Форс-мажор. Рассказы - Олег Михалевич

– А что ты готов поставить? – спросил я и взглянул за борт. Впереди, у самого горизонта, скапливалась тонкая полоска облаков.

Каюта Гафарова находилась по соседству с моей. Морского образования он не имел, но для исполняемой им должности хозяйственного помощника капитана этого и не требовалось. В его заведовании находились продукты, которые он ежедневно выдавал судовому коку. Доступ в продуктовые кладовые, артелку по-морскому, имел самый ограниченный круг людей, в число которых в качестве личного друга входил и я. Хранить, правда, в последнее время оставалось немногое. Запас продуктов мы рассчитывали пополнить в Панаме, при проходе канала. Однако наш экипаж оказался заложником большой политики. Шипчандлер, а иначе агент по снабжению, едва взглянув на судовые документы, выпучил глаза:

– Вы идете с грузом из Кубы? С назначением на Северную Корею?! Да на обе эти страны у США объявлена экономическая блокада!

– Может, вы что-то не так поняли. Спросите еще раз, – потребовал капитан. Сам он, как и остальной экипаж, английским не владел и вынужден был целиком полагаться на меня.

– Мы политикой не занимаемся, – сказал я. – Нам бы продукты получить. Согласно заказу.

Агент с тоской посмотрел в иллюминатор. По всему, ему хотелось запретить проход по каналу как таковому, вынудив идти в обход Южной Америки, мимо мыса Горн, удлинив наш переход месяца на полтора. Но мы уже стояли в быстро заполняющемся водой шлюзе, на рейде очереди ожидали другие суда, и развернуть нас, не вызвав серьезных перебоев в отлаженном механизме перемещения из Атлантического океана в Тихий, не было никакой возможности. В силах администрации было только одно: не дать нам продуктов. И их не дали.

Так что дружба с Гафаровым оказалась как нельзя более кстати. Хотя выбор в судовой артелке был невелик. В сильно опустевших закромах стояли несколько мешков с рисом, гречкой и перловой крупой, два мешка сухофруктов, мука для выпечки белого хлеба, ящики с давно осточертевшей тушенкой, сухое вино рислинг и… несколько больших, двухкилограммовых банок черной икры.

– Ставлю сто граммов икры! – гордо предложил Гафаров.

– Сто граммов за целую палубу?!

Я изобразил предельное возмущение. Моему молодому организму требовался белок. И не только моему. У Гафарова в каюте отыскалась затасканная книжонка с названием «Атлетизм», и мы с четвертым механиком Юрой Антоненко усердно осваивали премудрости наращивания мышц. Один из существенных разделов книжонки, особенно для нашего тощего послевоенного поколения, посвящался правильному питанию. Есть нам хотелось почти непрестанно. По флотским правилам, исключая спиртное, для дополнительного питания мы могли закупать в артелке все, что заблагорассудится. Капитан, однако, распорядился икру никому не выдавать.

– Сам посуди, – объяснил я. – Если палуба расколется, на что шансов у нас пятьдесят на пятьдесят, второй раз ее могут и не заварить. Где же ты собираешься выдавать мне выигранную икру, в спасательной шлюпке, что ли? А выиграешь – результаты только через два месяца известны будут. Какой интерес?

– Ну и как же тогда спорить? – огорчился Алик. На флоте каждый сходит с ума по-своему. Гафаров был патологическим спорщиком, готовым заключать пари по любому поводу, будь то, какой борт выберет капитан для швартовки, сколько добавок компота попросит в обед старший механик или какое из двух платьев наденет сегодня буфетчица Катя для обслуживания кают-компании. Ситуацию надо было использовать сразу, поморскому. Последовательно и решительно.

– А давай так. Все листы приварены аккуратно, сплошным швом. Если завтра после моей вахты увидим, что шов в каком-нибудь месте треснул, выставляешь сто граммов икры. Если нет, выставляюсь я. По рукам?

Алик захватил мою пятерню.

– Еодится! По ру… Стоп! Про меня понятно. А где возьмешь икру ты?

– У тебя, где еще? Все равно есть вместе будем. Запишешь на мой счет.

– Не, не, так я не могу. Капитан не велел.

– Да он и не заметит. Банки-то запечатаны клейкой лентой, я видел. Откроешь, возьмешь порцию и заклеишь обратно. Икру от воздуха разопрет, еще больше выглядеть будет. По рукам?

И наши ладони сомкнулись.

