Предать нельзя Любить (СИ) - Лина Коваль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да ладно? — Арина изумлённо задирает подбородок, подозрительно озирается вокруг нас.
А затем хитровато так лыбится и громко хмыкает.
Запрокидываю голову назад, звонко смеюсь в потолок, не думая о том, что это может увидеть кто-нибудь из доверителей или конкурентов.
Она ведь в курсе. Все два часа перелёта всё понимала и позволяла этому мудаку всё больше и больше утопать в блестящем глянцевом болоте по имени Арина Плевако. И как только бедолага был обездвижен, собралась стрясти с него пожертвование для приюта.
Обхватываю ладонью бархатную щеку и провожу большим пальцем по линии нижнего века. Хочу её покусать. Как минимум.
— Вертишь мужиками, как хочешь, Плевако? — спрашиваю, приближаясь.
— Не понимаю, о чем вы-ы, — трепещет, но храбрится, словно задиристый котенок.
Разглядываю серо-зеленую радужку глаз с мелкими рябоватыми вкраплениями. В нос проникает запах сочного лета.
— Пожалуй, я тоже протяну руку помощи братьям нашим меньшим, — торжественно выговариваю ей в губы. — Какая сумма нужна?!
Малыш закатывает глаза.
— С чего такая щедрость, Арсений Рудольфович?
Стискиваю пальцами свободной руки джинсовую ткань на упругих ягодицах и вжимаю стройные бедра в свой пах еще отчетливее и яростнее. Будто бы хочу напомнить о несвоевременности с её стороны подобного формализма.
— У меня свой интерес, — говорю всё еще ощущая, как её прерывистое дыхание оседает на моих губах.
Она, как единственный в мире источник света притягивает одинокую душу. Я устал бороться.
Возможно, отец скажет, что это не лучшая партия, но… прошли те времена, когда я хотел ему понравиться.
— Потребуете вознаграждение? — сужает глаза и… обижается. Дует губы, фыркая.
— Моя щедрость не требует вознаграждения, Арина, — серьезно выговариваю.
Ты и так будешь моей, — думаю про себя.
Сердце заходится от волнения, когда её тонкие запястья окружают мою шею. Сдалась, моя девочка.
— Хорошо, — соглашается. — Тогда… очень рассчитываю, что это ваш объемный бумажник упирается мне в живот.
Давлю смешок и всё-таки улавливаю пухлые розовые губы, вышибая в собственном мозгу абсолютно все пробки. До одной…
Глава 17. Арина
Он поцеловал меня. Совершенно по-взрослому.
На людях.
В набитом пассажирами зале прилёта, не обращая внимания на косые взгляды и улыбки. Прижимался так откровенно, что сомнений быть просто не может — Арсений Рудольфович Долинский хочет именно меня.
Это ясно как день.
И совершенно точно ни с кем меня не путает, как я предполагала в ту ночь.
А я такая дурочка…
Зачем-то пошутила про его кошелёк. Как будто это имеет какое-то значение, и я меркантильная?!
Влюбленная дурочка.
Быстро получаем багаж.
С улыбкой рассматриваю свой старенький желтый чемодан весь усыпанный разноцветными наклейками с любимыми Симпсонами и черный, безумно скучный, чопорный чемодан Арсения, словно выпрыгнувший с какого-то очередного симпозиума или конференции.
Как только Долинский выпустил меня из объятий, а я смогла как следует заполнить легкие и подышать, он тут же невозмутимо поправил пиджак, схватил меня за руку и потащил к транспортеру.
Так, будто это не он только что усердно облизывал мои губы.
В полнейшем молчании мы выбираемся из здания аэропорта и размещаемся в желтом такси. Московский адрес, который Арсений называет водителю, совершенно ни о чем мне не говорит.
— Мы в гостиницу? — спрашиваю у Арсения тихо, когда таксист выруливает с парковки.
— Нет, — босс мажет взглядом по моим губам, которые и без того горят и ноют. — Поживём у меня, так будет удобнее.
Шокировано отворачиваюсь к окну и глупо пялюсь на проезжающие мимо машины.
К нему?! Это как вообще?
Он… может, не так меня понял? Видит насквозь? Чувствует мою наивную детскую влюбленность?
И решил, что я готова с ним спать?!
Сердце затапливает стыд и мерзкое, грязное ощущение. Ладони потеют от волнения и ужаса.
— Ты слишком громко думаешь, Арина, — проговаривает успокаивающе Долинский и чуть сжимает моё колено. — На это… — многозначительно поднимает бровь и иронично усмехается, — я тоже рассчитываю, но только по обоюдному согласию. Выбор нашего с тобой пристанища обусловлен удобством расположения моей квартиры и только этим.
Уф.
Мгновенно успокаиваюсь и коротко киваю.
Снова отворачиваюсь к окну, до самой остановки автомобиля больше не смею смотреть в светло-синие глаза. Моё колено Арсений так и не выпускает. Его рука нежная, но при этом сильная. Настойчивая.
Не останавливаясь, гладит большим пальцем крохотный участок моей кожи, отчего по телу растекается приятная горячая лава.
«По обоюдному согласию»…
Хочу ли я его?
Этого взрослого, состоятельного и серьезного мужчину в деловом костюме?!
Если я правильно понимаю реакции своего тела, то, наверное… да.
Боже.
Но ведь есть Тёма?! Мой Тёма.
Да, мы не общаемся чуть более двух недель. Это, скорее всего, объясняется тем, что мне сложно смотреть своему парню в глаза после фактически первого оргазма в жизни.
Сумасшедший первый оргазм, который случился без его участия.
Тёма — моя семья. Единственная и главная. Так было и будет всегда. Другой у меня просто нет и, думаю, уже не будет.
Мне очень горько оттого, что получается… я его предала.
Предательство словно коршуном вокруг меня кружит. Должна была шпионить за Арсением, но изменила с ним своему практически единственному близкому.
Я вроде бы неплохая девушка. Абсолютно точно стараюсь быть неплохой… Но почему-то в последнее время совершаю ужасные поступки.
Из-за тяжелых мыслей я даже Москве как следует радоваться не могу.
— Пойдем? — тянет за руку Арсений. — Приехали.
Дверь передо мной распахивается, и я вижу прекрасный летний зеленый двор. Его обступают девятиэтажки красного цвета. Вокруг весьма ухоженно и чисто.
— Боже, Арсений Рудольфович, как здесь волшебно! Я именно так представляла себе настоящую Москву.
Долинский ждёт, пока водитель выгрузит наши чемоданы и тоже окидывает взглядом территорию двора, но без интереса.
— Это и есть настоящая Москва, — замечает он с видом экскурсовода. — Наш район должен был быть частью Университетского города, который строили пленные немцы, а закладывали этот архитектурный комплекс лучшие инженеры. По задумке здесь должны были жить юристы, дипломаты и профессура.
— Здорово, — произношу с восторгом. — А как ты… вы здесь оказались?
— Ты. Арина, — открыто улыбается Арсений. — Мне кажется, мы достаточно близко знакомы, чтобы перестать выкать и употреблять отчество.
Коротко киваю, краснея. То, с какой легкостью он все время вспоминает моменты нашей с ним близости, немного приводит в смятение.
— Квартира досталась мне от отца.
— Но он ведь жив? — удивляюсь и тут же спешу оправдаться. — Я читала его интервью и работы.
Это почти правда.
Информация о профессоре юридических наук Рудольфе Константиновиче Долинском была полностью отражена в красной
