Разорванный круг, или Двойной супружеский капкан - Николай Новиков

В действительности же все оказалось иначе. И неизвестно, как долго продолжалась бы их семейная жизнь, если бы не заботливое отношение к Максиму со стороны тестя и тещи. Видимо, они слишком хорошо знали свою дочь и пришли к выводу, что симпатичный, интеллигентный, умный парень, который почти никогда не задерживался на службе, предпочитая лишний час посидеть за пишущей машинкой, а не развлекаться в шумной компании, — идеальная партия для их Марины. То, что он зарабатывает не очень много, меньше всего беспокоило их.

Частенько после очередной истерики Марины с непременным битьем очередной вазы Григорий Анисимович уводил Максима в свой кабинет, обняв за плечи, и там по-дружески объяснял, что с женщинами такое бывает, не надо придавать этому значения и вообще обращать серьезное внимание. Главное, Марина его любит, а нервничает — так это у нее характер такой. Дурацкий, и он, отец, сегодня же поговорит с нею. А потом они выпивали по пятьдесят граммов хорошего конька из личных запасов тестя, и Максим успокаивался. Через день и Марина уже не дулась на него, и жизнь снова казалась прекрасной.

О, да! Когда они любили друг друга, это было настоящим счастьем. Но увы, подобные счастливые периоды их жизни выпадали все реже и реже, а когда они переехали в новую двухкомнатную квартиру в Крылатском, жизнь превратилась в сплошные мучения.

Психология Марины была проста и понятна, как дважды два: я тебе нужна, без меня ты, краснодарец, не сможешь даже просто жить в Москве, а уж так хорошо (благодаря родителям!) — тем более. Ты мне вроде бы тоже нужен, но не забывай, кто есть кто. Знай свое место. А тут еще она стала работать в банке, и те небольшие радости, согревающие душу в дни зарплаты, когда он покупал торт, бутылку шампанского и всякие безделушки в подарок жене, растаяли как дым. Разве можно чем-то удивить жену, если зарабатываешь ровно в шесть раз меньше ее?..

Одиночество вдвоем — страшнее обычного, человеческого одиночества. Если дом стоит на одном каменном столбе, он все-таки стоит, но если на двух, один из которых в любой момент может подломиться, — жить в нем вряд ли стоит.

Данилов обижался, замыкался в себе или, наоборот, предпринимал судорожные попытки хоть как-то наладить семейную жизнь. Но Марина будто задалась целью окончательно сломить мужа. Ах, он обижается? А она на следующий день приходит домой в первом часу ночи. Где была, с кем была? Не твое дело, ты же слишком увлечен собой, любимым, вот и продолжай увлекаться дальше. Ах, тебе не нравится это? Следующим вечером она вообще не вернется домой. Потом, ласкаясь, объяснит: осталась у подруги. Или — у родителей, забежала проведать и засиделась. Можешь позвонить им, спросить. А позвонить от подруги или родителей не могла? Уж не думаешь ли ты, что я провожу время с другим мужчиной? Как ты смеешь даже предположить такое?!

Он не думал — он чувствовал это. Не раз, не два порывался уйти, пожить на даче у приятеля, но не мог. Еще теплилась надежда, что Марина одумается, поймет, что ломает не его, а их любовь, их семью. К тому времени он уже ушел со службы и написал свой первый «коммерческий» роман.

Собираясь в Женеву, она была особенно взвинченна, раздражалась по любому пустяковому поводу, будто хотела увидеть сразу все недостатки мужа, а если их было мало — приписать то, о чем он и не подозревал.

Он понял: она хочет убедить себя в том, что поступает правильно, желает успокоить свою совесть, мол, с этим дураком только так и можно обходиться.

На следующий день после того, как она улетела в Швейцарию, Максим пошел в ее банк и, представившись клиентом, который хочет открыть валютный счет на крупную сумму, сказал, что хочет поговорить с начальником отдела валютных операций. Марина никогда не приглашала мужа на служебные банкеты, и Максима здесь никто не знал в лицо. Симпатичная девушка в просторном, пустом операционном зале банка с важностью заявила, что начальник отдела валютных операций сейчас на международном банковском симпозиуме в Женеве. По ее мнению, такое сообщение должно было убедить клиента в солидности и надежности банка. Тогда Максим попросил разрешения встретиться с директором банка, Львом Константиновичем Савиным, слишком часто в разговорах Марины звучало это имя. Девушка ответила, что и Савин улетел в Женеву, они туда вдвоем отправились. И хитренько улыбнулась, думая, что клиенту непонятна истинная причина ее улыбки, он ведь не знает, что начальник отдела валютных операций — красивая молодая женщина.

