Роза песков (СИ) - Ром Полина

Все эти впечатления слились в одну огромную, раздражающе-тоскливую кучу. Смешались между собой и в дальнейшем, когда у Натальи Леонидовны кончались силы, служили предостережением и напоминанием: «Если перестать барахтаться, то можно вновь скатиться в ту жизнь…».

Утром третьего дня довольно большой караван, состоящий из охраны со стороны жениха, охраны со стороны Барджан айнура, нескольких рабов, семи кибиток, везущих семью и дочь Барджан айнура, и телег с приданым, выдвинулся на дорогу в сторону Хиргова языка.

Глава 12

Глава 12

В кибитке немилосердно трясло. Спасали только тюки с тканями. Опираясь спиной на сундук, в котором было спрятано все необходимое для побега, Наталья мужественно боролась с приступами морской болезни. Однако, после полудня поняла, что проигрывает просто безнадежно.

Такой обжигающей, сухой жары, как летом, уже не было. Воздух значительно прохладнее. Но из-за того, что нижнюю часть лица плотно прикрывала шелковая, густо расшитая сарха, дышать было тяжело и неприятно.

Высовываться из кибитки ей не разрешали.

-- Обгоришь на солнце – стыдно будет на собственной свадьбе показаться, -- категорично заявила Ай-Жама.

Спасала только Хуш – еще утром она принесла несколько горстей плотных кожистых листьев местного кустарника. Небольшие, овальные листочки были покрыты плотной пленкой, похожей на восковую, и имели отчетливый кислый вкус, не слишком приятный, но спасающий от тошноты. Эти листочки Хуш и скармливала своей сунехи до самой вечерней остановки.

Из кибитки на твердую землю Наталья шагнула, чувствуя небывалое облегчение. Огляделась вокруг, но смотреть особо было не на что. По узкой, полузаросшей низким кустарником дороге, вьющейся между невысоких холмов, сейчас был растянут их караван.

Место для ночевки было оборудовано довольно капитально: кострище выложено камнями и даже сооружен небольшой навес, впрочем, дырявый и давно не ремонтированный. Здесь же были еще вкопаны в землю два столба с перекладиной. Наталья не сразу сообразила, что это коновязь.

Воины и рабы животных выгуливали, кормили, верховых коней чистили, на нее никто не обращал внимания. Хуш хлопотала у костра вместе с другими женщинами. И, воспользовавшись тем, что ее никто не охраняет, Наталья не торопясь взобралась на ближайший холм и села на вершине, с удовольствием содрав сарху и оглядываясь вокруг.

Комкая в руках увлажненный ее дыханием кусок ткани, она смотрела в сторону горящего закатного солнца и тоскливо думала: «Даже если сбежать прямо здесь, выжить одной не получится...».

Пейзаж, который открывался ее взору к побегам не располагал. Холмистая местность, лишь изредка украшенная небольшими пучками полуоблетевших кустов, была полностью покрыта выгоревшей на солнце травой. Вокруг – ни жилья, ни людей, ни даже животных…

Второй день был ничем не лучше, кроме одного – поругавшись с Ай-Жамой, она отстояла себе право в кибитке находиться без сархи. Ну, уже легче.

Место для ночлега сегодня выглядело еще хуже, чем предыдущее – даже выгоревшей травы почти не было, зато был вездесущий песок – мелкий, сероватый, пылящий. На следующий день въехали на Язык Хирга.

Ночь в центре Хиргова Языка запомнилась Наталье навсегда. Днем караван шел через самую обычную пустыню. Такую пустыню, которую она видела раньше по телевизору – с барханами, полным отсутствием какой-либо растительности, бездонным высоким небом, где медленно парила еле заметной темной чертой какая-то птица. «Стервятник, наверное», -- подумала Наталья. Неизвестно, был ли это на самом деле стервятник, но эта мысль прекрасно характеризовала ее настроение.

Мужчины зарезали очередных баранов, и на ужин, кроме каши, снова было обгорелое жирное мясо.

Перед сном зашла служанка Ай-Жамы, велела идти в кибитку старшей жены. Ничем особым кибитка не отличалась. Ехала в ней Ай-Жама с двумя служанками, а Гуруз, хоть его и взяли на свадьбу, ночевал с солдатами отца. Ай-Жама велела Нариз снять сарх, и при свете вонючей масляной лампы внимательно осмотрела лицо, одобрительно кивнув:

-- Хорошо все! Кожа белая, мягкая, личико чистое.

