Рыцарь в сверкающих доспехах - Джуд Деверо

– Что это? – прошептал Николас, оглядывая ряды красиво упакованных бутылочек и пакетиков.

– Шампуни, дезодоранты, зубная паста и все такое, – рассеянно пробормотала Даглесс. Она держала вербеновый лосьон для тела в одной руке и лимонный – в другой. Который?

– Я не знаю таких слов.

Но Даглесс было не до него: нужно было принять столько важных решений!

Правда, она тут же опомнилась и взглянула на все эти соблазны глазами человека елизаветинской эпохи: если Николас из прошлого, чего, конечно, быть не может…

Отец говорил, что до недавнего времени люди делали всю косметику дома и даже мыло сами варили!

– Шампунем моют волосы, – объяснила она, открывая пузырек шампуня с запахом папайи. – Понюхайте.

Николас, потянув носом, восторженно улыбнулся и кивнул на остальные пузырьки. Даглесс принялась открывать один за другим. У Николаса было такое лицо, словно перед ним открылось восьмое чудо света.

– Поразительно! Настоящий рай! Как я хотел бы послать нечто в этом роде моей королеве!

Даглесс завинтила крышечку гиацинтового кондиционера.

– Той самой, что отрубила вам голову?

– Ей солгали, – сухо напомнил Николас. Даглесс только головой покачала. Американцам трудно понять такую преданность монархии. – Я слышал, она особенно пристрастна ко всему, что хорошо пахнет, – сообщил Николас, поднимая флакон лосьона после бритья. – Может, здесь продаются промытые перчатки?

– Промытые? То есть чистые?

– Надушенные.

– Душистая кожа, но никаких перчаток, – разочаровала его Даглесс.

– Ну и ладно, – медленно выговорил он, глянув на нее так, что она вспыхнула. – Придется обойтись душистой кожей.

Даглесс быстро просмотрела полки с принадлежностями для бритья.

– Не хотели бы вы сбрить бороду?

Николас провел рукой по бороде и задумался.

– В этом времени я не встречал бородатых мужчин.

– Нет, иногда встречаются, но в целом бороды совершенно вышли из моды.

– В таком случае я найду цирюльника и сбрею ее, – решил он наконец. – А цирюльники у вас есть?

– Все еще имеются.

– И этот цирюльник положит мне кусочек серебра в больной зуб?

Даглесс рассмеялась:

– Не совсем. Цирюльники и дантисты – это разные профессии. Почему бы вам не выбрать лосьон для бритья, пока я найду пену и бритвы?

Подняв корзинку, Даглесс увидела, что успела наполнить ее почти до краев шампунями, расческами, кондиционерами, щетками и зубной пастой, нитью для чистки зубов и маленьким дорожным набором электробигуди. Она принялась выбирать косметику, но, услышав шум, подняла голову. Стоявший по другую сторону полок Николас пытался привлечь ее внимание.

Зайдя за угол, она увидела, что он открыл тюбик с пастой, выдавил половину и забрызгал все полки.

– Я только хотел понюхать, – пробормотал он, и Даглесс остро ощутила его смущение.

Поспешно открыв пачку с салфетками, она принялась вытирать пасту. Видя такое расточительство, Николас мигом осмелел.

– Это же бумага! – ахнул он. – Да прекрати же! Нельзя тратить бумагу зря! Она слишком дорога, и, кроме того, эту бумагу ни разу не использовали!

Даглесс никак не могла взять в толк, о чем это он.

– Салфетку можно использовать только раз. Потом ее выбрасывают.

– Неужели ваш век так богат? – спросил он и провел рукой по лицу, словно пытаясь прояснить разум. – Ничего не понимаю. Бумага настолько ценна, что идет у вас взамен золота, и одновременно настолько дешева, что можно вытереть ею полку и без сожаления выбросить!

Даглесс покачала головой и тут же вспомнила, что бумага в шестнадцатом веке производилась вручную.

– Полагаю, товарами мы богаты. Более чем, – бросила она и, положив в корзинку открытую пачку салфеток, продолжала отбирать самое необходимое: крем для бритья, бритвы и дезодорант, губки, поскольку в английских отелях их не выдают, и полный набор косметики для себя.

Подойдя к кассе, она снова взяла у Николаса современные деньги, и тот, как и в прошлый раз, едва не упал в обморок, услышав сумму.

– Я могу купить лошадь на то, что стоит одна эта бутылочка, – пробормотал он, когда кассир подвела итог. Но Даглесс как ни в чем не бывало заплатила и потащила к двери два пакета с покупками. Николас не предложил помочь, поэтому она предположила, что он считал достойным мужчины носить исключительно оружие.

