12 ступенек на эшафот - Вильгельм Кейтель

Армия начала стремительно увеличиваться, и к 1936 г. ее численность составила 24 дивизии…

…Моя должность стала официально именоваться «командир 22 дивизии» — до сих пор я числился «командиром артиллерии–6», хотя и располагал одним—единственным артдивизионом. Предстоял непочатый край работы на организационном уровне, где наиболее остро стояли проблемы доукомплектования личного состава, реформирования кадровой подготовки, преодоления дефицита унтер—офицерского звена и хронической недооснащенности войсковых соединений. Одной из важнейших задач я считал приведение к уставному единообразию общего уровня подготовки младшего и среднего офицерских составов. Преодолевая нешуточное сопротивление дивизионных и полковых командиров, мне удалось собрать командиров батальонов на 10–дневные сборы в Бад—Эйбене. Я лично разработал программу обучения и самостоятельно вел курс. Для меня было принципиально важно довести до офицерского и унтер—офицерского составов вверенной мне дивизии мое собственное видение и понимание основ военного строительства вооруженных сил рейха.

Атмосферу холодной созерцательности удалось растопить в ходе товарищеских ужинов и общения в неформальной обстановке. Главной темой моих теоретических построений и учебно—практических занятий были «Тактические основы ведения боя на уровне батальонного взаимодействия». Кроме этого, в ходе свободных дискуссий мы обсуждали основополагающие тактико—стратегические принципы ведения современной войны и другие проблемы. Посеяв разумное и вечное, я, как терпеливый садовник, принялся бережно ухаживать за всходами. Обильный «урожай» на осенних маневрах в полевых лагерях превзошел самые смелые ожидания. Вначале учения не заладились, потому что в стремлении сделать все наилучшим образом я лишал офицеров личной инициативы чрезмерной «зарегламентированностью» и излишней опекой. Затем все стало на свои места, и эти маневры, ко всеобщему удовлетворению, закончились взаимной овацией в офицерском клубе.

Мои батальоны действовали в одном тактическом ключе, единообразно, целеустремленно и стремительно. Генерал фон Клюге, присутствовавший на завершающем смотре, спросил меня: «Интересно, три командира — хороший, средний и ни на что не годный. Тем не менее ваши батальоны достойны наивысших похвал… Как вам это удалось?» Я объяснил ему суть своего метода…

Несмотря на множество забот мне все же удавалось раз в полмесяца побывать в имении. Благодаря хорошему железнодорожному сообщению к 17.00 субботы я уже успевал добраться до Хельмшероде, а в 19.00 воскресенья выезжал обратно в дивизию. Иллинг проявлял себя с наилучшей стороны, и я понимал, что могу и впредь положиться на этого человека. Сбыт продукции и бухгалтерия были в полном порядке. В 1935 г. мы довели до конца строительство конюшни и закончили финансовый год без долгов и с положительным сальдо. Имение процветало, урожай обещал быть прекрасным…

В конце лета встал вопрос о доукомплектовании командного состава дивизии. Я обратился к начальнику кадрового управления фон Шведлеру с ходатайством о переводе в Бремен моего друга фон Бризена, командира батальона пограничной службы в Померании. Шведлер не возражал, но дал понять, что уже в конце года может состояться мой перевод в Берлин. Якобы этот вопрос решается сейчас на самом высоком уровне, и у меня есть некий конкурент, но больше он пока ничего не может сказать. Я сразу же предположил, что это фон Бломберг пытается вернуть меня в столицу, но не знал, хочу я этого сам или нет. Я был по—настоящему счастлив этот неполный год в дивизии и опять должен бросить с таким трудом начатое дело. Снова появились мысли об отставке. Жена колебалась, но была неизменна в своем нежелании вести совместное хозяйство с мачехой. Мы решили и на этот раз не противиться судьбе — будь что будет…

Самый сложный год для Хельмшероде миновал, но семейные проблемы остались. Они решились только после того, как вышла замуж сестра, а мачеха приняла предложение местного землевладельца, вышла замуж и в 1937 г. перебралась к нему…

Фон Бломберг хранил упорное молчание… Он так ничего и не сказал мне во время короткого визита в Бремен летом 1935 г., когда присутствовал при спуске со стапелей быстроходного парохода «Гнейзенау» (для восточноазиатских пассажирских линий «Ллойда»). Я очень хорошо запомнил тот день, поскольку он привел к серьезной размолвке между мной и фон Клюге. Командующий получил официальное приглашение на церемонию спуска судна на воду, но не на торжественный завтрак в честь Бломберга в здании сената, куда был приглашен я. В порту организаторы мероприятия деликатно попытались исправить свое упущение, но взбешенный Клюге покинул территорию верфи «Дешимаг», устроив в моем присутствии безобразную сцену пытавшемуся образумить его фон Бломбергу. Через несколько дней я получил пространное письмо, в котором Клюге возложил ответственность за инцидент… на меня. Не ручаюсь за дословную точность, но суть послания заключалась в том, что я «с достойным осуждения тщеславием быть на первых ролях в Бремене» дискредитировал его как главнокомандующего тем, что не отказался от участия в торжествах «хотя бы из чувства солидарности». Я ответил со всей холодностью и особо подчеркнул, что бременский сенат не подотчетен и не подконтролен мне и моему гарнизону. Откровенно говоря, я не был шокирован таким поведением, поскольку уже давно привык к тому, что Клюге всю жизнь считает себя обойденным и еще с лейтенантских времен вечно жалуется на недооценку собственной персоны.

В конце августа меня окончательно заинтриговал неожиданный звонок фон Клюге с предложением «встретиться где—нибудь подальше от посторонних ушей для конфиденциальной беседы». Я сел за руль и выехал из Ордурфа, где проводил батальонные учения на местном полигоне. Клюге был сама любезность и всячески старался сгладить впечатление от своей недавней грубости. Он доверительно сообщил мне, что в споре за «кресло Рейхенау» — начальника управления вермахта — я обошел своего главного конкурента оберста Генриха фон Витингхофа и уже 1 октября приступлю к исполнению новых служебных обязанностей. В беседе с глазу на глаз фон Клюге особо подчеркнул, что главным инициатором моего выдвижения является фон Фрич, а не Бломберг, и мне следует постоянно помнить об этом…

Внимательно выслушав, я попросил его:

«Пока еще есть время все переиграть, передайте Фричу, что я никогда и нигде не чувствовал себя настолько счастливым, как в Бремене. У меня нет ни малейшего желания заниматься политикой…»

Клюге пообещал сделать все возможное, на этом мы и расстались.