Воспользовавшись моментом и желая узнать хоть что-то новое, Наталья спросила:

-- Скажи, почтенная Ай-Жама, а в городе женщины часто носят сарх?

-- Как в люди идут – всегда надевают, -- чуть удивленно ответила Ай-Жама.

Потом, очевидно вспомнив, что у падчерицы проблемы с памятью, немного смягчила тон и объяснила:

-- Кожу от солнца беречь надо, только простолюдинки ходят загорелые, а ты – дочь айнура, должна достойно выглядеть, достойно держаться!

Жалобно глянув ей в глаза, Наталья Леонидовна сказала:

-- Конечно, я волнуюсь. Я же в городе ничего не знаю. Как спросить – не знаю! Куда пойти – не знаю!

-- Глупостей не придумывай, Нариз! Как ты одна куда-то пойдешь?! Бангыз айнур к тебе женщин приставит, охрану приставит, да и старшая жена, -- тут Ай-Жама слегка усмехнулась, -- о тебе заботься будет.

Все эти сведения не слишком понравились Наталье Леонидовне, поэтому она аккуратно уточнила:

-- Значит, там меня по городу всегда сопровождать будут?

-- Обязательно будут, в городе даже вход на женскую половину всегда охраняют – туда только хозяин может заходить.

Наталью прошиб холодный пот. Похоже, все ее планы рушились. Если ее запрут в аналоге гарема, то сбежать будет совсем-совсем не просто, а может, и вообще невозможно. Она пыталась раньше выспрашивать Хуш о жизни городских женщин, но таких подробностей старая служанка не знала. Надо было что-то срочно решать.

Место стойбища в центре Хиргова Языка обложили остатками дров и хвороста по кругу. А в центре всю ночь горел костер и несколько воинов не спали, охраняя лагерь.

Лошади испуганно сбивались в кучу, то и дело нервно вскидывая головы -- со стороны пустыни неслись странные и не слишком приятные звуки – дикие завывания каких-то местных хищников, странный треск, шорохи и даже что-то похожее на шепот. Казалось, пустыня звала людей к себе, заманивая их в свои сети и не желая отпускать.

Утром поднялся ветер. Не слишком сильный, но он вздымал в воздух бесчисленные миллиарды крошечных песчинок, затрудняя дыхание и не давая видеть дальше пары десятков метров. На головы коням накинули тряпки, чтобы успокоить брыкающихся животных.

Рабы шли, держась за телеги и боясь отпустить их хоть на мгновение – потеряться в песчаном тумане было легче легкого. Хуш, недовольно покачивая головой, дремала, сидя в углу повозки. А Наталья испуганно прислушивалась к непривычно глухо звучащим голосам возчиков, понукающим животных, к перекличке воинов и резкому скрипу тележных колес. Ветер стих только к вечеру, выбраться с Хиргова Языка так и не успели, измотанные люди и животные расположились на очередной ночлег.

Покинуть пустынные земли смогли только в середине следующего дня. Наталья слышала, как отец недовольно сказал:

-- До города добраться не успеем – лишняя ночь в пути.

Глуховатый голос жениха ответил ему:

-- Почтенный Барджан айнур, у нас хорошая охрана – нам не о чем тревожится. Переночуем здесь, будем в городе еще до полудня. А там – мой дом -- ваш дом! Отдохнете, сколько пожелаете.

-- Не в отдыхе дело, не в отдыхе… Места здесь дурные…

Мужчины удалились от кибитки и остаток разговора Наталья так и не услышала.

Глядя в дороге на количество воинов отца и будущего мужа, которые сновали вокруг, Наталья теперь беспокоилась только об одном – найдет ли она возможность сбежать до города? Самый тяжелый кусок пути был пройден, получается – оставалась только эта ночь.

Она поправила сарх, скомандовала Хуш следовать за ней и полезла из телеги – нужно срочно было найти Луша-охранника. На ее счастье он, укрывшись какой-то тряпкой, примостился на ночь у заднего колеса кибитки. Она сделала вид, что споткнулась об его ногу, неловко повалилась рядом, и глядя в блеснувшие в свете двух лун глаза, тихо прошептала: