Кронштадтское восстание. 1921. Семнадцать дней свободы - Леонид Григорьевич Прайсман

в стране, и всю последующую жизнь не уставали обличать большевистскую диктатуру. Гольдман рассказывала о посещении Путиловского завода: «…власти утверждали, – стала доказывать Гольдман рабочим, – что путиловцы работают в важнейшей отрасли промышленности, и потому их пайки гораздо лучше, чем у других трудящихся, – им выдают по два фунта хлеба в день и другие продукты. В ответ люди посмотрели на меня с изумлением, и один из них, усмехнувшись, протянул мне свою краюху: „На, кусай!“ Попробовав ее на зуб и тут же поняв, что рискую попасть к дантисту, я вернула черствую горбушку владельцу, насмешив собравшихся вокруг работяг». Эмма Гольдман была поражена тем, как при такой всеобщей нищете живет советская элита: «Существует 34 вида пайков – и это при декларируемом коммунизме! – А магазины и лавки для привилегированных лиц наживались на перепродаже масла, яиц, сыра и мяса; при этом рабочие и их жены часами стояли в очередях за мерзлой картошкой, червивой крупой и гнилой рыбой, а на барахолках женщины с печальными, опухшими лицами торговались с красноармейцами за свой жалкий скарб»[141]. Нетрудовые элементы получали 50 г хлеба в день.

Голодали и в Красной армии. Если привилегированные части Петроградского гарнизона – моряки, курсанты, бойцы отрядов ВЧК – снабжались относительно хорошо, то положение рядовых красноармейцев было ужасным. Они бродили по улицам города, выпрашивая кусочек хлеба. Меньшевистский лидер Ф. И. Дан писал, вспоминая картины зимы в Петрограде в 1921 г.: «Рабочие голодали. Голодали и красноармейцы. Мне приходилось ходить на службу мимо казарм. И каждый раз на соседних улицах раз десять меня останавливали красноармейцы, буквально вымаливая „корочку хлебца“»[142]. Секретарь Петроградского губкома РКП(б) 11 февраля 1921 г. умолял заместителя председателя РВСР Э. М. Склянского оказать помощь: «…продовольственное положение гарнизона критическое. Очень часто красноармейцы просят милости по домам. Последние дни [в] частях округа констатируются большое количество обмороков. На почве истощения обмороки принимают массовый характер. Все это ‹…› заставляет обратиться к вам, чтобы вы повлияли на улучшение снабжения военного округа»[143].

Во время заседания Президиума Петроградского комитета профсоюзов металлистов обсуждался вопрос о требованиях рабочих. Острое недовольство выражали рабочие Проволочного завода, бывшего ДЮМО. Рабочие негодовали: «На заводе Дюмо совершенно нет обуви ни в горячих, ни в кислотных цехах. На весь завод выдали всего одну пару, когда на заводе 300 человек рабочих»[144]. Но рабочих Петрограда волновали не только голод и холод. Они требовали свободных выборов в Советы и профсоюзы, прекращения арестов рабочих и свободы перехода с одного завода на другой. Для того чтобы прикрепить рабочих к одному месту работы и добиться прекращения забастовок, в октябре 1920 г. были введены трудовые книжки, которые после записи об увольнении превращались в волчий билет. 7 июля 1920 г. собрание рабочих-металлистов Петрограда расценило введение трудовых книжек «как акт, прикрепляющий нас, как рабов, к заводу и обрекающий нас на постоянное жительство в Петрограде, лишающий нас свободы передвижения и выбора как работы, так и места жительства, и отвергающий всякую свободу личности»[145].

Голод, холод, нищету, чудовищное неравенство, отсутствие любого подобия демократических свобод, диктатуру партии большевиков, полный контроль государства над профсоюзами рабочие Петрограда и других городов России с трудом, но в целом терпели во время Гражданской войны, а после ее окончания терпению пришел конец, тем более что положение становилось не лучше, а хуже. В Петрограде 22 января 1921 г. на треть сократили пайки и закрыли 45 металлообрабатывающих заводов, 25 текстильных фабрик и других предприятий[146]. Это было сделано в результате топливного кризиса, но выглядело так, как будто советское правительство и петроградские власти делали все, чтобы вывести питерских рабочих из себя. В двухнедельной информационной сводке Петроградской губернской чрезвычайной комиссии за время с 1 по 15 февраля 1921 г. отмечалось: «Общее недовольство уменьшением хлебного пайка. Происходящие в феврале волнения на заводах рабочих также основаны на продовольственном вопросе. ‹…› за первую половину февраля (забастовки. – Л. П.) происходили на многих заводах и фабриках. ‹…› В петроградском трамвайном парке рабочие бросили работу 9/2 и приступили к работе 10/2 после 12 часов дня. Бастовали все рабочие в количестве 1037 человек. Причина – несвоевременная доставка хлеба. В Балтийском судостроительном заводе начали бастовать 9/2, кончили 11/2. Бастовали 3700 человек. Причина – уменьшение выдачи хлеба.

В Кабельном заводе, Первой государственной табачной фабрике, Гвоздильном заводе, Арсенале и др. происходили общие собрания, на которых в большинстве случаев выносились резолюции с требованием свободной торговли, улучшения пайка, свободный переход с завода на завод и т. д. и т. д.; на заводе Арсенал были произнесены речи в меньшевистском направлении, по-видимому, везде среди рабочих ведется агитация планомерного характера лиц эсеровского и меньшевистского течения, так как забастовки были почти одновременные»[147].

В беспорядках в первую очередь обвинялись меньшевики и эсеры. На многих заводах во время Гражданской войны сложилась обстановка ненависти к большевикам. Положение в Петрограде и Москве было полностью противоположно тому, во что верили и что пропагандировали большевики. Квалифицированные рабочие предприятий тяжелой промышленности, основная надежда и опора большевиков, превратились в 1921 г. наряду с крестьянами в их врагов. Большевики успокаивали себя тем, что во всем виноваты меньшевики и эсеры, придумывали какую-то мифическую партию капиталистов. О том, что через 4 года после Февральской революции полураздетые рабочие, превратившиеся в крепостных на заводах, умирали от голода и холода, большевистские комиссары скромно умалчивали, а тех, кто требовал самого элементарного, называли «шкурниками».

Напряжение на заводах и фабриках Петрограда нарастало. Новая волна выступлений началась 23 февраля на Обуховском заводе после того, как рабочие, придя на завод, обнаружили его закрытым. Обуховцы остановили работу фабрики «Лаферм», Балтийского завода. Рабочие атаковали Дерябинские казармы и освободили арестованных матросов, содержавшихся на гауптвахте Петроградской морской базы, разоружив караул, не оказавший никакого сопротивления. К рабочей демонстрации присоединились студенты Петроградского университета и жители Выборгского района. В забастовках и демонстрациях принимали также участие рабочие бывшей фабрики Речкина, Невской бумагопрядильной фабрики и ряда других предприятий. Во время выступлений в середине февраля наряду с экономическими рабочие выдвигали политические требования. Вечером 25 февраля петроградские чекисты сообщали в Москву: «Рабочие предъявляли требования об улучшении экономического положения, в частности снятия заградительных отрядов и свободной торговли, политические требования на некоторых заводских собраниях, главным образом, Васильевского острова: созыва Учредительного собрания. Почти что на всех собраниях требуют или созыва беспартийной городской конференции, или перевыборов в Совет»[148].

Особенно массовый характер носили демонстрации на Васильевском острове. На его улицах собирались большие толпы. Рабочие шли рядом с красноармейцами и моряками со стоявших на Неве военных судов. Демонстранты