– Давайте оставим все это в отеле, а потом…

Она осеклась, поскольку Николас застыл у магазинной витрины. Вчера он разглядывал только машины, пешеходов и поражался ровным тротуарам. Сегодня его интересовали магазины, зеркальные витрины и неоновые вывески. Сейчас он застрял перед витриной книжного магазина, где был выставлен большой альбом с репродукциями средневекового оружия. Рядом стояли биографии Генриха Восьмого и Елизаветы Первой. Глаза Николаса сделались круглыми, как блюдца. Обернувшись, он показал на книги, хотел что-то сказать, но слова не шли с языка.

– Пойдем, – улыбнулась Даглесс и потащила его внутрь. Какие бы беды ее ни настигли, она скоро забыла обо всем при виде восторженно-радостного лица Николаса, почтительно дотрагивавшегося до переплетов.

Бросив пакеты у прилавка, она взяла Николаса за руку и обошла с ним магазин. Некоторые большие, дорогие альбомы лежали у самой двери, на столе, и он медленно провел кончиками пальцев по блестящим фотографиям.

– Они великолепны, – выдохнул он. – Я и представить себе не мог, что такое существует!

– Вот и ваша королева Елизавета! – объявила Даглесс, поднимая большой цветной том. Николас нерешительно, словно боясь коснуться, взял у нее книгу.

Наблюдая за ним, можно было почти поверить, что он никогда прежде не видел современных цветных фотографий. Разумеется, во времена Елизаветы книги были редки и дороги. Позволить себе такую роскошь могли только богатые люди. Иллюстрации вырезались в дереве или раскрашивались от руки.

Николас благоговейно открыл книгу и показал на большой портрет королевы:

– Кто это рисовал? Неужели у вас так много художников?

– Все эти книги напечатала машина.

– А что это на ней надето? Этот фасон рукава, он что, новая мода? Матушке следует узнать об этом.

Даглесс взглянула на дату. 1582 год.

– Не уверена, что вам следует заглядывать в будущее, – отрезала она, отбирая книгу.

Да что это она мелет?! 1582 год – будущее?!

– Лучше взгляните на это, – велела она, вручив ему альбом «Птицы мира».

Ее реакция, разумеется, более чем абсурдна, поскольку к нему в любой момент может вернуться память. Однако на всякий случай не стоит и пробовать изменить историю только потому, что человек из Средневековья увидел будущее. Если не считать того, что неизвестно, какая именно история изменилась, если она действительно спасла ему жизнь. Но что…

Однако на этом месте Даглесс пришлось вернуться к реальности: Николас едва не уронил книгу, потому что музыкальный центр, до сих пор молчавший, неожиданно ожил. При звуках музыки Николас принялся растерянно оглядываться.

– Я не вижу музыкантов. И что это за музыка? Регтайм?

– Что вы слышали о регтайме? – рассмеялась Даглесс, но тут же поправилась: – Я хотела сказать, что ваша память, должно быть, возвращается, если вы уже смогли вспомнить регтайм.

– Миссис Бисли мне рассказала, – пояснил он, имея в виду хозяйку пансиона. – Я играл для нее все, что она попросила, но эта музыка на регтайм не похожа.

– На чем же вы играли?

– Что-то вроде большого клавесина, но звук у него совсем другой.

– Возможно, пианино.

– Но ты не сказала мне, откуда доносится музыка.

– Это классика. Думаю, что Бетховен. А доносится она из кассеты в машине.

– Машины, – прошептал он. – Снова машины.

И тут Даглесс осенило. Что, если музыка поможет вернуть ему память?

Вдоль одной из стен стояла полка с магнитофонными кассетами. Она выбрала Бетховена, отрывки из «Травиаты» и ирландскую народную музыку. Хотела было взять альбом «Роллинг Стоунз», но решила, что требуется что-то более современное. При этой мысли она невольно засмеялась.

– Для него даже Моцарт внове, – пробормотала она, все же беря с полки «Стоунз». – Может быть.

На нижней полке стояли недорогие кассетные магнитофоны, поэтому она купила тот, к которому прилагались наушники, и вернулась к Николасу, добравшемуся к этому времени до отдела канцелярских товаров. Заметив, как осторожно он гладит пачки с бумагой, Даглесс взяла блокнот на спиральке и принялась чертить на бумаге маркерами, фломастерами, механическими карандашами и шариковыми ручками. Николас и сам что-то изобразил, но Даглесс заметила, что он не написал ни единого слова. Странно. Несмотря на то что, по его словам, мать была очень образованна, сам он вряд ли умел читать и писать. Впрочем, не стоит задавать вопросы на подобные темы.

Теперь к двум пакетам присоединился третий, набитый блокнотами, фломастерами всех возможных цветов, кассетами, плеером и шестью книгами о путешествиях: три – по Англии, одна – по Америке и две – по всему миру. Даглесс, сама не зная почему, купила набор акварелей с видами Виндзора и Ньютона и пачку бумаги для акварели для Николаса. Почему-то ей казалось, что он любит рисовать. Ко всему этому она прибавила роман Агаты Кристи.