Собрание сочинений в десяти томах. Том девятый. Ave Maria - Вацлав Михальский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А вдруг я умру в родах, – весело отвечала Мария, – а вдруг…
– Тяпун тебе на язык, Маня! – сурово оборвала ее тетя Нюся.
– Шучу, – принужденно засмеялась Мария.
– Этим не шутят, – сказала тетя Нюся, – я чуть руля не бросила! Въехали бы в фонарный столб.
– Но не бросила же?! Не бросила. Значит, и говорить не о чем. Давай домой, я с Фунтиком давно не гуляла в саду Тюильри. А вы пока обед приготовьте, – миролюбиво сказала Мария. – Просто мне нужно, чтобы деньги лежали на ваших счетах, в твердой валюте, для удобства, для большей сохранности.
На следующей неделе, в понедельник, Аннет, наконец, принялась за натирку полов. По ее разумению, к вечеру среды она должна была все закончить. Мастика оказалась действительно хорошей, пахнущей лишь воском, а этот запах Мария переносила вполне терпимо. Поскольку Аннет начала с дальних гостевых комнат и всякий раз плотно притворяла за собой дверь, на этаже запаха почти не было, во всяком случае, он не угнетал даже тонкое обоняние Марии.
Аннет натирала полы в легкой бумазеевой рубашонке и широких хлопчатобумажных шароварах, не сковывающих ее движения. Фунтик, как правило, ассистировал девушке. Как только она открыла мастику, пес несколько раз чихнул, а потом принюхался, смирился и с интересом наблюдал, как мощно двигает Аннет щеткой, надетой на ногу в тонком носке. Сначала Аннет терла правой ногой, потом левой, потом опять правой и снова левой. Фунтик повизгивал от удовольствия, так ему нравилось следить за работой Аннет. Мастика ложилась тонким ровным слоем и хорошо втиралась в паркет.
В среду к 14.00 тетя Нюся, как и две недели тому назад, повезла Марию на ее машине в клинику к профессору Шмидту.
День выдался теплый, солнечный, чувствовалось приближение весны. По дороге в клинику они проехали улицу с могучими светлокорыми платанами, на которой когда-то стоял банк господина Жака, в подвалах которого было так много прямоугольных разноцветных бумажек, именовавшихся деньгами. Теперь вместо банка в доме расположилась какая-то американская фирма, наверное, очень значительная. Мария не успела рассмотреть вывеску.
– Гарна погодка! Чую, вот-вот весна, – сказала тетя Нюся.
– Дай бог! – перекрестилась Мария, подумав, что не грех бы проведать банкира Жака, съездить к нему на кладбище.
В клинике стоял все тот же приятный запах легкой смеси пряных трав. Марию и тетю Нюсю встретил все тот же рослый благообразный швейцар. Потом к ним подошла распорядительница с седыми прямо зачесанными волосами и удивительно молодым лицом. Мария всмотрелась и поняла, что на распорядительнице парик. Наверное, это отвечало представлениям хозяев клиники о солидности их учреждения. Да, парик, вон на левом виске он чуть сбился в сторону и видны черные волосы.
– У вас опять нет посетителей, – сказала Мария.
– Среда – пустой день, в том смысле, что наш, санитарный. Вы к профессору Шмидту?
Мария кивнула.
– Одну минуту. Хотя пойдемте, он помнит о вас, – равнодушно сказала распорядительница, подавляя зевок. Видно, она провела бурную ночь…
И Марии вдруг захотелось сказать ей какую-нибудь гадость.
– Вам очень идет парик, мадемуазель.
– Что?! – распорядительница покраснела. – Что-нибудь не так?
– На левом виске сбился, а так – очень мило.
– Спасибо, – пробормотала ряженая распорядительница и постучала в дверь профессорского кабинета.
Похожий на высохший стручок, крохотный профессор Шмидт был немногословен. После осмотра он долго мыл руки, тщательно вытирал их полотенцем, снял и протер тем же полотенцем очки, наконец, пожевал тонкими бескровными губами и тихо, как бы превозмогая себя, вымолвил:
– Graviditas spurio[8]. Эт-то…
– Не надо переводить, – прервала его Мария, – но как же так?!
– Увы, так бывает, мадам. Так бывает, когда слишком боятся родить ребенка или слишком хотят… Это тоже вариант.
– А что мне теперь делать?!
– Ничего. Теперь, когда вы знаете, все пройдет само собой. Это не столько физиологическое, сколько психическое состояние внушения. Я могу рассказать механизм подробнее, если…
– Не надо, – прервала его Мария. – Прощайте, – и она вышла из кабинета. – Нюся, заплати по счету, я подожду на улице.
– Маня, шо таке, ты вся черна?! – стремительно подойдя к стоявшей возле автомобиля Марии, сказала тетя Нюся.
– У меня не будет ребенка. Беременность ложная. Поехали.
