Русский акцент - Самуил Ходоров

Глава 9. Курсы геодезистов

Расстроенный Борис мрачно вышагивал по осенней Беер-Шеве. Только осень была какая-то смешная, совсем не европейская осень. Отсутствовала жёлто-багряная краска октябрьского увядания природы в моросящих каплях заунывного дождя. Наоборот, ярко светило солнце, его светлые лучи кокетливо скользили по лицу Бориса. Но настроение у него всё равно было осеннее. Подумать только, столько времени угробил на этот утопический бизнес, и все эти чёртовы начинания в один момент разбились вдребезги. Он остановился на мгновение у афишной тумбы прикурить сигарету. Вдруг его внимание привлёк большой листок ватмана, который отличался от других объявлений своим размером и тем, что текст был написан красным фломастером на русском языке. Объявление гласило, что Беершевский технологический колледж объявляет приём из числа новых репатриантов, имеющих высшее образование в области геологии, геофизики и географии, на курсы геодезистов. Как стало известно Борису позднее, речь шла о переквалификации перечисленных выше специальностей в сферу геодезических изысканий, поскольку эти отрасли в Израиле были почти не востребованы. И тут Бориса осенило, а почему бы и ему, несмотря на то, что он считается специалистом в геодезии, не записаться на эти курсы ради одной возвышенной цели – выучить во время занятий геодезическую терминологию на иврите. Курс проводился в вечернее время, поэтому не было ни каких преград для его посещения. На следующий день он отправил в колледж свои документы. Буквально через неделю его вызвали на интервью и он предстал перед комиссией в составе пяти неизвестных ему людей. Председатель комиссии, седовласый пожилой мужчина, вытащив из папки документы Бориса, откашлялся и негромко промолвил:

– Прошу прощения, но мы должны отказать вам в приёме на этот курс.

– Бесконечная череда отказов продолжается, если не в пространстве, то, во всяком случае, в текущем времени, – счёл нужным предположить про себя Борис.

– Вы уж, пожалуйста, не обижайтесь на нас, – извинилась перед ним моложавая женщина в синих джинсах и такого же цвета блузке, – но курс этот предназначен для желающих изучить геодезию, а не для тех, кто её знает.

– Из ваших документов, Борис, видно, – снова обратился к нему седовласый, – что у вас имеется докторская степень по геодезии, поэтому, – сделав многозначительную паузу, продолжил он, – мы предлагаем вам преподавать на этих курсах.

– Мы долго искали преподавателя на этот курс, – снова вступила в разговор женщина в джинсах, – и, кажется, нашли, если вы, конечно, не возражаете.

Ошарашенный Борис, не веря своей удаче, хвост которой замаячил на горизонте, озадаченно спросил:

– Простите, господа, вы и в самом деле, думаете, что я осилю преподавать не простой курс на сложном для меня иврите?

Все без исключения члены комиссии загадочно заулыбались, а один из них, который оказался президентом колледжа, торжественно сообщил:

– Да в том-то и дело, что мы попросим вас читать лекции на русском языке, который вы, наверняка, знаете лучше нас.

Джинсовая женщина радостно подтвердила:

– Это, надеюсь, будет лучше не только для вас, а и для ваших слушателей, которым воспринимать излагаемый материал будет намного легче на знакомом им языке, чем на иврите.

– Ещё хотелось добавить, – присовокупил к сказанному президент колледжа, – что для нас большая честь предоставить аудиторную кафедру доктору наук из Москвы.

Борис, краснея до самых ушей, смущённо промямлил:

– Так что, получается, что все мои студенты бывшие граждане СССР?

– Именно так, доктор Буткевич, – подтвердил он, – так вы согласны или нет?

Бориса ещё никто и никогда не называл словом доктор, и это приятно щекотало нервы и даже льстило, да и звучало как-то более солидно, чем сухое слово доцент. Он отчётливо ощущал, что абсолютно все члены комиссии смотрели на него с неподдельным уважением, с почтением не конкретно к нему, а к некому индивидууму, получившему учёную степень в российской столице. Так что Борису ничего не оставалось как горячо поблагодарить всех за доверие и радостно выкрикнуть:

– Конечно же, я согласен и готов обучать своих соотечественников геодезической науке.

В коридоре Бориса догнал один из членов комиссии, коренастый с толстеньким животиком пожилой мужчина. Он, слегка прикоснувшись к его плечу, заметно преодолевая боязнь обратиться к нему, стеснительно пробормотал:

– Извините, Борис, но мне поручили побеседовать с вами. Меня зовут Авраам Шварц, если вас не затруднит, пройдёмте ко мне в кабинет.

