Раздвоение - Ярослав Кузьминов

карьеры Петр Николаевич почти верил в это, но разуверился довольно быстро. Нынешнее

чувство, что все по-настоящему, оказалось неожиданным и крайне болезненным.

— Все внимание на цвет. Заливайте все вокруг белым цветом. Когда я щелкну

пальцами, вы затопите все океаном белого молока, — щелк.

— Затапливаю, пытаюсь, тут дамбы, его не пускает...

— Повысьте уровень океана, чтобы он преодолел дамбы.

— Повысил, он заливает, заливает все, залил... Молоко впитывается. Это черное

дно оно как губка, оно все впитывает. Оно сейчас снова все впитает... Нет! Сеть, она давит

меня, — Сергей стал ерзать в кресле, как будто в него действительно что-то впивалось со

всех сторон.

— Продолжайте заливать белым цветом, — сказал Петр Николаевич, после паузы

он вспомнил про щелчок пальцами. — Когда я щелкну пальцами, вы зальете все белым

цветом...

Это мука продолжалась два часа. Хорошо, что после Сергея не были назначены

клиенты. Наконец, удалось вернуть его в настоящее время. После этого он сразу перестал

ерзать, дергать нижней челюстью, хныкать и судорожно крутить головой.

— Как вы себя чувствуете, — рутинно спросил Петр Николаевич, когда Сергей

открыл глаза.

Он настолько привык к однообразию ответов, что даже начал писать заранее:

«чувствую себя хорошо, бодро».

— Ужасно! Изможденным. У меня раскалывается голова. Мне кажется, если я

попытаюсь встать, у меня потемнеет в глазах и я упаду.

Петр Николаевич молча уставился на него.

— Можете это не писать, я не буду расписываться. Какая разница. Принесите

воды. Боюсь, я не в состоянии пока встать.

Петр Николаевич пошел за водой. Прежде чем нести Сергею, он сам выпил полный

литровый графин. Сергей жадно прильнул к стакану и сказал:

— Вы ужасно выглядите. Лицо мокрое, волосы мокрые, подмышки мокрые. И еще

у вас трясутся руки.

— Скажите, Сергей, это был розыгрыш? — глупо спросил Петр Николаевич.

— Какой розыгрыш? Я думал, я сдохну! Мне казалось, меня поджаривают

электрошоком. Знаете, по-моему, вы к такому не готовы. Вы даже не уверены в

реальности того, что я пережил. Да я и сам струшу входить снова в тьюнинг. Пока я с

открытыми глазами, это все как будто прижато крышкой. Оно хочет выплеснуться

наружу, но не может. А в тьюнинге эта крышка открывается, и оно все лезет наружу, и не

видно этому конца. Уж лучше я не буду ее трогать. Правда, она может полезть во сне, я не

знаю. Посмотрим. Наверное, я больше не приду к вам. Я не прошу назад денег, я просто

сообщаю. Чтобы вы планировали время. У меня нет на это сил. К тому же, я не знаю,

36

доживу ли до завтра. Все зависит от этих двоих, пощадят они меня пока или прикончат

сразу.

Петр Николаевич вспомнил другой фрагмент из «Нейтринных инцидентов»:

«После возвращения дривен будет чувствовать себя отвратительно. Как минимум, у него

будет раскалываться голова. Ему будет казаться, что вся боль, от которой он отгородился

с помощью белого цвета, может в любой момент выплеснуться и заполнить ум до краев. В

эту ночь ему гарантирована бессонница. Очень вероятны проблемы со здоровьем на

третий день (как правило, простуда с высокой температурой или острое расстройство

кишечника). После попадания в нейтринный инцидент дривен станет очень скептически

относиться к тьюнингу и тьюнеру. Он может попросить смены тьюнера или вообще

отказаться от занятий. На некоторое время он получит эмоциональный фон 1% (апатия), и

его действия (бездействие) будут пропитаны безответственностью и тягой к смерти».

Сергей встал и, пошатываясь, пошел в прихожую. Петр Николаевич молчал,

охваченный чувством стыда за свой непрофессионализм. Последний раз он испытывал это

чувство больше пяти лет назад, еще на молочном заводе. Одевшись, Сергей сказал на

прощание:

— Скорее всего, они ждут меня внизу. Но чему быть, того не миновать. Искренне

желаю, чтобы вы с ними никогда не столкнулись. Если что, признак их появления в вашей

жизни такой: осколки начинают складываться в очень красивую картинку, все

налаживается, на вопросы появляются ответы. Проще говоря, сбываются ваши мечты. Не

дай бог, с вами это произойдет. Тогда бегите от удачи сломя голову, пренебрегайте

возможностями, лишайте себя счастья, делайте все против здравого смысла. Возможно,

тогда можно от них спастись. Но если вы обнаружите их слишком поздно, когда они уже

давно ходят за вами по пятам и когда их лица уже смазаны, тогда вам кранты. Вот мне,

например, кранты. Я не надеюсь дожить до утра.

Он вышел, закуривая, и стал медленно спускаться по лестнице.

Петр Николаевич долго смотрел в глазок. Ничего не происходило, лестница

оставалась пуста. Наконец, он оторвался и пошел поставить чайник. Наливая воду, он

услышал стремительный топот ног по лестнице. Он бросился к глазку, но топот был уже

где-то внизу. Он побежал на кухню и выглянул в окно. Дверь подъезда открылась, и в

стуженую февральскую темень вышли двое. На них были тулупы и шапки ушанки. Руки

они держали в карманах, а в зубах было по сигарете. Это их он встретил в парке во время

утренней пробежки. Торопливо они направились к метро, мотая на ходу головами из

стороны в сторону. Он уже собирался задернуть штору, как вдруг увидел, что от стены его

дома отделилась фигура и побежала к проезжей части. Петр Николаевич распознал

Сергея. Выскочив на проезжую часть, Сергей смотрел налево и назад, видимо, в сторону

тех двоих, что побежали к метро. Он не посмотрел направо, когда достиг встречной

полосы. Петр Николаевич закричал: «Куда!», и на стекле образовалось мутное облачко от

горячего дыхания. Завизжали сигналы, раздался скрежет шипованной резины об асфальт,

и Сергей исчез под колесами микроавтобуса.

Петр Николаевич продолжил смотреть. Вскоре образовалась пробка в обоих

направлениях. Водители встречного потока замедляли ход напротив аварии и еле ползли.

Сзади им нетерпеливо сигналили, но, поравнявшись с местом происшествия, смолкали. На

той стороне улицы собралась толпа зевак. Петр Николаевич перебирал в голове варианты:

не оставлял ли он Сергею каких-нибудь бумаг, например, обучающих курсов, или своей

визитки, или чего-то еще. Кажется, нет. Это было хорошо.

Через несколько минут двое в ушанках вернулись, все так же по зажженной

сигарете в зубах. Они подошли к двери в подъезд, но не стали входить, а медленно пошли

вдоль стены дома, отшвырнув сигареты. Иногда они присаживались на корточки и

вытягивали шеи. Потом они вставали, почти прижимались лицами к стене дома и двигали

головами из стороны в сторону. У Петра Николаевича создалось полное впечатление, что

они принюхиваются. Ему стало жутко. Двое закончили обследование, зажгли по новой

37

сигарете, засунули руки в карманы и побежали в точности по следам Сергея.

Протиснувшись сквозь плотный поток еле ползущих машин, они вынырнули на

противоположной стороне улицы и побежали во дворы. Их фигуры стали размазываться.

Петр Николаевич даже надавил пальцами на глазные яблоки, решив, что у него что-то со

зрением, однако это не помогло. Когда они скрылись за углом дома на той стороне улицы,

из-за угла еще какое-то время выпирал темный шлейф, в котором угадывались смазанные

очертания их ног, локтей и голов и две ярко-оранжевые волнистые нити, видимо, от

сигаретных огоньков. Прошло несколько секунд, и шлейф растаял.

Петру Николаевичу стало не по себе. Он пошел проверить, заперта ли входная

дверь, и по пути включил свет в санузле и коридоре. Проверив замок, он опустил

крышечку дверного глазка. Проверил балконную дверь и окна в большой комнате,

включил свет в спальне. Наконец, вернулся на кухню, поставил перед собой стопку и

полупустую бутылку текилы, включил телевизор, откинулся на спинку стула и вытянул

ноги. Чувствовал он себя неважно, спина болела все сильнее, по телу разливалась

нездоровая слабость. Петр Николаевич, не закусывая, выпил две стопки подряд.

Целебного эффекта алкоголь не оказал, только усилилась тяжесть в голове, и потянуло

закрыть глаза...

Он проснулся от настойчивого звонка в дверь. Вначале он не понимал, сколько

времени и каковы обстоятельства. В телевизоре два молодых человека в спортивной

форме, поднимая гантели, обменивались глубокомысленными фразами. Новая реклама

«Найка».