Удивительный мир Кэлпурнии Тейт - Жаклин Келли

Вода уже заливала второй этаж, и нам пришлось выбраться на крышу. Пора было искать другое укрытие. Казалось, ураган сейчас снесет наш дом. Ужас, как страшно, жизнь висела на волоске. В это мгновенье дом под нами покачнулся, словно живой, грохот разваливающихся бревен леденил кровь, крыльцо и передняя часть дома исчезли под водой. Гас решил, что пора покинуть дом и попытаться найти приют в монастыре урсулинок в нескольких кварталах от нас. Это трехэтажное кирпичное строение. Мы умоляли мистера Александера присоединиться к нам, но он не решился и вместо того привязал испуганную до смерти жену и трех детишек к огромной бабушкиной кровати с пологом. Тут дом стал с громким треском разваливаться прямо у нас под ногами. Мы вместе с доктором Прицкером оказались в воде на плоту, связанном на живую нитку, – прямо в пасти бушующей стихии.

Несколько скрепленных между собой ставен – не знаю, кто сделал этот плот, он проплывал мимо, но на нем уже не было ни одной живой души. Мы ухитрились перебраться туда. Я оглянулась – останки нашего разваливающегося дома уже скрывались под водой. Мы так и не знаем, что сталось с мистером Александером и его семейством.

Вода оказалась невероятно холодной, и вокруг была сплошная темнота, но мы из последних сил цеплялись за плот. Ветер рвал одежду, дождь колотил по спинам словно дробью. Гас прокричал, что видит вдали свет, и они с доктором Прицкером принялись толкать плот в ту сторону. Чуть погодя доктора смыло с плота, и он уцепился за дерево, которое кишело укрывшимися там ядовитыми змеями. Там он и повредил руку, которая все еще не зажила.

Тут полная луна вышла из-за облаков и осветила картину полного разрушения. Гас толкал плот ближе к свету – это оказалась лампа в окне монастыря, на третьем этаже. Еще несколько минут, и свет снова почти пропал. Мы сообразили, что попали в водоворот, и нас вместе с остальными обломками утаскивает в сторону от монастыря. Когда мы снова оказались вблизи света, Гас из последних сил вытолкнул наш плот из водоворота. При этом его самого смыло с плота. О, Маргарет, мне до конца жизни не забыть этот ужасный момент. Я в тревоге окликала его и только через несколько секунд услышала ответный крик. Он был жив! Но голос становился все тише и тише, и в моем сердце замирала надежда.

Мы добрались до монастыря, монахини и другие пострадавшие втащили нас в здание через окно. Добрые сестры дали нам сухую одежду, хотя, признаюсь тебе, к этому моменту мне уже было все равно, жива я или мертва. Я молилась за Гаса всю эту ужасную ночь.

На следующее утро – это было воскресенье – вода начала спадать. Монастырь стоял один-одинешенек, а вокруг плавали бревна и обломки домов. Жуткое молчание повисло над тем, что когда-то было городом. Не слышно было ни рыданий, ни жалоб, ни стонов, подобающих после такого ужасающего несчастья. Те, кто выжил, словно онемели и даже скорбеть, как полагается, не могли. Мы пробирались через горы мусора, пытаясь дойти до медицинского колледжа. Там мы счастливо обрели Гаса – провидение позволило ему добраться до безопасного места.

Теперь, Маргарет, когда я описала тебе все наши злоключения, я больше никогда не буду об этом говорить, я так решила. Дорогая моя сестра, остаюсь навеки

твоей любящей Софронией Финч.

Я положила письмо обратно в корзинку. Меня чуть не вывернуло наизнанку. Не удивительно, что Агги не может про это говорить. Какая же я бестактная! Надо быть с ней помягче. А про Галвестон я даже думать не хочу. Но естественно, чем больше себя убеждаешь о чем-то не думать, тем больше об этом думаешь. Ничего с этим не поделаешь.

На следующий день я пару раз подслушала, как родители что-то серьезно обсуждают. Потом приехал доктор Уокер, высокий мрачноватый человек, к которому в нашем доме относились с величайшим уважением. Он всегда одевался во все черное, словно на похороны. Обычно мы, дети, разбегались от него как муравьи, если ткнуть палкой в муравейник. Вечно он норовил то засунуть холодные металлические штучки тебе в ухо или в горло, то приложить к груди ледяной стетоскоп. (Согласно семейному преданию, в трехлетнем возрасте я болела крупом и попросила у него стетоскоп, чтобы послушать сердце у плюшевого мишки. Но он так и не дал. Сама я этого не помню, так что ни подтвердить, ни опровергнуть не могу.)

Доктор, Агги и мама заполнили всю комнату, выставили меня, законную хозяйку, и захлопнули дверь прямо перед носом. Я приникла к замочной скважине – что еще мне оставалось. Изнутри доносились приглушенные голоса.

– Открой пошире и скажи «а-а-а».

– А-а-а-а-а.

– Теперь глубокий вдох ртом.

Поскольку не я была жертвой осмотра, процедура доставила мне куда больше удовольствия, чем обычно. Услышав, что доктор захлопнул чемоданчик, я поняла: пора как можно быстрее покинуть место событий.

Мама и доктор Уокер спустились в гостиную. Мама заламывала руки и была так расстроена, что не заметила, как я притаилась в коридоре.

– Успокойтесь, пожалуйста, миссис Тейт, – попросил доктор. – Физически с ней все в порядке. Ну, может быть, небольшая анемия. С этим легко справиться. Надо вставить несколько железных гвоздей в два-три яблока, подержать их там несколько дней, и пусть она потом ест эти яблоки на завтрак. Продолжайте курс шесть недель, и анемия пройдет. Главное – тяжелая неврастения, ее еще называют нервным истощением. Она пережила ужасный шок, и выздоровление может растянуться не на недели, а на месяцы. Нужно приятно проводить время, нужны успокаивающие занятия, шитье, тихая музыка, спокойные книги. Я бы посоветовал не давать ей романов, романы возбуждают воображение и будоражат ум, а нам сейчас полезно как раз обратное.

Неужели? Вот почему мама всегда пытается отнять у меня Диккенса и Луизу Мэй Олкотт и сунуть мне вместо них шитье и вязание.

– Именно, именно, – продолжал он. – По моему мнению, уравновешенные, спокойные, познавательные биографии будут в этом случае весьма полезны, и чем длиннее, тем лучше. Подобное чтение – именно то, что доктор прописал, сами убедитесь.

Тут он почему-то странно кашлянул, словно поперхнулся. Я не сразу догадалась, что это он так смеется – сухой смешок человека с ужасным чувством юмора.

– Я выпишу рецепт – стимулирующий тоник из листьев коки по утрам, – продолжал он. – А на ночь успокоительное – настойка опия. Главное следите, чтобы она их не перепутала. А теперь, прощайте.

Мама, непрестанно его благодаря, проводила доктора Уокера до коляски.

Я побежала наверх – в мою, вернее, в нашу комнату. Агги уже оделась и лежала на моей – своей – кровати, снова уставившись в потолок.

– Я скоро умру? – спросила она безучастно.

– Агги! – я была в ужасе. – Конечно, нет.

– А что доктор сказал?

– Что у тебя анемия и что тебе надо давать яблоки с железом. Еще он сказал, что ты пережила шок, и прописал читать скучные биографии.

Она приподнялась на локте и недоуменно уставилась на меня.

– Да? То-то он мне показался шарлатаном.

– Ну, нет, он лучший доктор в городе.

– Это еще ни о чем не говорит. Спорим, он единственный доктор в городе.

– Ну, да. Еще он тебе прописал всякие лекарства, чтобы ты лучше себя чувствовала.

– Хорошо, – она снова откинулась на подушку.

Я вызвалась готовить яблоки с железом. Мама была очень довольна – я «выказала интерес». Я решила ее не разочаровывать – мне просто показалось, что это что-то вроде научного эксперимента. Каждую неделю я загоняла по несколько больших гвоздей в семь яблок, и каждое утро я вынимала гвозди и разрезала одно яблоко на четвертинки. Белая мякоть становилась буровато-ржавой. В интересах науки я сжевала кусочек. Все равно что лизать железную трубу.

Агги медленно поправлялась, но в одно прекрасное утро все чуть не пошло насмарку.

– Мне ужасный сон приснился, – заявила она. – Мне приснилось, что в комнате живет ядовитая змея.

– Она не ядовитая, – вырвалось у меня, я даже подумать не успела. Хлопнула себя по губам, но было поздно.

– О чем это ты? – в ней проснулось любопытство.

– Да ни о чем.

Настойки доктора Уокера оказались весьма полезны, но еще полезнее оказалось другое – Агги получила письмо из Галвестона, и настроение ее сразу улучшилось. Она ничего никому не рассказала, и мы решили, что письмо от родителей. Только очень нескоро мы узнали, как ошибались.

На следующий день после этого письма я вернулась домой из школы и обнаружила, что Агги бодра, весела и вполне одета, а волосы уложены в замысловатую прическу.

– Привет, Агги, – я просто сочилась вежливостью. – Тебе, похоже, получше?

– Это что за штука?

– О чем ты?

– Вот эта штука, на комоде? – он ткнула пальцем в Сэра Исаака Ньютона.

– А, это. Эта, как ты выражаешься, штука называется «чернопятнистый тритон». Амфибия, как ты, возможно, и сама понимаешь, из семейства саламандровых, вид Diemyctylus.