Миры Роджера Желязны. Том 4 - Роджер Желязны

Тут нет крупных городов, и даже столица планеты Мегапеи под названием Мегапея, расположенная на континенте Мегапея — совсем небольшой городок. (Мегапея — это тот континент, что похож на обгрызенный лист.) Столица Мегапеи лежит на берегу моря примерно посередине выеденного куска. Причем, как правило, между двумя соседними домами расстояние в городе не меньше мили.

Я сделал пару витков, любуясь планетой и мастерством тех, кто ее благоустраивал. По-прежнему я не мог найти ни одной режущей глаз детали. Я учился и всегда буду учиться у пейанцев всему, что касается искусства.

Внезапно нахлынули воспоминания о тех далеких счастливых днях, когда я еще не был богат и знаменит, и поэтому никто не испытывал ко мне ненависти.

Население всей планеты численностью не превышало и миллиона. Вероятно, я мог бы затеряться там, внизу, как уже было однажды, и провести на Мегапее остаток своих дней. Я знал, что не стану этого делать — по крайней мере сейчас. Но как иногда приятно помечтать!

На исходе второго витка я вошел в атмосферу, и вскоре вокруг меня запел рассекаемый кораблем воздух, а небо из цвета индиго превратилось сначала в фиолетовое, затем — в темно-лазурное. Здесь, на границе реальности и небытия, парили легкие облака.

Я посадил «Модель Т» прямо во дворе дома Марлинга и, заперев люк, с небольшим чемоданчиком зашагал в направлении башни. Путь предстоял неблизкий — до башни было больше мили.

Я шел по знакомой дороге, что петляла в тени раскидистых деревьев, и тихонько насвистывал что-то себе под нос. То и дело мой свист подхватывала какая-нибудь птаха. Я чувствовал дыхание моря, хотя самого моря отсюда еще не было видно. Все было таким же, как и много лет назад, когда я поставил перед собой, казалось, неразрешимую задачу и вступил в схватку с богами, надеясь обрести забвение, а нашел нечто совсем иное…

Воспоминания, словно слайды в демонстрационном аппарате, одно за другим вспыхивали в моем мозгу, когда я невольно бросал взгляд то на поросший мхом валун, то на гигантское партоновое дерево. Вот на глаза мне попался криблл — животное размером с пони, похожее на бледно-лиловую собаку с длинными ресницами и короной из розовых перьев; бедолага при моем приближении испуганно умчался… Потом я заметил парус желтоватого цвета, а вслед за ним показалось и море.

Чуть позже я увидел саму башню — массивную, суровую, белую, словно зуб, и страшно древнюю — гораздо старше меня самого… Она словно дышала спокойствием, вознося высоко свои стены над залитыми ярким солнечным светом спокойными водами небольшой бухты.

Преодолев бегом последние сто ярдов, я постучал в решетку ворот под аркой, что вела в небольшой внутренний дворик.

Минуты через две показался незнакомый мне молодой пейанец, который остановился у ворот, разглядывая меня. Я обратился к нему по-пейански:

— Меня зовут Фрэнсис Сандоу. Я пришел, чтобы повидать Дра Марлинга.

Услышав это, юноша отворил ворота и впустил меня внутрь, но по пейанскому обычаю не проронил ни слова, пока я не вошел в дом.

— Добро пожаловать, Дра Сандоу, — произнес он наконец. — Дра Марлинг примет вас, как только колокол известит о начале прилива. Позвольте показать вашу комнату. Я сейчас принесу вам туда еду и освежающие напитки.

Поблагодарив его, я последовал за юношей по винтовой лестнице.

В комнате, что была предоставлена в мое распоряжение, я немного подкрепился. До прилива оставалось еще не меньше часа, поэтому я закурил сигарету и стал смотреть на океан сквозь широкое низкое окно, рядом с которым стояла кровать. Я облокотился на подоконник, сделанный из неизвестного мне материала, который обладал большей прочностью, чем даже металлизированный пластик.

Довольно странный образ жизни, скажете вы. И это, черт возьми, та самая раса, для которой практически нет ничего невозможного? А это тот самый Марлинг, что создал столько миров?

Невероятно, но это так. Марлинг мог бы стать богаче меня и Бейнера вместе взятых и помноженных на десять, если бы только захотел. Однако он предпочел башню на крутом берегу моря, решив жить здесь до самой смерти, которая была уже не за горами. Я не собираюсь выводить из этого какую-то мораль, рассуждая, например, о стремлении избежать контактов с представителями сверхцивилизаций, наводнивших Галактику, об отвращении к обществу любых других существ, не исключая и своих соплеменников — всякое объяснение будет слишком примитивно и неполно. Марлинг жил здесь, потому что ему хотелось здесь жить — и больше мне нечего сказать. При всем при том, мы с ним были родственными душами, различны были лишь размеры наших убежищ. Марлинг сразу же понял это, хотя я до сих пор не могу понять, как он определил, что огонек Силы тлеет где-то в душе несчастного чужака, постучавшего в ворота его башни много веков тому назад.

Устав от скитаний, испугавшись необъятности Времени, я отправился за советом к древнейшей расе во всей Галактике. Страх, завладевший мной в ту пору, не поддается описанию. Вряд ли вам ведомо это чувство — видеть, как все вокруг умирает. Вот что привело меня на Мегапею.

Однако не пора ли мне рассказать вам немного о себе? А почему бы и нет? Пока я дожидаюсь прилива, вполне можно восполнить этот пробел.

Я родился на планете Земля в середине двадцатого века. В этот период истории человеческой расы люди отбросили многие табу и традиции, некоторое время веселились вовсю, а потом вдруг обнаружили, что особых причин для радости нет — человек был так же смертен, как и прежде, и перед ним все еще стояли старые проблемы жизни и смерти, осложненные ещё и тем, что Мальтус все же оказался прав. Я бросил колледж в конце второго курса и записался в армию. Вместе со мной воевать отправился и мой младший брат, только что закончивший школу. Так я впервые оказался на берегу Токийского залива. Потом я вернулся в колледж, чтобы получить диплом инженера, но вскоре решил, что выбор сделан мной неверно, и перешел на медицинский факультет. Потом увлекся биологией, получил степень доктора, специализируясь в области экологии. Мне было двадцать шесть лет, шел 1991 год. Отец мой умер, мать снова вышла замуж. Я влюбился, сделал предложение, получил отказ, после чего отправился в одну из самых первых межзвездных экспедиций. Мне помогло то, что я имел несколько специальностей. Путешествие длилось около ста лет, но экипаж все время находился в анабиозе. Наконец мы достигли одной из планет Бартона и начали создавать колонию. Но не прошло и года, как меня поразила местная болезнь, против которой наши лекарства были бессильны. Тут меня вновь погрузили в анабиоз до тех пор, пока не найдется целительное средство. Разморозили меня через двадцать два года. К тому времени на планету прибыли еще восемь транспортов с колонистами, и вокруг возник совершенно новый мир. В тот же год прибыли четыре больших корабля, но из них на планете остались лишь два. Остальным предстоял полет к еще более отдаленной звезде, где предполагалось основать колонию. Я полетел на одном из этих кораблей, заменив колониста, который решил, что ему хватит за глаза и одного путешествия. Другой такой возможности могло и не представиться, а поскольку я не мог вспомнить даже лица, не то что имени, той девушки, что побудила меня ввязаться в эту авантюру, то желание мое было продиктовано, как мне кажется, лишь любопытством и еще тем, что эта планета была уже укрощена, а я не принимал в этом никакого участия.