье, молотьбу на машинке и прочие страсти-мордасти.

Какой разор в стране моей!

Как будто вновь вернулись дни Батыя…, –

написал какой-то молодой поэт. Раньше, накануне Нового года шли звонки, присылались открытки, поздравления. А сейчас – тишина. Не до праздника. Что будет в новом году? Тысяча вопросов и ни одного ответа.

1992 – 59/60 лет

5 января

Год начался – Обезьяна начала забавляться. За две минуты до нового года закончил стихи для Ще (иных подарков нет):

Пусть будут в жизни перемены.

Какая ЖИЗНЬ без перемен?

Подумаешь, подняли цены!

Не будем резать в страхе вены

И превращаться в тихий тлен.

Еще нас ждет с собой удача.

Еще в Италию махнем!..

Мы лихо щелкнем все задачи, –

Ну, как же можно жить иначе?

Мы все решим с тобой вдвоем.

Не вешай носа, друг Капусткин!

А, ну, улыбочку, вот-вот.

Ты вновь шикарна в этой блузке,

Хотя она, конечно, узка,

Но что с того! За Новый год!..

31-го были вдвоем дома. Смотрели повторно польский «Ва-банк», ели немецкую курицу, а в 12 часов выпили коньяку, заели лимоном и шоколадом «Аленка» (где «Гвардейский», где «Слава», где «Золотой ярлык»?..).

2 января вышли на улицу, – все в снегу и в новых ценах. Поехал в Центросоюз – там траур, все получили уведомление об увольнении. Центросоюз самораспустился. Неясна судьба журнала. Кто в истерике, кто матерится, кто впал в ступор. Шеф в глубокой растерянности и убеждал меня, зачем, мол, пишу, все равно Львом Толстым не буду, и вообще, что-либо писать – это глупость. Убеждал себя?.. Нет, я писал и буду писать – это единственное спасение и надо садиться за апрельский номер «Науки и жизни». Надо зарабатывать, перефразируя дореволюционную шансонетку: «Шофер мой милый, как ты хорош! Узнаешь цену – бросает в дрожь…» В магазине появилось пиво. Бутылка «Жигулевского» – 8 рублей, а когда-то она стоила 37 копеек. Это во сколько раз дороже? В 20–24 раза?.. И это при плохом качестве.

Вот такая пошла новая жизнь. «С горя» (это мое любимое выражение) начал читать «Литературное обозрение» № 11. «Роман с дамой из порядочного круга – процедура длинная…» – писал в письме Чехов. «Решил, что у Таты гораздо влажнее и слаще, но беднее формами…» – делится своими откровениями Василий Розанов с Зинаидой Гиппиус.

11 января

С Черняком соединили две рукописи, и вместо «Мира детектива» Витя предложил название «Терра детектива» с подзаголовком: «Календарь всемирных злодеяний, хроника знаменитых преступлений, истории преступников и жертв». «Что нами движет? – вопрошал мой соавтор и отвечал: «Таинственная тяга к денежным знакам».

7 января было Рождество. Раньше все о Ленине и КПСС, теперь по ТВ и радио только о рождении Христа, Вифлеемской звезде и т.д.

8-го получил уведомление, что с 9 марта увольняют в связи с ликвидацией журнала. Со 2-го – пенсия. И все в марте. Вроде бы все нормально, но все же как-то неприятно…

9-го с утра пошел за хлебом и простоял в очереди ровно час. Был по счету, наверное, 40-м, а дальше выстроился хвост из ста человек. Хлеба нет. Разгружают только машину. Крики: «Скороo будете продавать?!.. Что вы все химичите?!.. Вот разнесем вашу булочную в пух и прах!..». И далее в этом же роде. Такие нынче весело-агрессивные старушки, – и ведь могут разнести… Достал хлеба и пошел печатать апрель для «Науки»: Леонардо, Гумилев, дело Бейлиса и т.д. Тут по ТВ услышал куплеты: «Футболистов покупают! Хоккеистов покупают! Куплетистов покупают!.. Коммунистов не берут!»

19 января

Непонятный нарыв на груди. Ломаются ногти, – явно чего-то не хватает. Воды горячей нет. Цвет в телевизоре постоянно исчезает. В стране – бордель.

Ох, господа и дамы!

Рассыпался наш дом, –

Бог весть, теперь куда мы

несемся и бредем…

Это – Борис Чичибабин.

Между Россией и Украиной идет борьба за Черноморский флот. Валится экономика. Предприятия на грани остановки. В Москве еще более или менее, а в других местах, по стране, нет угля, нет хлеба. Коммунисты подняли голову и замелькали портреты Ленина и Сталина.