Максим вежливо поблагодарил ее, сказал, что зайдет позже, когда начальники вернутся, и ушел.

Он был писателем и мог нарисовать в своем воображении белокурую зеленоглазую женщину в одном номере женевского отеля вместе с самодовольным директором банка. Увидеть все, что между ними происходило, не составляло труда…

Это был единственный случай, когда он проклинал свой дар писателя.

И впервые за последние двадцать лет Максим плакал, уткнувшись влажным от слез лицом в мягкий велюр дивана. Тогда-то и стало окончательно ясно: жены у него больше нет, все, что было связано с Мариной, осталось в прошлом, вспоминать об этом, пытаться вернуть его не имеет смысла, так можно и свихнуться.

На следующий день в издательстве ему выдали гонорар за первый роман: четыре тысячи долларов. По дороге домой Максим купил у метро все газеты, в которых печатались объявления о сдаче квартир, и вечером уже заплатил задаток за три месяца вперед сухонькой старушке, хозяйке небольшой однокомнатной квартиры с пятиметровой кухней на Кутузовском проспекте. Вещей набралось немного: пара чемоданов с одеждой, две пачки самых необходимых и любимых книг да портативная пишущая машинка «де люкс», все это поместилось в «москвиче», быстро доставившем Максима к его новой обители.

Мебель старушка оставила свою, посуду он покупал по мере необходимости в хозяйственном на Дорогомиловской: нужна сковородка — пошел и купил. Одной кастрюли мало — купил еще одну. Чайник, чашки, вилки-ложки…

Тоску и мучительное чувство безысходности выветривала из души работа. Он писал с утра до ночи — роман о красивой, трудной, но счастливой любви. Сутки делились не на часы и минуты, а лишь на день и ночь. Числа, месяцы, времена года как будто перестали существовать для Данилова.

Марина появилась неожиданно (только в издательстве могли сообщить его телефон, который он оставил на всякий случай, ну а по номеру телефона она узнала адрес). Максим даже удивился, как скоро она вернулась из красивого города Женевы. За работой не заметил, как пролетели две недели. Удивился и другому: ничто не дрогнуло в его душе при виде белокурой дамы с зелеными глазами. Пришла чужая женщина, которую он вежливо проводил на кухню и угостил чаем.

Она все еще не верила, что он ушел навсегда. Хотела поговорить, разобраться в том, что случилось. Растерянно повторяла, что, может быть, ошиблась, но в этом есть и его вина. Потом злилась, била посуду.

Потом убежала.

Поступок можно простить. Даже измену. Если бы она совершила это случайно, в какой-то развеселой компании, поддавшись общему настроению, если бы поняла и решила для себя, что в такой компании она больше никогда не окажется без мужа, — он бы простил. Кто из нас не совершал ошибок? Но Марина хотела сломать его. Кто ты такой, чтобы указывать мне, когда возвращаться домой?

Она этого хотела?! Она это получила.

Второй роман он написал за тридцать восемь дней. Отнес в издательство, там прочли и остались довольны. Выдали аванс, а вскоре после выхода книги и остальной гонорар.

Максим улетел в Краснодар, к родителям, потом целый месяц провел в Сочи, где у него было немало старых приятелей. Вернувшись в Москву, он купил компьютер и начал писать «Рассвет над розовой вуалью», грустный роман о любви и разлуке, о вере и предательстве.

О себе.

Он тряхнул головой, стараясь избавиться от нахлынувших воспоминаний. Все это в прошлом. Зачем она позвонила? Все еще возмущается тем, что у него хватило сил уйти?

Ошибку можно простить. Расчетливое, холодное предательство — никогда.

11

Лена выскочила из-под ледяного душа, накинула старенький махровый халат и пошла на кухню. Кожа на спине и на ногах покраснела, все-таки обгорела она позавчера. Надо бы осторожнее с солнцем, теперь только и говорят, что загар вреден. И Светка о том же твердила, хотя сама на испанских пляжах стала прямо-таки бронзовой.

Хорошо, наверное, в Испании, на берегу теплого моря… Если бы ее мама жила там — все три месяца провела бы у нее. Но ее мама поправлялась после операции в пансионате под Тулой. Нужно будет съездить, навестить мамулю. Лена надеялась, что позвонят по ее объявлению, предложат работу с абитуриентами, все легче будет жить — нет, не звонят.

Ни заботливые родители выпускников-оболтусов, ни Светка. Она же вчера должна была встретиться с богатым писателем, который предназначался ей, Лене. И хотя это глупость, конечно, все же хотелось узнать, чем же закончилась эта встреча. Скорее всего явился мужичок с красным носом и стал рассказывать о том, что он знаменитый и нужно сейчас же пойти к нему домой и посмотреть его романы.