Раздвоение - Ярослав Кузьминов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Найка».
«Видимо, пришел мой особый ученик с бутылкой текилы», — решил Петр
Николаевич. Циферблат на кофеварке, однако, показывал только половину шестого.
Рановато для него.
Петр Николаевич пошел открывать. Глянув в глазок, он увидел черноту. Глазок
был чем-то загорожен.
— Кто там?
— Откройте, я к вам по важному делу.
— Кто вы?
— Я просто узнал, что здесь живет психолог, и хотел поговорить, — что-то в тоне
парня было стрёмное. Да, именно такое слово: стрёмное. Он, казалось, говорил
насмешливо, но тщательно скрывал иронию.
— Я не даю бесплатных консультаций.
— Почему бесплатные? Вы гляньте в глазок.
На этот раз черноты не было. На лестничной площадке стоял незнакомый молодой
человек со взмокшими волосами, в коричневом шерстяном костюме, пиджак поверх
футболки. Держал он перед собой веер зеленых банкнот.
— Сейчас, — и Петр Николаевич пошел в спальню. Вытащив из-под дивана
коробку, он замешкался, решая, чем вооружиться: мачете, газовым пистолетом или
двустволкой.
— Ну, скоро вы там? — раздался приглушенный голос.
Петр Николаевич вздрогнул. Взял газовый пистолет и пошел к двери. Приоткрыв
дверь и высунувшись, он удивился: парень был старше и сложен плотнее, чем показалось
в глазок. И костюм на нем, казалось, имел более светлый оттенок. Волосы, впрочем, были
взмокшие.
— Как вас зовут? — улыбнулся парень, достал из кармана все ту же пачку банкнот
и стал пересчитывать.
— Ефим Трофимович, — сказал Петр Николаевич.
— А я Вадик. Или Кирилл, как хотите. Можно и так, и так. Но пока Вадик.
— Хорошо, Вадик, что вы хотите? Учтите, ко мне скоро придут гости, у меня мало
времени.
— Да, гости действительно к вам скоро придут, — ответил Вадик.
38
Петр Николаевич напрягся. Парень говорил слишком вальяжно, но, похоже, был на
взводе. Как будто впервые решился на мокрое дело.
— Так что вам надо?
— Ну что вы, Петр Николаевич? Я не собираюсь вас убивать, — вдруг сказал
Вадик. — У меня этого и в мыслях не было, вас убивать.
Петр Николаевич поднял пистолет:
— Проваливай отсюда, щенок.
Парень не отреагировал. Он продолжал пересчитывать банкноты, шепча тихо:
«Двадцать девять, тридцать».
— Собственно вот, — сказал он, протягивая меньшую пачку. — Здесь тридцать
сотен. Надеюсь, этого достаточно для внеочередного тренинга? Дело в том, что я очень
нуждаюсь в психотерапии. Очень.
Петр Николаевич не удержался и посмотрел на купюры, но тут же спохватился и
поднял взгляд.
— Вам не нужны деньги? — изумился Вадик. — А! Вы не доверяете! Вы думаете,
здесь подвох. Вообще, вы очень странный психолог. К вам приходят с проблемой, а вы
говорите «проваливай отсюда» и ругаетесь. Вам предлагают деньги, а вы воротите нос,
как будто вам принесли головы убиенных младенцев. Разве так можно?
— На сегодня прием окончен. Приходите завтра, в шестнадцать-тридцать и деньги
приносите в рублях.
— Но тогда я принесу ровно десять тысяч, — предупредил Вадик. — Это, — он
отщепил часть от пачки банкнот, — цена вопроса.
— А я не стану заниматься с вами за десять тысяч. Я возьму вдвое за срочность.
— Но вдвое за срочность завтра это все равно втрое меньше, чем я даю сейчас, —
на лице парня выразилось мучительное недоумение. — Я нуждаюсь в вашей помощи
срочно, понимаете? Мне нужен тьюнер для инцидента на внешней ленте времени.
— Откуда вы знаете эти слова? — Петр Николаевич нахмурился, потом вдруг
изменился в лице. — Вот что, козел. Будешь дальше околачиваться — выйду и переломаю
ребра. Одного я уже спускал по лестнице. Я тебя предупредил! — и он захлопнул дверь.
Все было просто. В «Церкви Парагмологии» о нем вновь вспомнили и подослали
агента проведать, как идут дела. Можно было ожидать бесконечных телефонных звонков.