– Та, Маня, може вин ошибся.
– Такие, как Шмидт, не ошибаются. Поехали.
Тетя Нюся молча вела машину. Она боялась взглянуть на Марию, боялась произнести хоть слово.
– Поезжай, заправь и вымой машину, она хорошо мне послужила, – велела Мария, когда они подъехали к дому.
– Тай може завтра?
– Нет, сейчас, – жестко сказала Мария, выходя из машины, – будь здорова!
– Добре, – тетя Нюся растерянно пожала плечами и поехала на бензозаправку, которая была довольно далеко.
Мария отметила, что ни Фунтика, ни Аннет нет в доме. Значит, они на прогулке.
«Ложная беременность. Ложная жизнь. Все ложное, даже парик на голове распорядительницы». Это было нестерпимо.
Не снимая пальто, Мария прошла в свой домашний кабинет. Села за письменный стол и просидела в оцепенении минут тридцать, ни о чем не думая, ничего не вспоминая, а только прислушиваясь, как ширится в груди сосущая пустота. Пустота, замещающая ее живую душу. Совсем не больно, но как-то так жутко, что остается только одно желание: избавиться от этой нарастающей пустоты немедленно, любой ценой и чем скорее, тем лучше. Мария открыла сейф, вынула оттуда револьвер, откинула барабан – одного патрона недоставало. Она не собиралась играть с собою в русскую рулетку. Достала с полки сейфа пачку патронов и дослала недостающий патрон. Револьвер был тяжеленький. Давно не нянчила она его в руках. Этот револьвер подарил ей когда-то, после нападения на нее туарегов, генерал Шарль. «Надо брать чуть левее и выше», – вспомнила она слова генерала о том, как лучше пристрелять револьвер. Сегодня ей этот совет ни к чему. Из окна кабинета не было видно моста Александра III, которым они любовались с Павлом. А ей так захотелось взглянуть напоследок на русский мост, поэтому она прошла в спальню. Лежавшая в коридоре мягкая ковровая дорожка заглушила ее шаги.
В спальне она с револьвером в руке подошла к окну. Как будто боясь спугнуть свою решимость, осторожно отодвинула кружевные занавеси. Сквозь чистые стекла высокого венецианского окна мост с его золочеными крылатыми конями на колоннах был виден очень отчетливо.
Фунтик, ассистировавший Аннет при натирке полов, вдруг потянул ее за шаровары к двери.
– Фунт, ты что, я чуть не упала?!
Фунтик заскулил и снова уцепился зубами за широкую шароварину и с удивительной для его веса силою потянул Аннет к двери.
Аннет только намазала мастикой щетку. Она огляделась, куда бы ее положить: если на пол, то с нее натечет и будет нелегко оттереть это пятно.
С щеткой в руке Аннет подчинилась Фунтику, который привел ее к распахнутой настежь двери в спальню Марии.
Мария стояла перед окном, спиной к входу в спальню. В опущенной правой руке она держала что-то странное, черное. Аннет не поняла до конца, что за черная штуковина в руке у Марии, но ей стало так жутко, что она нелепо вскрикнула:
– Натираем!
И в ту же секунду отчаянно тявкнул Фунтик.
Мария резко обернулась и одновременно сунула черную штуковину в широкий карман пальто.
– Пройдусь, – отрывисто бросила она, боком проскользнув мимо Аннет и Фунтика. Те и сообразить ничего не успели, как входная дверь в квартиру уже захлопнулась за хозяйкой.
Взойдя на мост Александра III, Мария решительно прошла далеко вперед на его середину, к глубоководью. Приблизившись вплотную к невысокой балюстраде, замерла, всматриваясь с высоты в мутно-серые быстрые воды набирающей силу предвесенней реки. Внезапно белокрылая чайка вылетела из-под моста, показалось, перед самым лицом Марии, и, прочерчивая своею тенью полосу, прямо противоположную течению реки, мощно взмахивая крыльями, пошла все выше и выше, так высоко, как обычно и не летают чайки. Невольно провожая птицу взглядом, Мария подняла голову от серой реки к бездонному синему небу с одиноким перистым облачком в вышине. И эта малость все решила.
– Очнись, вершительница судеб! – с холодной издевкой в голосе негромко сказала себе Мария по-русски, и, не обращая внимания на редких прохожих, бросила револьвер в Сену. – Бог дал тебе жизнь, он и возьмет ее. Пока жди своей очереди.
А ждать ей оставалось дольше, чем она прожила до сих пор.
Часть вторая
По небу полуночи ангел летел.
М. Ю. Лермонтов.XIIIИ над Москвой, и над Лазурным Берегом Франции весь день в ту пятницу небо стояло такое высокое и величественное, что многие невольно поднимали голову: кто в надежде на лучшее или нечаянную радость, а кто и просто так. Всякому человеку нужно хоть иногда поднимать взор к вечному небу.