Жаркая вечеринка - Марина Серова

«Тойота» начала сдавать назад, и мне пришлось сделать то же самое, чтобы дать ей дорогу. Вырулив на дорогу, джип рванул вперед, я, недолго думая, двинула за ним. Мы миновали центр, и джип свернул в сторону «спального» района.

Я подумала, что Абрамова везут для «разборки» на Кумыску — укромное местечко, где по весне, когда сходил снег, частенько находили «подснежников» — так на милицейском жаргоне называли трупы, пролежавшие зиму в сугробе. Но «Тойота», не сворачивая, гнала по полупустой дороге.

Наконец она въехала в небольшой поселок, расположенный на границе двух районов. Водитель «Тойоты» остановил машину на самой окраине поселка возле небольшого двухэтажного дома из белого кирпича.

Глава 8

Абрамова вывели из машины и повели в дом. Место было довольно тихим. По соседству стоял только один дом, напротив — авторемонтная мастерская, уткнувшаяся задней стеной в крутой склон холма, покрытый редким лесочком.

Мне пришлось остановиться на приличном расстоянии от места событий, чтобы меня не засекли, тем более что похитители сегодня уже видели мою, то есть Светкину, «девятку».

Поставив машину в проулке позади «уазика», я стала осторожно подбираться к дому, рядом с которым стоял джип. Подкравшись к очередному проулку, я спряталась за штабелем лежащих у забора дров и стала ждать. Через щели в заборе мне были видны джип и крыльцо дома, куда втащили Абрамова.

Прошло минут пятнадцать, прежде чем оттуда вышли его сопровождающие. Анатолия Ивановича с ними не было.

— Вечерком заглянем, к тому времени станет сговорчивей, — сказал тип с обветренным лицом.

Голос его показался мне подозрительно знакомым. Я решительно знала, что где-то его слышала, но сколько я ни напрягала свою память, я не могла вспомнить, при каких обстоятельствах это было. К тому же у меня исключительная память. Мне достаточно один раз взглянуть на человека — и я обязательно его запомню. Здесь же что-то было странным: я определенно помнила голос, но знала, что его обладателя первый раз увидела у дома Абрамова.

Я подождала, пока отъедут эти громилы, и пошла к дому. С замком пришлось повозиться, но минуты за три я все же с ним справилась и вошла внутрь. Складывалось такое впечатление, что здесь никто не жил уже довольно продолжительное время. Дом напоминал корабль-призрак, вставший на якорь в тихой лагуне безветренного мартовского дня.

Толстый слой пыли покрывал старый полуразваленный комод, еще крепкий диван с выцветшей и потертой гобеленовой обивкой, стулья с изогнутыми спинками и изодранными сиденьями, пару непонятной формы тумб и провисшую почти до самого пола грубую холстину шезлонга.

Обойдя все комнаты первого и второго этажа, ванну, туалет и никого не обнаружив, я по винтовой лестнице спустилась вниз. В коридоре, ведущем в подвал, тускло светилась лампа без абажура. Пахло сыростью, на стенах серо-зелеными пятнами проступала плесень. Я отодвинула тяжелый, покрытый ржавчиной засов и, нащупав на стене у двери выключатель, зажгла свет.

Войдя в подвал, я поежилась, здесь было даже холоднее, чем на улице, под ногами был голый бетон.

Абрамов, весь гардероб которого составляли белые трикотажные трусы, был прикован наручниками к толстой скобе, вбитой в стену на уровне колен. Он стоял в позе пролетария, поднимающего булыжник с мостовой, как в небезызвестной скульптуре не то Шадра, не то Мухиной. Единственное отличие заключалось в том, что напряженная статика тела рабочего выражала решимость и волю, а поза Абрамова была уныло вынужденной.

Его била сильная дрожь. Когда я вошла, он повернул ко мне бледное, испуганное лицо. Его бессмысленно блуждающий по серым стенам взгляд наконец остановился на мне. Страх на его лице сменился удивлением и робкой надеждой.

— Подумать только, какая неожиданность! — иронически воскликнула я, приближаясь к Абрамову.

— Ради бога, освободи меня. — Он с мольбой посмотрел мне в лицо.

— В прошлую нашу встречу вы показались мне более уверенным в себе.

— Ты заодно с ними? — Он ошалело вращал глазами. Надежда, теплившаяся в них, уступила место холодному отчаянью.

— Вы не угадали. Я же говорила вам, что я частный детектив и привыкла к самостоятельности. Я готова вам помочь, если вы дадите слово честно ответить на все мои вопросы. К тому же мне искренне жаль Катерину, я не хотела бы, чтобы вместо крепкого мускулистого парня ей досталась бесформенная глыба льда. — Я закурила и, пододвинув лавку поближе к скобе, уселась на нее. — Так вы согласны, Анатолий Иванович?

— Какого хрена ты еще спрашиваешь, быстрее задавай свои вопросы.

Я усмехнулась, подумав, что парням из джипа нужно было подождать не больше двадцати минут, чтобы Абрамов стал покладистым и сговорчивым.

— Что за ребята вас здесь приковали? — спросила я у этого трясущегося Прометея.

— Я почем знаю? — передернул плечами Анатолий Иванович.

— У меня времени немного, а вот у вас его, как я вижу, прорва, — я насмешливо посмотрела на него, в то время как голос мой звучал твердо и бесстрастно. — Вы, наверное, хотите дождаться ваших знакомых? В таком случае мне здесь нечего делать. Прощайте.

Я поднялась и направилась к двери.

— Подожди, — Абрамов окликнул меня, когда я была у самого выхода, — ты ведь не оставишь меня, так?

— Это еще почему? — искренне удивилась я и обернулась, — с какой стати я должна что-то для тебя делать?

— Это негуманно, бросать меня в таком положении, — в голосе Абрамова зазвучали требовательные нотки.

Видимо, поняв, что я не заодно с его обидчиками, он не мог отыскать причину, по которой я могла оставить его в этом гиблом месте. Он решил, что я играю с ним. Чтобы развеять его иллюзии, я сухо сказала:

— Ты, наверное, думаешь, что я случайно здесь оказалась или что у меня больше дел нет, как вызволять тебя из плена? А может, ты решил, что я чем-то обязана Катьке или тебе и готова ради этого рисковать своей жизнью? Так вот, объясняю на пальцах: если у нас не получится откровенного разговора, то я здесь не задержусь ни на минуту. Умные люди в подобных ситуациях не ведут себя так глупо и самонадеянно, как ты, Анатолий. Смею тебя заверить, нервная система у тех парней, которые тебя сюда доставили, не такая крепкая, как у меня. Я не жестока и не кровожадна, но, если ты думаешь, что я притащилась на другой конец города, чтобы спасти твою шкуру, ты глубоко заблуждаешься. Чао!

Конечно, я бы не оставила этого самонадеянного болвана в этом холодильнике, еще насморк подхватит! Но должна же я была как-то его расшевелить!

— Нет! — заорал Толик. — Не уходи!

— Значит, пообщаемся?

— Да, — выдохнул он с грустным облегчением и как-то сразу сник.

— Тогда вперед, — я снова присела на скамейку, — твои друзья могут вернуться.

— Они не друзья мне.

— Кто же тогда?

— Люди Грушина, вернее, не его.

— Чьи же тогда?

— Вайса.

— Это что, имя?

— Нет. Это от фамилии — Вайсман.

— Яков Григорьевич? — я удивленно приподняла брови.

— Он самый, — Анатолий Иванович дрожал, переступая с ноги на ногу.

Я пододвинула ему башмаки, валявшиеся неподалеку, и накинула на его голые плечи дубленку.

— Ну вот, а говорил, что не знаешь, — укоризненно произнесла я.

— Теперь он просто так от меня не отстанет.

— Что он от тебя хочет?

— Чего, чего — денег, конечно.

— За сахар?

— Да, будь он неладен.

— Так отдай, может, он и отстанет.

— Ха, легко говорить, отдай, — криво усмехнулся Абрамов, — денежки-то тю-тю.

— Что значит тю-тю? Пропил, что ли? — подковырнула я его.

— Скажешь тоже, пропил, что мне, пить не на что? — Казалось, к нему вернулось его прежнее самодовольство. — Денежки пошли на избирательную кампанию Грушина.

— Что ты мне мозги пудришь, Анатолий, я ведь могу обидеться и уйти.

— Ничего я тебе не пудрю, — насупился он, — Грушин передал мне этот сахар без документов, чтобы я продал его, а деньги отдал ему на выборы. За это он пообещал — после того как его изберут, конечно — льготные кредиты, поддержку и тому подобное. Ну я так и сделал.

— Ты хочешь сказать, что вернул ему деньги?

— Господи, ну конечно, вернул, что я, враг себе, что ли?

— Чего же тогда он требовал от тебя в сауне?

— Как чего? Еще денег. Выборы — это же как прорва, сколько ни дай, все мало!

— Так он хотел, чтобы ты дал ему как бы в долг?

— Ну да. И я пообещал немного наскрести, но Грушина кто-то утопил. Теперь эти сволочи требуют у меня деньги за сахар. Я им говорю: отдал лично Грушину, а они ничего слышать не хотят. Вот приковали, как партизана.

У Абрамова сохранилась еще способность подшучивать над собой.

— Ладно, с этим все ясно. Теперь объясни мне, пожалуйста, Толя, у жены Грушина есть какая-то доля в его предприятии?