Это на их жаргоне называлось «жарить быка», по аналогии с готовкой на вертеле очень
большого шмота мяса: требуется много времени и терпения, но результат оправдывает
затраты. Рядового члена секты сажают на телефон с приказом вновь и вновь звонить по
одному и тому же номеру. В результате, адресат не только доводится до бешенства, но и
лишается линии связи с окружающим миром. Недели «жарки быка» обычно достаточно,
чтобы дезориентировать жертву и сломить ее волю. Особенно силен эффект, когда
человек меняет номер телефона, но звонки продолжаются (секта никогда не скупилась на
взятки, чтобы вовремя получить нужную информацию). При этом секте «жарка быка» не
стоит ровным счетом ничего. Рядовые члены получают нищенские зарплаты, которые тут
же тратят на сектантские обучающие курсы. По сути, они выполняют всевозможную
грязную работу (от уборки территории до запугивания людей) за еду и надежду на свое
светлое духовное будущее. Даже на заре своего существования, в начале девяностых, еще
нищий и убогий, Московский Центр Парагмологии мог в течение часа мобилизовать
около ста фанатиков. Теперь, когда секта укоренилась, скупила много земли в
Подмосковье и получала пожертвования от одураченных предпринимателей в десятки
тысяч долларов, она была гораздо опаснее. Об этом следовало всерьез подумать. Те двое,
что преследовали Сергея, могли быть агентами секты. Нужно было узнать, не появился ли
хвост у Олега и Дмитрия, его особого ученика. Впрочем, — Петр Николаевич радостно
хлопнул себя по лбу. — Сергей сам мог быть подставкой секты, очень, надо сказать,
профессиональной.
39
То, что его симптомы сегодня были «по книжке», могло означать только одно: он
досконально знаком с «нормальной методой» парагмологии.
Последний вывод очень обрадовал Петра Николаевича. Все вставало на свои места.
Получалось, что он подвергся очень тонкому злому розыгрышу со стороны секты.
Петр Николаевич вернулся на кухню, допил, из горла, остатки текилы и заел
черным хлебом. Думая о преследователях из парагмологии, он вспомнил про камеру
видеонаблюдения. Он так давно ей не пользовался, что забыл, как стирать пленку,
отматывать назад и ставить на запись. Он смутно помнил, что пленка забита под завязку,
и именно проблемы со стиранием вынудили его когда-то бросить затею. Съездить на
Митинский радиорынок и купить запасные кассеты не доходили руки, да и стоить они
должны были, предполагал Петр Николаевич, крайне дорого. Бросив пустую бутылку в
мусорное ведро, Петр пошел в прихожую и отодвинул вешалку, за которой была
смонтирована панель управления. Он безрезультатно провозился до прихода Дмитрия.
Когда же Дмитрий ушел, Петр Николаевич был так раздосадован случившейся
ссорой и чувствовал себя таким разбитым, что не стал возвращаться к видеокамере.
Большой нужды, в конце концов, не было. Вряд ли могло что-то случиться за час
утреннего бега, зарядки и посещения магазина. А больше Петр Николаевич толком никуда
не ходил.
Он еще не знал, что утреннему бегу и зарядке случиться не суждено.
40
Сергей «два ящичка»
В детстве, до старшей школы, Сергей не сталкивался с семейными трагедиями или
травлей в школе.
Лето он проводил в пионерлагерях (которые довелось застать), потом на даче.
Любил гулять и купаться, не засиживался в четырех стенах. В школе расстраивался из-за
несправедливых оценок, иногда дрался и прогуливал занятия. В школьном туалете в
разные годы: рассматривал с приятелями эротические карты, избил вместе со всеми
одного зазнайку, попробовал, по наущению старших, сигареты и был пойман завучем. По
указке родителей терпеливо занимался плаванием. Короче, все шло к тому, чтобы он стал
нормальным и здоровым членом социума, без каких-либо странностей.
Летом, когда ему было четырнадцать, он случайно попал на тусовку старших, и там
была пьяная девушка, которую пустили по кругу. Его, последним, тоже подпустили к
телу. Девушка улыбнулась ему и сказала: «Ой, маленький пришел». Впрочем, слова были
невнятны, и он, кажется, додумал их спустя годы.
Потеряв девственность в четырнадцать, он не придал этому большого значения.
Остаток лета его мысли были прикованы к милой соседке, на год младше его, и ее
обнаженным пробежкам от бани к дому.
В школе, однако, на его историю про секс отреагировали бурно. Вначале его
обвинили во вранье. Но его невозмутимость и обстоятельность в передаче подробностей
убедили всех в истинности истории.