Вечером солнце село в тучу. Зыбь усилилась. Кривая на барографе медленно, но устойчиво тянулась вниз. Утром дед нервно вышагивал по палубе. Пароход неспешно переваливался по длинным океанским волнам. После моей дневной вахты ветер зашел в корму, и на носовую палубу долетали лишь редкие брызги. Мы с Еафаровым стояли у заваренной трещины. Скрип за шумом ветра был слышен хуже, но листы держали крепко, и лишь в одном уголочке, показалось мне, маленький кусочек шва начал крошиться.

– Ладно, – сказал я Алику. – Твоя взяла. Пошли за икрой. За мой счет, конечно.

Последний аргумент прозвучал достаточно убедительно. Дальневосточные моряки тратить деньги на продукты не привыкли. Рейсы им выдавались дальние, жизнь текла размеренно, казенного четырехразового питания хватало. Молодое и суетное пополнение с Балтики внесло в привычный уклад сумятицу. Я и Юра Антоненко, которого тоже соблазнили Бразилией, стали единственными регулярными посетителями артелки. Доппайком мы стали пользоваться, как только пароход вошел в тропики.

По морскому уставу, в тропических водах морякам торгового флота полагалось ежедневно выдавать по двести граммов сухого вина. Артелка была плотно забита ящиками с рислингом в бутылках емкостью по семьсот граммов. Вопрос дележа Алик решил просто. Раз в неделю, по субботам, каждому выдавалось по две бутылки. Жизнь на несколько часов становилась веселей, а Гафаров сговорчивей.

Мы спустились в артелку, Алик запер за нами массивную, как в банковском хранилище, дверь, распечатал банку, отмерил в граненый стакан порцию икры, сделал в замусоленной амбарной книге напротив моей фамилии очередную запись и вновь заклеил банку.

– А точно, незаметно, – признал он.

– Ну, я же говорил! Да из этой банки еще пару раз можно брать, без вопроса.

– Да нет, тогда капитан просечет… – Алик с сомнением покачал головой.

– Не просечет! – у меня уже разыгралась фантазия. – Ты в последний момент банку разогрей слегка, икра от нагрева расширится. Закон физики! Капитан в жизни не догадается!

Мы поднялись в мою каюту, к нам присоединился Юра, и мы выставили на стол шесть бутылок вина. Икра нежными солеными комочками проваливалась в неисповедимые глубины наших желудков, откуда ценный белок должен был без промедления устремиться на восстановление наших измученных атлетическими упражнениями мышц.

– Хорошо сидим, – мечтательно протянул Юра, слизывая с ложечки последние икринки. – Но я бы еще от порции не отказался.

Гафаров даже поперхнулся.

– Да вы что, корефаны! Не, сегодня и разговора на эту тему не может быть. Вот в следующую субботу…

– А если пароход треснет?

– Это уже шантаж.

– Да ладно, – сказал я. – На самом деле, Алик, мы тебя понимаем. Это так, шутка. К тому же неудачная. Говорить в море о катастрофах – плохая примета. Лучше сменим тему. Вот, к примеру, как ты думаешь, может человек управлять, скажем… тараканами?

– Нет, конечно.

– Точно не может?

– Да о чем тут говорить?

– Хорошо, а если я, допустим, постучу сейчас по столу, и на его середину выползет таракан?

– Не выползет.

– А на спор? На сто граммов икры?

– Не пойдет так, – решительно отмел предложение Гафаров. – Опять вы меня разводите. Я соглашусь, ты проиграешь, а мне за икрой идти?

– Хорошо. Если я проигрываю, ты списываешь на меня сто граммов, но икра остается тебе. А выигрываю – тащишь. По рукам?

Алик торжествующе улыбнулся.

– Согласен!

Мы пожали руки, я поднес руку к столу и осторожно постучал по столешнице ногтем. Несколько секунд ничего не происходило. Затем из щели между столом и переборкой высунулись тоненькие усики, за ними вытянулось длинное, сантиметра три длиной темно-коричневое туловище, и на середину стола выбежал таракан. Точно к оставленной мною для него икринке. У Алика отвалилась челюсть.

– Ешь, Васька, ешь, – сказал я.

Шторм начался на вечерней вахте. Волны уже не катили ровным, убаюкивающим потоком, а остервенело, с воем и грохотом бились о корпус, обрушивались на палубу, взметались гейзерами до окон рулевой рубки, висели в воздухе соленой водяной пылью. Шторм бил с прицелом. Восемь водяных валов подряд, толкая друг друга, словно испытывали пароход на прочность. Но лишь для того, чтобы дать место рвущемуся за ними девятому валу. Он подлетал неожиданно и незаметно, исподтишка, сначала растекаясь ровной, почти плоской, успокаивающей качку полосой, и вдруг резко вздымал пароход вверх, выталкивая его из воды к близкому небу; гребной винт оголялся, и тогда весь корпус «Александра Невского» сотрясался от судорожной дрожи.