Жаркая вечеринка - Марина Серова

— Знаю я твои «до четверга»! — усмехнулась я. — Лучше скажи: после дождичка в четверг.

Тем не менее я порылась в куртке и, выудив из кармана две десятки, протянула их заметно повеселевшему Коле.

— Че-то машины твоей не видно, — Коля явно хотел поговорить.

— В ремонте, — сухо сказала я. — Ну, у меня дел полно. — Я уже хотела было закрыть дверь, как Коля, почесав затылок, поднял на меня невинный слезящийся взор, который бывает только у непросыхающих пьяниц.

— Тут к тебе вчерась трое мужиков приходило, здоровые дядечки. Звонили, а я как раз спускался, думал денег у тебя занять. Тебя-то не было. Звонили, значит, они, звонили, а потом ушли…

— Как они выглядели?

Коля хитро сощурил глаза.

— Один, который поменьше, — в коричневой куртке такой, ну, знаешь, на меху. Лицо у него, ха-ха, чем садятся на крыльцо, глаза волчьи такие, шныр-шныр. — Коля задействовал всю имевшуюся в его арсенале мимику. — Он че-то тихо сказал другому парню, тому, который в пальто был, аж до пят. Этот тоже не из красавцев, нос — с пол-аршина, во-о! Ни дать ни взять — сынок папы Карло. Какой-то бесцветный, туда-сюда крутится, точно заноза в жопе.

Коля скрипуче засмеялся, и его деревянный смех тут же перешел в сухой кашель.

— А третий? — нетерпеливо спросила я.

— А третьего я толком не разглядел… Одет он был так себе, обшарпанный какой-то, пальтецо коротенькое, серенькое, в руке — «дипломат» дерматиновый.

Было понятно только то, что к таинственной мужской троице, посетившей меня, Коля особой симпатии не испытывал.

— Ты че, их не знаешь? — недоверчиво посмотрел на меня он.

— Представь себе, нет. Но все равно — спасибо!

— Рад служить! — точно ярмарочный шут салютовал мне Коля.

По дороге к Светке я думала, что это за странная троица? Судя по Колиным описаниям, я решительно не знала ни одного из них, и даже не могла предположить, что могло их привести ко мне. На потенциальных клиентов они не похожи, уж больно разномастно они были одеты, да и мои клиенты обычно обращаются ко мне предварительно по телефону.

Что касается моих подозрений насчет Абрамова, то мне казалось все менее и менее вероятным, что он причастен к убийству Грушина. В свете последних событий можно даже было сделать вывод о том, что смерть Грушина была ему невыгодна, потому что она фактически развязывала руки Вайсману и его браткам.

Кто бы мог подумать, что тот лощеный и вежливый франт, которого я случайно встретила у Светки, и его щупленький дядя заправляют всей этой мафиозной кухней!

Но все-таки мне представлялось сомнительным, чтобы этот криминально-родственный союз имел прямое отношение к убийству в сауне. Скорее всего, узнав об убийстве (в качестве информатора мог выступить тот же Абрамов), Вайсманы использовали этот факт и поторопились разделаться с женой Грушина, чтобы стать полными хозяевами «Юпитера».

Кто же тогда убил Грушина? Реально я могла подозревать лишь тех, кто был в сауне в тот злополучный вечер. Я вспомнила о Говорковой. Ее ложь наверняка преследовала какую-то цель, просто так люди не врут. Достаточно было опросить всех участников вечеринки в сауне, чтобы кое-кого из них поймать на лжи.

Вообще, если даже в течение некоторого времени общаться с лжецом, рано или поздно он себя обязательно выдаст. Мир для лжеца — это необозримое поле для произвола, царство безответственности. И точно с такой же легкостью, с какой он выбирает очередной лживый проект, он попадается на собственный крючок. Ему мстит сама реальность. Люди из органов знают это и успешно используют в своей нелегкой работе.

На набережной Космонавтов было безлюдно и уныло. Волга спокойно лежала под панцирем льда, как старая черепаха. Только щебетанье ранних пташек, вернувшихся на родину, нарушало серое безмолвие.

Во дворе дома Вайсмана стоял милицейский «уазик», вдоль которого деловито прохаживался милиционер в бронежилете и защитном шлеме. Не иначе как по Ромину душу пожаловали. Пристроившись невдалеке, я достала сигарету и закурила.

Минут через десять в дверях дома появился Вайсман под конвоем дюжих охранников с автоматами на изготовку. Роман был в пальто нараспашку и без головного убора. Ожидавший у машины милиционер торопливо открыл заднюю дверцу и встал рядом. Охранники без особой любезности затолкали Вайсмана внутрь, и дверь за ним с грохотом закрылась.

Я не стала дожидаться, пока они отъедут, вышла из машины и направилась в дом. Светка, открывшая мне дверь, была в коротком шелковом халате и мягких шлепанцах на босу ногу. Глаза ее были красными от слез.

— Ой, Танька, — она шмыгнула носом, — хорошо, что ты приехала. У нас здесь такое творится! Романа только что забрали в милицию. Прямо тридцать седьмой год какой-то. Да проходи ты, что у порога-то встала?

Я скинула куртку и прошла вслед за Светкой в комнату, всю обстановку которой составлял набор мягкой мебели да огромный телевизор на подставке.

— Я приехала машину вернуть…

— Что? — непонимающе уставилась на меня Светка. — Ах, да, — она вяло взяла протянутые мной ключи.

— Спасибо, — сказала я, отдавая себе отчет в том, насколько нелепо прозвучало, должно быть, для Светки это «волшебное» слово.

— Машина, машина, — бессмысленно повторяла она и вдруг, как бы спохватившись: — Надо же что-то делать, куда-то ехать, у тебя же есть знакомые в органах? — Ее голос звучал настойчиво, почти требовательно.

— Ничего делать не надо, — твердо сказала я, — твой Роман — мошенник и убийца, радуйся, что так легко отделалась, неизвестно, что еще могло случиться. Ты меня понимаешь? — Я строго посмотрела на оторопевшую подругу, которая как заведенная качала головой из стороны в сторону.

— Чушь! — встрепенулась она. — Ты не знаешь его! Он добрый и ласковый… Боже мой!

Она заревела.

— Хватит сырость разводить! — В подобных ситуациях только строгость могла благотворно подействовать на Светку. Уж я-то знала — стоило ей сейчас посочувствовать, погладить по головке — пиши пропало! Она бы еще долго лила слезы, завывая и причитая на тысячи ладов. У меня будет еще время для того, чтобы утешить ее и подбодрить, а сейчас нужно было отвлечь ее.

— Света, я хотела бы попросить тебя еще об одном одолжении.

Светка повернула ко мне заплаканное лицо.

— Каком еще одолжении?

— Да не пугайся ты, ничего особенного, — тоном опытного психиатра, убеждавшего душевнобольного пациента, сказала я, — просто мне нужно выбрать машину, и я подумала, что ты могла бы мне помочь, посоветовать, а, Свет?

— У меня глаза красные от слез.

Я поняла, что мне удался мой план.

— Это ерунда, — авторитетно заявила я, — во-первых, ты можешь надеть очки, а во-вторых, — я подняла ее голову за подбородок, — не такие уж они у тебя красные, только припухли немного, это мы сейчас мигом исправим.

— Нет, ты подумай, а, — рассуждала через час причепуренная и повеселевшая Светка, когда мы с ней выходили из дома, — что за жизнь? Нормальный вроде мужик, культурный, заботливый, с деньгами, и на? тебе — такой облом. Ну что ты на это скажешь? Мне что теперь, всю жизнь «в девках» сидеть?

Насчет девок Светка, конечно, лукавила. Каждый раз, когда я у нее объявлялась, а случалось это раз пять-шесть в год, у нее был новый хахаль. Но все же я решила дать ей один совет, хотя в глубине души была уверена, что дело это бесполезное, неблагодарное и зачастую оборачивается против тех, кто эти самые советы дает.

— Твоя беда, Светик, в том, что у тебя на лице написано: «Хочу замуж». Перестань к этому так сильно стремиться и увидишь, что все наладится само собой. Найдется твой суженый!

— Правильно, Тань, — она широко жестикулировала руками, — пошли они все…

Через два часа на новенькой, еще пахнущей резиной и краской бежевой «девятке» с тонированными стеклами я подъехала к старинному трехэтажному зданию в центре города, на последнем этаже которого размещался земельный комитет. Время подходило к обеду, когда я открыла дверь с табличкой «Землеустроители».

Ожидающие своей очереди «просители» только молча покосились на меня — видно, уже привыкли к тому, что родственники, друзья и просто знакомые в очереди на прием не стоят. В небольшой светлой комнате с двумя окнами стояли два стола, заваленные ворохом бумаг, за одним из которых сидела Говоркова.

Она что-то объясняла посетителю, немолодому мужчине в драповом пальто с коричневым цигейковым воротником. На сдвинутых вместе коленях у него лежала растрепанная нутриевая шапка-ушанка.

За другим столом рылась в папках красивая шатенка с бледным напряженным лицом и прямыми волосами до плеч. Ее красота была построена на контрасте: идеальный овал лица, высокий благородный лоб и точеный нос странным образом сочетались с тяжелым взглядом исподлобья и плотно сжатым ртом, в выражении которого было что-то холодное и брезгливое.