Разорванный круг, или Двойной супружеский капкан - Николай Новиков

— Мне не нужны никакие Даниловы, Юра. Я всего лишь хочу знать, где ты бываешь и с кем.

Алтухов разозлился.

— А почему, собственно, тебе нужно знать это? Кто ты такая, елки-палки?!

— Я думала, это уже не стоит объяснять.

— И не стоит делать далеко идущих выводов из того, что мы иногда спим вместе.

— Это называется «иногда»? — язвительно спросила Валя.

— Да плевать мне на то, как это называется! — рявкнул Алтухов. — Иногда, часто или время от времени! Если ты была моей любовницей, это не значит, что я обязан отчитываться перед тобой, где и с кем бываю. Все, вопрос закрыт.

— Я — твоя любовница?! — ужаснулась Валя. — Ты просто нахал, Юра! Немедленно извинись и назови меня как-то по-другому.

— А как по-другому это называется? — развел руками Алтухов. — Я не знаю.

— Зато я знаю, как это называется! — закричала Валя. — Пьянство и алкоголизм! И не смей даже прикасаться ко мне, не то я вызову милицию и тебе влепят пятнадцать суток! Или еще больше, если будешь рукам волю давать!

— Не волнуйся, не буду, — успокоил ее Алтухов. — Ни рукам, ни ногам, ни чему другому воли в твоем присутствии не будет. Как только увижу тебя, сразу железная команда: всем смирно! Не двигаться! Шаг вправо, шаг влево — стреляю без предупреждения!

— Спившийся негодяй! — Она выскочила из комнаты, сердито хлопнув дверью.

— От любви до ненависти один шаг… — с мрачной усмешкой пробормотал Алтухов.

За окном сгущались синие летние сумерки. Интересно, что сейчас делает Светлана? О чем думает? Как жаль, что нельзя позвонить ей, услышать ее голос. Но даже если подруга скажет завтра, что Светлана не желает больше встречаться с ним, он узнает ее адрес, найдет ее! Хотя бы для того, чтобы взглянуть издалека, просто увидеть эту необыкновенную женщину…

На кухне Валя яростно гремела кастрюлями, вымещая на них досаду за крайне неприличное и обидное для всякой порядочной женщины слово «любовница». Алтухов лег на диван, закрыл глаза. Прекрасная, стройная женщина в белых шортах и розовой маечке уплывала от него по тропинке, расчерченной резкими тенями деревьев…

— Не навсегда, — прошептал он. — Пожалуйста, умоляю тебя, не навсегда!..

10

Что не нравилось Марине в родительской квартире — так это чинные семейные ужины. Сидеть за огромным овальным столом и ждать, когда домработница Регина Васильевна поставит перед тобой тарелку, а отец поднимет неизменную рюмку водки со словами: «Спасибо за то, что мы прожили этот день», — такая тоска! Особенно теперь, когда мать уехала в круиз вокруг Европы, а отец, не желая ужинать в одиночестве, непрестанно напоминает, чтобы она не опаздывала в столовую.

Вот и приходится терпеть: он на одном конце стола, она на другом, словно в средневековом замке! Семейная традиция. А на самом деле — маскарад! Когда Максим ушел от нее и Марине пришлось вернуться к родителям, не так-то просто было заново привыкать к этому благочинию. В Крылатском было куда проще: перехватила на скорую руку — и занимайся своими делами. И она, и Максим совершенно равнодушно относились к еде. Есть что-то в холодильнике, ну и ладно. Нет? Ну тогда кому-то нужно в супермаркет идти.

Теперь все это в прошлом, одной и в супермаркет ходить лень. Неделю жила в Крылатском — растворимый кофе с крекерами да яблоко или апельсин — вот и завтрак, и ужин. А обедать Савин возил ее в ресторан. Да только в последние дни и кофе осточертел, потому и вернулась.

Сегодня на ужин была телятина с зеленым горошком, свежими овощами и маринованными шампиньонами. Блюдо получилось — пальчики оближешь, но когда в душе царствуют тоска и одиночество, даже такой лакомый кусок в горло не лезет. Марина с удовольствием променяла бы этот ужин на чашку кофе с крекерами… но чтобы это происходило в «прошлой» жизни, когда этот негодяй Данилов еще не сбежал, и все кругом было… не сказать, чтобы очень уж здорово, но, по крайней мере, понятно и удобно.

— Спасибо, Региночка, вы сегодня превзошли себя. Невероятно вкусно, — сказал Григорий Анисимович, отодвигая тарелку. Он промокнул губы накрахмаленной салфеткой, отложил ее в сторону и внимательно посмотрел на дочь. — Марина, ты почти ничего не ела, дочка. Посмотри, как Регина Васильевна к твоему возвращению расстаралась. И она, понимаешь, и я скучали тут без тебя.

— А может, приготовить яичницу, ты же любишь, Мариша? — спросила Регина Васильевна.

Двадцать лет она жила с ними на одной лестничной клетке. Еще когда Марина в школу ходила, родители, задерживаясь на службе или еще где-либо, просили: Регина, присмотрите за Маринкой, мы сегодня поздно вернемся. И Регина Васильевна присматривала, кормила девочку, выслушивала ее рассказы, утешала и ободряла. Прямо как вторая мать. С нею Марина была гораздо откровеннее, чем с родной. Разумеется, Григорий Анисимович не оставался в долгу перед доброй, бездетной женщиной — возможности для этого у заведующего отделом ЦК профсоюза работников пищевой промышленности были практически неограниченные. А потом Регина Васильевна овдовела, вышла на пенсию и предложение Григория Анисимовича стать домработницей, или, как он говорил, домохозяйкой, восприняла с радостью. Дело было даже не в пятистах тысячах, которые ежемесячно платил ей хозяин, — она просто привыкла к этому дому, скучала без его обитателей и была для них уже почти родственницей. Только ей Марина рассказала всю правду о том, что случилось у них с Максимом.

— Нет-нет, спасибо, тетя Регина, — отказалась Марина. — Все было очень вкусно, только у меня совершенно нет аппетита. Жара, проблемы в банке…

— Что за проблемы у вас появились? — спросил Григорий Анисимович.

— А ты как будто не знаешь! — сердито отозвалась Марина. — Тебе ведь срочно понадобились деньги, нагрузил Савина заданиями, а он требует, чтобы мы шли к нему со своими предложениями.

Ничего такого Савин от нее не требовал, может, кому-то и дал задание продумать вариант со льготным кредитом, но только не ей. Ему нужна была она сама, а не кредит под льготные проценты.

— Ты устала, девочка, — обеспокоенно вмешалась Регина Васильевна. — Жара и вправду стоит невыносимая, я и сама уже думаю: да хоть бы скорее она закончилась, не привыкли мы к ней. Поди, Мариша, ляг, отдохни, а я тебе что-нибудь вкусненькое приготовлю. Ананасовый сок со льдом хочешь?

— Нет, тетя Регина, спасибо. Единственное, что я хочу, — выяснить у своего сурового родителя кое-какие подробности его секретных деловых планов, — сказала Марина и, дождавшись, когда Регина Васильевна унесла посуду на кухню, спросила: — Папа, это верно, что ты собираешься заключить новый контракт с Хавьером Ферерой?

— Верно, — кивнул Лизуткин, внимательно глядя на дочь.

— И мне об этом ничего не сказал?

— Ну, видишь ли, дочка, мне показалось, у тебя сейчас и своих забот хватает. Ты ведь целую неделю жила в Крылатском. Кстати, то, что я поручил Савину, тебя не касается. Пока. Так и передай ему, если потребует от твоего отдела какие-то предложения.

— Ты что, совсем дурой меня считаешь? — зло спросила Марина. — Про какие такие мои заботы говоришь?

— Прежде всего, про семейные. Мне кажется, пришло время разобраться в собственной жизни, прибиться, как говорят, к твердому, понимаешь, берегу. Ты чем занималась эти дни в Крылатском?

— Думала о том, какой, оказывается, мудрый и заботливый у меня папаша! — язвительно сказала Марина.

— И что придумала? — снисходительно усмехнулся Григорий Анисимович.

— Ничего хорошего. Ты забираешь из банка всю выручку, полученную в результате валютных операций и работы с ценными бумагами, а взамен требуешь, чтобы мы сейчас, в мертвый сезон, притащили льготный кредит на два миллиарда! Ты что, папа, хочешь разорить наш банк? Только не нужно прикрываться рассуждениями о моей семейной жизни!

— Она-то больше всего меня и тревожит, — вздохнул Григорий Анисимович. — Эту пылкую речь поручил тебе сказать Савин?

— С чего ты взял? Савин не только банкир толковый, но еще и умный человек, и такого поручения дать мне просто не может. Мне самой небезразлична судьба банка, в котором я работаю, понимаешь? Не хочу, чтобы он лопнул! А ты даже не мог рассказать о своих предполагаемых контрактах, не мог посоветоваться с дочерью, которая отлично знает положение дел в банке! Что случилось, папа?

— Тебя ведь не было, а по телефону такие вопросы не обсуждают. Ну ладно, ладно, — миролюбиво улыбнулся Лизуткин. — Не будем об этом.

Банк не лопнет, я гарантирую, а что не посоветовался — сама виновата. Расскажи-ка мне лучше о романе Максима. Рад, что у него книги выходят.

— Это уже третья, — холодно сказала Марина.

— Вот как? Значит, я втройне рад за парня.

— Ты всегда был неравнодушен к Максиму, папа.

— Да уж, помню, когда ты собиралась за него замуж, я не возражал, не отговаривал тебя.