Там Авраам напоил Бориса кофе и сообщил ему, что они вместе будут вести этот курс. Он будет читать лекции и вести практические занятия по инженерной геодезии, а Борис будет вести лекционные курсы по высшей и математической геодезии, включая теорию фигуры Земли, астрономию и гравиметрию, понятно, что он Авраам на иврите, а он, Борис, на русском языке. Авраам ознакомил его с программами курсов и, как бы невзначай, подсунул ему листочек бумаги с начерченной там геометрической фигурой. Заискивающе улыбаясь, Авраам попросил его решить задачку. Только потом до Бориса дойдёт, что, по сути дела, это было, что называется тестом на вшивость, т. е. самая что ни есть настоящая проверка его профессиональных знаний. Борис трижды попросил Авраама повторить условие задачи, пока он не понял, о чём всё же говорится в ней. А когда понял, внутренне похолодел, в глубинных недрах мозговых извилин всё напряглось, подобно натянутой тетиве лука. Подобной задачи он никогда в жизни не видел, проблема, лежащая в её основе, была не столько геодезической, сколько кадастровой. А земельный кадастр в Советском Союзе в то время являлся наукой теоретической, никто и никогда в практической плоскости его нигде не рассматривал. Поэтому, у Бориса задрожали руки, когда он дочитал врученный ему листок до конца. Как и всегда во всех экстремальных ситуациях, он тут же включил свой внутренний аутотренинг, с помощью которого быстро приказал взять себя в руки, успокоиться и сосредоточиться на искомой проблеме, отгоняя в сторону все остальные. Через несколько минут психологическая установка возымела своё действие, и Борис направил свой мозговой штурм на решение задачи. Справедливо полагая, что в этом случае следует неведомое каким-то образом превратить в известное, он сумел свести кадастровую задачу в задачу математическую. Остальное уже являлось делом техники. Однако, несмотря на то, что математику Борис знал почти профессионально, техника решения оказалась не такой уж и простой. В конце концов, после составления системы уравнений ему удалось отыскать то, что просил Авраам. Весь процесс занял более получаса, и всё это время Борис спинным мозгом ощущал его острые взгляды. Когда же, наконец, он протянул Аврааму несколько, исписанных мелким почерком, листочков, то уловил в его взоре неподдельное изумление. Тот нервно перевернул эти страницы, не удосуживаясь даже заглянуть в них, и, только дойдя до последней, сверил, полученный Борисом ответ, с записанным в его блокноте. Авраам несколько раз произвёл сравнение результатов и, убедившись, что они совпадают с точностью до миллиметра, ошеломлённо выдавил из себя:

– Ты смотри, всё безупречно. Как это у вас так получилось, доктор Буткевич? Что это за новый, неведомый мне, метод решения вы изобрели?

– Да ничего нового здесь нет, – смутился Борис, – просто так сложилось, что кадастровых методик я не знаю, а математический аппарат спасает практически всегда.

– Теперь я вижу, что вы настоящий доктор наук, – чуть ли не выкрикнул потрясённый Авраам, – а наговорили тут, что у всех русских, прибывших, к нам купленные дипломы.

Борис не знал, что Авраам, если называть вещи своими именами, вообще не имел никакого образования. Просто более сорока лет назад, когда еврейское государство только зародилось, он окончил двухгодичные курсы по геодезии, которые по объёму излагаемого материала соответствовали советскому профтехучилищу. Однако у Авраама был огромный стаж практической работы и он, по сути, инженер-самоучка, дослужился даже до начальника геодезического отдела в крупной строительной компании. Если с практикой у Авраама всё обстояло просто замечательно, то с теорией всё обстояло не совсем гладко. Однако, видимо, кто-то из руководства всё-таки попросил Авраама время от времени контролировать Бориса. В один из дней, когда Борис вёл лабораторное занятие по математической обработке геодезических сетей, Авраам прямо в средине занятия вдруг бесцеремонно вошёл в аудиторию и с важным видом водрузился за стол. Он, разумеется, ни слова не понимал из объяснений Бориса, но по тем формулам и чертежам, которые были изображены на доске, должен был, если и не осмысливать, то, по крайней мере, догадываться, о чём идёт речь. Судя по выражению его лица, он всё же улавливал то, что объяснял Борис. Но в какой-то момент всё его лицо покрылось краской, глаза загорелись каким-то свирепым оттенком, а правая рука судорожно вытянулась вперёд. Затем, уже не в силах удерживать себя, он вприпрыжку, как молодой козлик, на всех парах помчался к доске. Не владея собой, он схватил красный мелок и безудержно, одним рывком, перечеркнул всё, что было написано белым цветом на доске. С громовым воплем «коль зэ лё нахон», что в переводе означало «всё это неправильно», он бросил раскрошившийся мел на пол и стремглав выбежал из аудитории. Борис оцепенел, ему потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя. Ещё никто и никогда в жизни не проделывал с ним такие немыслимые трюки. Если даже с большой натяжкой предположить, что Борис писал на доске форменную галиматью, что даже теоретически не могло произойти, то даже элементарная, не только преподавательская, а просто человеческая этика никоим образом не предписывала то, что совершил сейчас его израильский коллега. Жаль, что у Бориса в лексиконе не было такого запаса слов на иврите, чтобы доступно объяснить это Аврааму. Когда он в перерыв зашёл в преподавательскую, пурпур на лице его коллеги превратился в анемичную белизну: он настырно вонзал палец в открытую страницу учебника, приглашая Бориса взглянуть на неё. Несмотря на то, что текст учебника был написан на иврите, набранные курсивом формулы подсказали ему, что они выражают. Через мгновение Борис понял, чего добивается Авраам. В учебнике был подробно описан коррелатный метод уравнивания измеренных величин, он же на лекции объяснял студентам более эффективный и более простой параметрический способ. И тот, и другой, разумеется, приводили к идентичным результатам. Но откуда было это знать недоученному Аврааму. Когда Борис предложил ему сравнить его результат вычисления со своим, и тот увидел, что они абсолютно одинаковы, он искренне извинялся, долго держал его руку в своей и невнятно бормотал: